Take your medicine

Этим утром на подушке у Шайло остаётся ещё больше волос. Она не плачет уже, когда отец входит в комнату; только дрожит всем тельцем в тонкой ночной рубашке. Их с Марни старая постель для нее велика, и Шайло кажется совсем крохой — младше даже своих пяти с половиной. Она не плачет — но жмется лицом к плечу Нэйтана, как только он присаживается рядом.  — Как розы, — бормочет Шайло, уткнувшись носом ему в халат. — Когда мы ходили к маме. Он чудом достал тогда этот чахлый букет — вот только ушлый продавец обманул, и цветы продержались меньше половины суток: при каждом движении лепесток-другой срывался и планировал вниз. Шайло не размыкала пальчиков — он сам крепко держал ее ладошку поверх, — и на всем пути до склепа осталась дорожка красно-розовых пятен: как будто кто-то упрямо полз, истекая кровью.  (Но он убедился, Марни похоронили мертвой, она не вернётся к ним никогда). Нэйтан вздрагивает. Сжимает Шайло в объятиях — как продолжением судороги, поглаживает по спине.  — Держись, маленькая, — шепчет он. Ему самому — выспаться бы, вчера пришлось брать работу на дом (эта должница, Уайтспот Кэтрин, до последнего отказывалась сотрудничать: он всю брюшную полость разворошил, пока добрался до фирменного штрихкода, и кишечник был от товарного вида — дальше не придумаешь…) Но ради Шайло он готов потерпеть.  Ради Шайло он вообще на все готов. — Я скоро умру? Как мама? — спрашивает Шайло.  — Нет, что ты, нет. Я не позволю. — Он прижимает ее к себе ещё крепче. — Мы ведь лечимся, помнишь? Тебя я сберегу, Шайло. Клянусь. Нэйтан баюкает дочку без слов, без даже какого-то подобия колыбельной, прежде чем мягко отодвинуть от себя, сжав теплые — даже под руками в медицинских перчатках — плечи. — Папа слегка поменял лекарство, чтобы оно лучше действовало. Давай попробуем? Она берет пилюли прямо с его протянутой руки: точно птенчик или щенок. Приступ мгновенной паники накрывает Нэйтана — но нет, он всегда тщательно дезинфицирует всё от клиентуры.  Бледно-малокровное личико Шайло морщится, когда она сглатывает: пилюли несладкие, но ей ведь нельзя сладостей, пока Нэйтан не убедится, что сахар не повредит. Пока не поймет пределы совместимости одного вещества с другим. Он все же не химик; хирург. Ему пришлось учиться ради Марни, а потом ради Шайло, и здесь недопустима никакая еще ошибка. Шайло слишком резко, неловко утыкается губами в стакан с водой, и ещё одна прядь волос падает на пол. Действительно, как те розовые лепестки. — Мы пойдем на этой неделе навестить маму? — Шайло глядит на пол, не на отца. Стакан чуть не валится из пальцев у Нэйтана, но он овладевает собой. Качает головой. — Прости, маленькая. Но тебе нужно оставаться в постели. Никаких нагрузок, даже ходить сейчас вредно, ты понимаешь, Шайло? Уголки ее губ опускаются, но она не спорит. Шайло уже вскоре не вспомнит, каково бегать по лестницам вверх и вниз, каково подпрыгивать и кричать.  Не вспомнит, когда в последний раз видела румянец на своем отражении в тусклых, занавешенных зеркалах.  Только шум в ушах, колотьба в груди, голова кругом — «Папа, мне страшно». А папа всегда будет рядом.  Шайло ёрзает на постели. Поджимает под себя исхудавшие ноги. (Но зачем ходить, если Нэйтан всегда готов носить ее на руках?..) — Тогда… Ты почитаешь мне вслух? Ту книжку про живую природу? — Конечно. — Нэйтан улыбается. — Только надо будет взять у тебя пробы крови. Ты ведь понимаешь, зачем? — Чтобы проверить прогресс, — послушно повторяет Шайло за ним.   Нэйтан улыбается дочери. Надевает очки (Шайло расслабляется лучше, когда он в них: это напоминает ей про игру, с которой всё начиналось) и открывает медицинский чемодан (не тот, с которым ходит на работу: у них даже разные маркировки, и перепутать нельзя). — Тогда протяни руку, маленькая. …После процедуры Шайло засыпает опять. Нэйтан не может оторвать от нее взгляда; нежность трепещет в груди, пульсирует, как рваная рана. Если бы можно было так и оставить ее. Но искусственная кома — это слишком рискованно, и тело Шайло ещё растет. Нет, пилюль будет вполне достаточно — ещё хотя бы лет на пять-семь. А пока что… Пока Шайло будет на постельном режиме, он спустится в склеп один. Марни не обидится на него, он уверен. Разве она сама не поделилась бы с дочерью, чем может, будь она жива?  Нэйтан всё верно рассчитал с новой дозой. К тому времени, как Шайло облысеет совсем, он как раз успеет закончить парик.