Sleep

— Шик-а… Воншик-и~? Воншик шевелится, тихо и недовольно ворча из-за того, что его вытащили из такого по-настоящему драгоценного сна — который вообще час? Три, блин, часа ночи. Взгляд его падает влево на святящийся циферблат часов — хотя он не может ничего точно разглядеть из-за расплывающихся перед глазами цифр. Вздох. Что это? — Воншик-а~! Ты спишь? Ох. Это Джехван. Этот узнаваемый голос, высокий и излучающий очарование, — если бы это был кто-то другой, да кто угодно, в мгновение ока он, вероятно, сошёл бы с ума и, скорее всего, уже обхватил бы чужую шею руками. Но не сейчас, ведь Джехван — исключение. Он всегда был таким для Воншика. Он понимает, что улыбается. Спасибо богу за темноту и за подушку, скрывающие его лицо, благодаря чему не видно это глупое выражение — уголки его небольших губ приподняты какой-то невидимой таинственной силой, которая, кажется, не собирается исчезать, с ней невозможно бороться. Она же переворачивает его на спину, и парень осознаёт, что сидит, несмотря на ужасную усталость, проникающую в каждый сантиметр его измотанного тела — рука вытягивается вправо, а пальцы щёлкают выключателем на прикроватной лампе. Знакомый и успокаивающий щелчок, и за доли секунды тёмная комната освещается тусклым желтоватым светом. Зрелище, которое он видит перед собой, уничтожает все мысли о сне — Джехван, самый милый из всех его хёнов, в своей свободной белой футболке, соскользнувшей с одного из бледных плеч, и коротких (слишком коротких) чёрный шортах — несмотря на холод, — обнимает подушку. Милые пальчики вцепились в её края, слегка сдавив, подбородок опущен на ткань. Его спутанные каштановые волосы торчат во все стороны, а некоторые спадают на полузакрытые глаза. Он зевает, не пытаясь прикрыть рот, и тот тихий звук, который появляется при этом действии, слишком уж мил. Воншик удивляется, когда слышит смешок и свой собственный голос: «Так мило». Воншик, придурок, как это вообще произошло? Контролируй свою дурацкую любовь. Слава богу, что, кажется, Джехван ничего не услышал. Нужно звучать более раздражённо. — Что на этот раз, хён? — стонет младший, довольный тем, с каким раздражением это прозвучало. Неплохо. Однако, длится это не долго. Джехван дуется, мягкая нижняя губа слегка высовывается вперёд, большие глаза смотрят на него по-щенячьи, и Воншику хочется дать себе пощёчину, потому что слишком быстро тает. Требуется не мало усилий, чтобы сдержать смешок. — Хён просто хотел узнать, спишь ли ты, — скулит Джехван и слегка подпрыгивает, словно маленький ребёнок. (Иногда, в большинстве случаев, Воншик действительно задаётся вопросом, как двадцатичетырёхлетний мужчина может так себя вести? Но, опять же, Джехван настаивает, что ему всего три годика, и парень не может с этим поспорить.) — И зачем это? Воншик искренне сожалеет о том, что задал этот вопрос, когда слышит хихикание, — свой любимый звук, — а затем Джехван делает крошечный шаг ближе. — Можно я посплю сегодня здесь? Прежде, чем парень успевает ответить, он чувствует, как кровать прогибается под лишним весом — Джехван залезает под толстое одеяло и прижимается к нему. (Воншик вздыхает с облегчением, потому что не может представить, что бы произошло, если бы старший дал ему ответить. Он бы очень волновался и трепетал в полнейшем беспорядке: «Зачем, нет, чёрт… я имею в виду да, д-да!» Ещё хуже, если бы его собственный рот предал его: «Я всегда этого хотел») Глаза Воншика широко распахиваются, его тело наполняется теплом, а в животе летают бабочки, когда Джехван утыкается лицом в его грудь, удовлетворённо вздыхая. Это выглядит так, словно парень не в состоянии контролировать собственные конечности. Он не удивляется, когда его же руки начинают двигаться сами по себе (так ему хочется думать), и, прежде чем он это осознаёт, обнимают Джехвана, опуская одну чуть ниже спицы, а пальцами другой нежно сжимая изгиб тонкой талии. Он слышит лёгкое прерывистое дыхание старшего, совсем тихий вздох, и задаётся вопросом, не зашёл ли слишком далеко, а потому поспешно отстраняется, но затем чувствует, как тёплая ладонь накрывает его собственную, тонкие пальцы переплетаются с его. Парень не двигается. Останься. Он чувствует, как голова идёт кругом, когда Джехван хихикает. — Мне нравится, — а по всей его груди пробегает мелкая дрожь. «Мне тоже,» — думает Воншик. У него в руках Джехван, и они делят кровать на двоих, а это всё, чего он когда-либо хотел и даже намного больше, чем всё, о чём когда-либо просил. Парень уверен, что в данный момент он — самый счастливый человек во всём мире. (И Джехван тоже) — Оставить лампу включённой?» — внезапно вспоминает он. Старший никогда не мог заснуть, если где-то не был включен свет. Совсем по-детски, подумал бы Воншик о любом другом человеке, но в случае с Джехваном это было просто мило. Что касается самого парня — он был полной противоположностью. Совсем не мог уснуть при включённом свете в комнате. Но ничего страшного, если он не выспится из-за Джехвана. — Нет, выключи. Всё в порядке. — Что? Хён, я думал… — Всё хорошо, когда ты со мной, Воншик-а.

***

(На следующее утро Воншик просыпается рядом со спящим Джехваном и почти выпрыгивает из кровати от шока, но потом всё вспоминает — смотрит на часы (ещё есть немного времени) и снова ложится, чтобы внимательно наблюдать за красивым лицом спящего Джехвана. Его ресницы раздвинулись веером, щёки немного покраснели из-за прохлады утра, мягкие губы слегка приоткрываются при медленном вздохе. Шикарные губы, на которые Воншик, как он осознаёт позже, смотрит слишком уж долго, прежде чем старший раскрывает сонные глаза, когда рука парня обвивает его шею и придвигает ближе к себе — шикарные губы, которые встречаются с его собственными, и именно в этот момент Воншик обнаруживает, что они намного мягче, чем кажутся, а ещё очень сладкие на вкус.