Когда же все пошло прахом, он решительно не понимал. Когда он первый раз позволил себе захлебнуться грязной синевой ее глаз, он тоже не помнил. Случилось ли это, когда в перерывах между съемками он зажимал ее за своим трейлером, или же когда она шутливо поправляла его волосы на общих мероприятиях, или когда она еле двигая пьяным языком, осведомила всю съемочную группу о том, что она трахает мистера Фарелла. Все посмеялись, глядя на вечно-в-говно-Вэл, и понимающе одарили Колина взглядом «нам жаль». Возможно, именно в тот момент актер понял — он в пизде (впрочем, бывало и буквально).
Казалось бы, после бурной молодости, провальных фильмов, своей плавающей ориентации, романов с семидесятилетними актрисами шестидесятых — пора бы уже было взяться за ум. Завести ребенка, которого не придется бросать, потому что он получился в результате десятидневной заварушки с очередной пластиковой красавицей Голливуда. Наверное, пора бы уже перестать трахать своих коллег по съёмкам, Фарелл, черт тебя дери, второй ребенок получился именно так, мало было? Или же захотелось вернуться на отшиб индустрии, где надо ловить обосраннаю туалетку Ди-Каприо, чтобы сыграть что-то больше, чем конюха в саге о Звездных войнах? Но нет же, тебя угораздило влюбиться, в 40, мать его, лет, когда по-хорошему надо уже потихоньку откладывать деньги на похороны.
Но с ней было не до похорон. Только если в результате остановки сердца, когда она шептала своими восхитительными губами прямо перед тысячами людьми на комик-оне:
«А прикинь, если я тебе отсосу прям сейчас?»
И она улыбается, как ни в чем не бывало, и она продолжает мило общаться со своими друзьями по съемкам. А ты сидишь и думаешь: какую аллегорию придется выдумывать, если бешенные фанатки увидят, что у тебя стоит, как Статуя Свободы. Пытаешься сосредоточиться.
ГолаябабкаГолаябабкаГолаябабка.
Блять.
Были и такие случаи.
А она смеется, то ли над очередной шуткой ее блондинистой подружки, то ли от того, как ты с напряженным лицом сидишь, закрывая свою Статую Свободы листком.
«Расслабься, сладкий, не в этот раз, а то мы раскроем все карты. Я стану твоей женой только в третьей части.»
И все же стоит задуматься о деньгах на похороны.
И это он отчетливо понимает, когда вечно-пьяная девчонка вваливается в его номер в отеле. Когда прижимается, к нему так трогательно-ласково, что границы стираются, и понимание «ты ей годишься в отцы» исчезает ровно в ту секунду, когда где-то у его уха разносится тихое
папочка.
И он ощущает себя педофилом. Хотя, нахуй вранье. Он ощущает себя счастливым. Счастливым педофилом. Впервые за сорок лет, это ебанное счастье так некстати разливается по его венам наркотиком, с которыми он так давно завязал.
И он смотрит на ее разметавшиеся по белоснежным простыням черные волосы, бледную кожу на шее, украшенную бордовыми кровоподтеками. Он смотрит в грязную синеву ее глаз
и решительно не понимает
когда все пошло прахом?
Она — ребенок, в чистом его проявлении. Она живая, чистая, невинная. И каким-то невъебенным способом, она умудряется быть воплощением всех смертных грехов. Она носится по съёмочной площадке, как сумасшедшая, выкрикивая очередную ерунду про этого гребанного Гарри Поттера, смеется, прыгает. Он так сильно ее ненавидит, что аж скулы сводит. А впрочем, что уж там, как было сказано ранее: нахуй вранье.
Сводит не скулы.
А сводит так, что тебе приходится сваливать со съемок на минут десять под предлогом: «Бля, срать захотел», а на самом деле — дрочить, как прыщавый подросток в тесном туалете фургона, тихо матерясь сквозь зубы, смешивая брань с ее ебанным именем. Потому что сниматься им еще минимум пару часов, а он пообещал себе, что трахать ее больше не будет. Он и ей об этом сказал.
Завтра скажет.
А когда она затягивает его к себе в фургон, удобно устраиваясь на его коленях, утыкаясь своим носиком ему в шею, нашептывая свой пьяный бред, он понимает
послезавтра.
А послезавтра он вновь увидит этот синий омут, в котором пляшут эти гребанные черти, приглашая на свой адский танец. И послезавтра он опять будет трахать ее в холодном фургоне, называя своей малышкой.
«А зачем тебе эта банка? На что копишь?» — ей смешно.
Впрочем, она станет его женой только в третьей части.
