Чужие победили.

Чужие. Вроде бы один вид, собратья, но такие разные, при этом способные на взаимодействие, понимание друг друга по одной паре слов или жестов, словно мысли передают по своей индивидуальной сети. Розовый - весёлый непоседа, всё всегда понимающий член персонала, относящийся с добротой ко всем, даже к тем, кто обвинял его в убийствах, из-за чего все другие товарищи-учёные стояли на его стороне, и либо затыкали обвиняющего, отстаивая права розовой булки, либо же выкидывали его за борт, но в том случае, если он всё же оставался, то убивали непосредственно его, с таким оттягом, медленно и по маньяческий наслаждаясь процессом своего любимого дела. Только оранжевый знал, что на деле розовый был намного умнее чем казался, на много хуже и алчнее, и пока они оставались наедине, пока эта не скрытая серьёзность была на виду, оранжевый расслаблялся, понимая, что в случае чего он в безопасности, можно самому расслабиться, полагаясь на напарника, под его чутким надзором, что так нравился оранжевому. Розовый вскружил ему голову, совсем чуть-чуть, привлекая внимание везде где появлялся, иногда пока никто не видел, стоя совсем близко, он мог оглаживать его, нежничая и заставляя почувствовать себя особенным среди всего экипажа, чтобы не ревновал и не угнетал себя мыслями, вот мол, разлюбил, хотя таких мыслей никогда не было. Оранжевый был довольно чёрствым и прямолинейным, хотя иногда этих черт будто бы никогда и не было, но возможно это просто талант притворства, ведь он всегда точно знал чего хочет, и позже додумывал как этого добиться. Ему претило находиться в большом составе экипажа, и он это дело быстро исправил, потихоньку уменьшая их количество, часто подстраивая всё, чтобы невиновного обвинили в содеянном, без сомнения выкидывая за борт. Так, он не ожидая встретить на борту собрата, и познакомился с розовым, во время очередной засады; тогда розовый просто стоял во тьме, за полем зрения жертв, и наблюдал за всем этим, так тихо и неуловимо, что даже Оранж не сразу заметил его, вздрагивая, когда почти столкнулся с ним, во время исчезновения с места преступления. И его поймали, буквально, обхватывая по обе стороны и сковывая с пугающей силой, но «жертва» не была напугана, подсознательно чувствуя, что угрозы нет и не восклицал по этому поводу, ощущая, что на него всё же смотрят через стекло скафандра, так одобрительно и почти восхищаясь, тогда оранжевый не понял этого взгляда, ведь игра тут идёт не на жизнь, а на смерть, и плошать тут нельзя. А сейчас, сидя у того между ног в позе лотоса, пригреваясь и наслаждаясь моментом, он думал, и понимал, что сейчас его берёт гордость за тот случай, за одобрительный взгляд и мягкие поглаживания, и это приятно грело самодовольство с душой. Шастая по кораблю и всячески мелькая перед глазами, иногда делая вид, что выполняют задания, те сговаривались с человечками, подкупали их добротой и примерным поведением, мысленно подсчитывая где и когда можно убить ту или иную жертву. Они оба понимали, что трахаться у всех на виду опасно, зная, что даже если будут стараться, то страсть сожрёт мозг и они перестанут друг друга контролировать, свои голоса, конечности и велик шанс, что их поймают за этим делом, и они не рискуя просто дождутся момента победы над людьми, момента когда останутся один на один в компании друг друга. Ох, как же розовому надоело ждать, притворяться, и медленно, терпя коллектив убивать, даже нельзя своей половинке подарок сделать из плоти и костей, потому, тот проявлял своё внимание как мог, иногда просто легко касаясь оранжевого, а иногда и вовсе переходя некоторые черты касался самых чувствительных точек, быстро отступал и оставлял своего партнёра в почти возбуждённом состоянии, ему просто повезло, что оранжевый мог легко унимать своё возбуждение, и не был так же злопамятен, иначе Пинк быстро получил бы расправу в виде холода, настоящего холода, а не такого уже привычно повседневного. И вот, настал тот долгожданный момент, точнее последний рабочий день, что для учёных, что для чужих. Розовый с Синим шли в комнату с электричеством и щитками с проводами, весело разговаривая о квантовой физике и механике, так мило и непринужденно, пока по другому