All day I think about you

      Осень выдалась гораздо холоднее, чем в прошлом году. Сезон дождей так и не хотел прекращаться, скрывая и без того серый мир за угнетающей темной завесой. Однако он все равно продолжал смотреть на него через стекла грязных окон. Люди снуют туда-сюда, не смотря под ноги спешат кто-куда, прячась от морозных капель под зонтиками. Где-то за кварталом гудят машины, кричат недовольные таксисты, и плачущие дети тянут своих мам и пап в притягательный мир сладостей. Ксено хмыкает, примечая, что ничего не изменилось, и горло обжигает несладкий крепкий кофе.       В последнее время он стал пить его значительно реже. Теперь в полке рядом с банкой бодрящих зерен стояли и другие баночки. Только в них были зеленые листья да сушенные ягоды. А в холодильнике одна наглая особа прячет энергетики. От привычек иногда так сложно избавиться, и Сенку не был исключением. Тратя все свое школьное время за увлекательными изучениями научных теорий и постоянными взрывами в излюбленном месте на небольшом холмике, Ишигами в день мог выпить столько этой дряни, что даже наркоман обзавидуется. Благо, плохого ничего не случилось, а Ксено пришлось всерьез взяться за «перевоспитание» мелкого нарушителя покоя.       Прошло немного-немало, всего года три с тех пор, как Сенку официально числился его подопечным. В НАСА порядком подивились, что этот угрюмый человечишко, одним лишь взглядом способный просверлить тебя всего за раз, возьмет кого-то в ученики, да еще и ассистентом сделает. Кто угодно, но не вечно холодный Доктор Ксено. А как только узнали, что и сын Ишигами тот еще подарочек, ученые резко поверили в богов. Было в этом японском задире эдакое, что напоминало о Ксено. Обширный склад ума? Странная энергетика маньяка? Или все сразу?       Они стоили друг друга. Ксено и мечтать не мог, что их отношения продвинутся в ином свете, но он как никогда был счастлив. Быть может, в какой-то момент они разойдутся (чего оба искренне не хотели). Быть может, одного из них настигнет неудача, а она никогда не была на их стороне. Неважно, что произойдет, Ксено хотел лишь одного — самого простого, о чем мог только желать простой человек, — прожить счастливую, беззаботную жизнь рядом с тем, кого любит по-настоящему.       Вечно запертому в четырех стенах родной квартиры хотелось находиться подальше от этого места: мертвая тишина и пронизывающий до мозга костей холод был невыносим. Он как можно дольше просиживался в офисе, изнуряя себя разбираться в новых проектах и дописывать нудные отчеты. Хоть там он мог немного почувствовать себя живым.       С появлением Сенку в квартире он оставался чаще, а когда студент уже поселился у него — практически каждый день. Колыхающее уничтожающим пламенем собственничество было слишком велико. Ксено был скуп на проявление эмоций, но источавшую от него опасность чувствовал абсолютно каждый.       Его злила одна лишь мысль, что кто-то заинтересуется его маленькой звездочкой и воспользуется случаем отобрать его. Ибо маленький Сенку был достаточно наивным, ему необходимо было многому научиться как от Бьякуи, так и от Ксено. Хорошо, повзрослев, юноша мог давать отпор, нагружая отсталые мозги невежд простыми, но для них — слишком умными истинами, от которых вмиг может заболеть голова. Сенку с каждым годом становился обаятельным магнитом для мира, что притягивал как умных, так и тупых, и ученому НАСА было порой невмоготу от завышенного внимания к любимому ученику. Он, разумеется, не ограничивал его в общении с людьми, однако раз за разом давал откровенные намеки, что с ним ему будет гораздо веселее.       Сидеть на подоконнике стало неудобно, но природная лень взяла свое. Не было ни малюсенького желания пошевелиться. Спустя несколько минут Ксено соизволил дать малейшие признаки жизни, и кости довольно громко хрустнули, что натыкало на предположения, что этот живой скелет сейчас рассыпится пылью. Будь здесь дорогой друг Шнайдер, вечно любивший дразнить его «ты уже дед, смирись с этим», точно бы не упустил момента упрекнуть в том, что в свое время Ксено не уделил внимания физической подготовке. Его сие дело отнюдь не волновало. Но признает, что ему не помешает хотя бы позаниматься на тренажерах в обеденный перерыв, благо, в научном центре имеется спортзал.       