коридору, в тот же пункт назначения шли оранжевый и белый, совершенно молча, и оба оценили это молчание, из-за чего монстр под прикрытием дал слово, что убьёт этого человека быстро и без лишней боли, чисто из уважения, ведь они чем-то похожи. Первая пара пришла значительно раньше второй, но чужой не спешил действовать и убивать, он ждал свою пару, хотел дождаться его и убить вместе с ним, можно сказать взамен романтического свидания, и к его счастью вторая пара их быстро нагнала. Те поздоровались, словно в первый раз, приподнимая ладони в мирном жесте и, голова с белым шлемом слетела вниз, пачкая всё темными и яркими сгустками крови, которые вытекали из артерии и вены, множества сосудов и капилляров, создавая фонтан. Синий в ужасе заорал, прижимаясь к розовому, в некой надежде, что его спасут и защитят, но вместо этого ему вспороли живот, заодно протыкая его насквозь, вытаскивая за собой насаженные на острый отросток красные органы, где-то там даже виднелся зелёный желчный пузырь, но утопал в длинных кишках, которые вместе с телом плюхнулись на пол, под громкий, раздирающий горло, крик, который оборвал один единственный удар оранжевого, проломившего череп и превратив голову с мозгами в мокрую лужу с хрустящим содержанием. –Вечно ты всё обрываешь, он бы ещё прожил минут пять, а ты, эх! Наигранно проворчал Пинк, приближаясь к напарнику и совсем не по дружески проводя длинным фиолетовым языком по стеклу скафандра, заходя на покров костюма, который в свою очередь на самом деле являлся кожей, пытаясь оживить своего партнёра, смягчить в некоторой степени и вызвать ответную реакцию. Всё же розовый был уже в своём истинном облике, хотя иногда словно вновь подбирая себе подходящую форму, расплавляется будто желе, и собираясь вновь, обхваживая другого чужого, желая прикасаться к нему больше, почувствовать каково это, оказаться внутри него, наконец получить согласие. Оранжевый почти что читал его мысли, ощущал настроение и желания, ту нужду в нём, и медленно, не особо желая расставаться с этой формой, принял родной облик, вяло так же раскрывая четырёхстороннюю, похожую на лепестки, клыкастую пасть, высовывая ярко-алый язык, переплетаясь с другим, так давно ждавшим это. Стоило ему потянуться в ответ, так его схватили, так непривычно сильно, почти больно, сжимая и прижимая к себе, казалось, что его хотят растворить в себе и таким образом оставить на память частичку внутри себя, но так только казалось, на деле же розовый наконец получил то, что так долго ждал, с удовольствием притягивая к себе своего пассива, врываясь в его глубь языком, умиляясь от того, что другой прикрыл глаза, в столь нежный и страстный момент, прогибаясь от чужого напора, ощущая как языки скользят и одного постоянно ведёт другой, не позволяя забрать власть, оглаживая чужую полость рта и ее пуская в свою, оборачиваясь вокруг слабого языка собой, заставляя раскрывать пасть шире и слюну капать намного большими каплями, до тех пор пока у оранжевого не начало покалывать в лёгких от недостатка кислорода и он не начал сопротивляться, другого это удивило и напугало, ведь обычно тот не проявлял сопротивления и только отстранившись тот понял в чём дело и позволил отдышаться. Слабый набирал в лёгкие кислород, пока на него голодными глазами смотрел чужой, жаждущий ещё, на много больше, чтобы насладиться наконец не прерываясь, собираясь нагнать все упущенные шансы с возможностями, всё то время, которое они могли провести впритык друг к другу, не отстраняясь, постоянно ощущая свою близость. Уже собираясь приблизиться, Розового остановила конечность, протянутая с понятным смысловым понятием, «стой», что было воспринято с недопониманием, вынуждая взглядом объяснить причину ожидания. –Трупы, надо отнести их в утиль. Довольно быстро пролепетал оранжевый, практически приходя в норму, сохраняя спокойствие, и показывая свою стойкость в данной ситуации, одним лишь упорным взглядом показывая, что пока эти тела валяются тут, розовому не на что рассчитывать, и раз уж тот терпел все долгие временные рамки, обозначая их мнимыми днями, считая сколько осталось до конца этого рутинного круговорота, то потерпит ещё несколько минут, а уже потом будет творить то, что душе угодно. Розовый слегка недовольно выдохнул и сгорбился, поднимая сразу две туши и закидывая их себе на спину, как два мешка сахара, а оранжевый довольно скромно, но заметно улыбался, и в этой улыбке проскакивала настоящая хитринка, пока он нёс одну лишь голову, шагая наравне с первым монстром, ощущая радость и сильную усталость. Они быстро пришли к пункту назначения, сбрасывая куски мяса: людьми их назвать уже было нельзя, в ящик, где позже это всё переработается в топливо или продукты, а может и вовсе выкинет в космос, чужие этого не знали и гадать об этом не стали, быстро, почти в спешке перемещаясь в уже общую каюту. Первым на кровать упал Оранж, ощущая приятное расслабление в мышцах и суставах, позволяя себе зевнуть и растянуть мышцы пасти, и этим всем в стороне любовался розовый, умиленный этой картиной, ему всё ещё хотелось продолжения и другой это отчётливо чувствовал, понимал, но усталость явно была сильнее, и рыжик лишь расплылся лужицей на постели, поворачивая голову в сторону и выдыхая, почти что одним взглядом показывая, мол, давай, дерзай, только осторожно и я особого участия принимать не буду, так что ебать ты будешь доску в постели. Здоровяк понял все знаки и шагнув вперёд, быстро взобрался на кровать, нависая над чужой спиной, благодарно воркуя, проводя лапой вдоль позвонков, слегка надавливая, вызывая хруст и слишком возбуждающий выдох, казалось, что это провокация, но нависающий знал, что делает, и эту реакцию ждал, продолжая мягко надавливать на чувствительные точки, расслабляя организм ещё больше, и пока конечности были заняты, он присел, прижимая своим телом чужие ноги к ложу, и из-за его спины появились отростки, медленно пробирающиеся к мягкому и сокрытому плотью части тела, вызывая дрожь у нижнего. Мягко входя внутрь довольно гладким и маленьким отростком, углубляясь и наталкиваясь на препятствие, отросток огладил преграду, доставая на свет эрегированный орган, поглаживая его и попутно показывая свой. Два члена были схожи между собой, почти одно и тоже, после чего конечно же розовый привстал, разводя ноги как можно шире и открывая вид на две открытые складки чрева, так похожих на те что у самок, но он не путал и точно знал, что перед ним самец, потому и принялся растягивать того языком, помогая себе щупами, ощущая как партнёр слегка нервно сжимается внутри. Когда с растяжкой было покончено, розовый освободил себе вход, быстро врываясь в мягкое пространство, ощущая тепло и то как его сжимают, почти взвыл от удовольствия, начиная двигаться и прислушиваться к тихому партнёру. На самом деле оранжевый тоже получал удовольствие, ощущая как больших размеров член находится в нём, и двигается в разных направлениях, оглаживая его внутри и попутно задевая разные нервы, но это удовольствие он не показывал, лишь тихо прикрыл глаза и с удовольствием отвечал на чужие глубокие поцелуи до глотки, пока ритм толчков ускорялся, и ему медленно, в противовес движениям дрочили, водя отростками по органу, который из-за такого положения удобно оставался на виду. Орган внутри оранжевого постепенно увеличивался, и тот уже ходил в нём словно поршень, двигая само тело в такт толчкам. И сделав пару финально-глубоких движения розовый замер, взрыкивая и кусая партнёра за плечо с загривком, ставя свою метку, потоками вливая в него своё семя, и заставляя наконец его тоже излиться. Закончив со спариванием, розовый завалился на второго, ложась рядом и всё ещё не выходя из него, продолжал оглаживать так ему полюбившееся тело и пару, которая между прочим уже уснула. На утро оранжевому был сюрприз, в виде ощущения наполненности, и некого дискомфорта, и когда тот повернул голову назад, наткнулся на изучающие его глаза, но всё же спросил. –Зачем ты в меня кончил? Я же не самка, это не нужно. Коротко наехал он, всё ещё находясь в полудрёме, но не сводя строгого взгляда с розового, хмурясь, и показывая зубки от недовольства. –Потому что захотел. Теперь ты мой. Закончил тот, обхватив поперёк груди второго, приходя в движение внутри него, заставляя уже ярко ощутить своё присутствие внутри, и те упущенные ощущения, наконец вызывая у пассива резкие выкрики, скорее от неожиданности, но потом всё же от удовольствия.