Кофе уже закончился, и смысла наблюдать за серой массой не было. Ксено хочет вернуться на кухню, за новой порцией горячего ароматного, однако для этого нужно совершить, как минимум десять телодвижений. Он усмехается, что стал чересчур ленивым. А может виной всему осенняя хандра. Он не знает причины, и не особо хочет разбираться в этом.       Возвращая меланхоличный взгляд на пестрый двор, где резвились маленькие чертята, ученый желает одного — чтобы вернулся, наконец, его чертенок. Сенку не было около девяти дней, семи часов, двадцати трех минут и сорок одной секунды с той поры, как его физиономия скрылась в самолете. Влюбленный человек может столько придумать, стоит родной душе покинуть его на какой-то промежуток времени. И Ксено не был исключением. По нему не скажешь, но гениальный док был тем еще ревнивцем. Зубы постоянно скрипели, когда возлюбленный присылал фотографии, на которых он и еще парочка незнакомых ему людей стоят возле него и улыбались, нагло касаясь его рук или плеча. Бешено стучало сердце, когда один высокий и крупноватый парень — явно, атлет — обнимал его Сенку. Маленький засранец объяснялся кратко и честно, что все они были его друзьями, — Ксено хорошо бы успокоиться и принять факт, что Сенку не такой социофоб, как он, однако ученый не может.       Его маленькой звездочке могут запудрить мозги, что Ксено ему не пара, что свое счастье ему было бы проще найти в родных краях Токио. Ксено боялся, что он может легко потерять любимого так же, как легко заполучил десять лет назад. Душа норовила броситься вслед за японцем, вернуть в Штаты… Чтобы заклеймить, дать понять, что по нему безумно скучали. Кому как не Ксено знать, что Ишигами таял от одного только его тихих фраз «скучал» и «люблю»? Определенно, он повторит их снова, когда Сенку вернется.       Заставка ярко засветилась, и мужчина лениво взял в руки телефон. В глазах пробудился живой огонек и губы растянулись в редкой радостной улыбке. Ксено преподнес гаджет к лицу, целуя экран, отображавшего входящий звонок, и чуть задержал, прижав к широкому лбу. Прошло немало секунд, как он решил ответить. — Аnatani ai tai, — вполголоса произнес Сенку, кажись, очень уставший. — Me too, my boy. Miss you as much as there are stars in the universe.       Может, он несколько преувеличивал, однако Ксено сильно скучал по своему возлюбленному. Внутренний ребенок хотел поначалу ответить на родном языке Сенку, но его японский был все еще ужасен, и он не мог позволить себе испортить романтическую идиллию, что тотчас обволокла их с головой.       Ксено представил прекрасный облик своего ученика, лежавшего на свежих простынях и ожидавшего, когда он нависнет над ним и с жаром поцелует. Подушечки тонких пальцев вмиг коснулись потрескавшихся губ, чувствуя призрачный сладкий вкус других, что всегда покрыты тоненьким слоем клубничного бальзама. Пальцы «размазали» бальзам, и ученый с легким недовольством чувствует сухую кожицу, которую, несомненно, хочется содрать. Он так и делает, практически не чувствуя боль и кровь. Алые губы и его естественная молочная кожа создавали неотвратимый прекрасный контраст, и Ксено чуть ли не жалобно просит Сенку сказать что-нибудь еще. Донельзя знакомое, ужасное ощущение того, что он словно мертвый пугает его. — Я все время думаю о тебе. Мне весело с ними, но я никак не мог смириться с мыслью, что тебя нет рядом.       Темные глаза блестят от редких слез. Рвущее на части жуткое ощущение постепенно отступает, и сердце слышно бьется в ровном ритме. Ксено всхлипывает, и Сенку не мог не услышать его тихого стона. — У меня завтра самолет. — Знаю. Жду не дождусь тебя, солнце мое. — Посчитаешь за меня секунды? — Как скажешь.       Ученый никогда не считал время, и искренне восхищался тем, как Ишигами безошибочно мог определить точное время, даже находясь в другом часовом поясе. Со временем Сенку и его научил тоже. Считать и думать одновременно — это для них ерунда.       Раз… два… три… четыре…       Ветер стих и на ночном небе Хьюстона ярко засияли звезды. Теперь мир не казался таким мрачным, как днем, а мелко моросящий дождь приносил некое умиротворение. Стуки ледяных капель приглушали его собственные стуки, и медленно погружали Ксено в полудрему. В руке был крепко зажат телефон с улыбающимся мелким чертенком на заставке в его любимом черном пальто.