Вера

Оглядываясь назад, я понимаю, что у каждого в жизни свой порог веры во что-то. Можно истово верить в Бога, Дьявола или родной бабушке. Можно и не верить вообще ни во что, и это - лучший вариант, потому что в этом случае не придется терять почву под ногами, когда то, во что ты верил, обернется полным крахом. Знакомая лужа под ногами, знакомый двор. Знакомая песня в наушниках. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на окна простой пятиэтажки. Их называют "хрущевками", по имени того, кто придумал строить малюсенькие коробочки для людей. Мы выросли в таких, любили, страдали... и всегда рвались на свободу. Христос прозябает под следствием, Ждёт вердикта две тысячи лет. Алчная власть — стихийное бедствие, Ад, из которого спасения нет... Я закрываю глаза, чтобы не видеть этих окон. Сейчас мне нужны другие. Из той далекой юности, когда я еще мог делать безрассудные вещи, когда я верил, что за все свои поступки в жизни смогу ответить. Тогда я еще не знал, что ответов может и не найтись. Тогда я не понимал, что, возможно, отвечать будет не перед кем. Дождь из пепла льётся из глаз, Чёрная бездна смотрит на нас. Дальше не будет дороги другой, Если ты в пекло, я — за тобой. Ты был лучшим. Не в чем-то конкретном. Во всем. В свои семнадцать я был в этом абсолютно и безоговорочно уверен. Ты был лучшим, а я просто смешным, корявым и тощим мальчишкой, таскавшимся за тобой, словно потерявшийся щенок. Открываю глаза и нервным движением провожу по голове, стряхивая капли начавшегося дождя. На глаза попадается рекламный щит. Что-то из новой навороченной техники и бесконечные обещания скидок. Новое воспоминание накатывает волной: тогда реклама была другой... Мы договорились встретиться у киоска с сигаретами. Веселый ковбой на пачке Мальборо улыбался во все 32 зуба и намекал, что курение сделает нас особенными, как и он сам. Я не курил, но ты - да. И мне пришлось тоже начать, чтобы соответствовать твоим ожиданиям. Ведь тебе было бы скучно общаться с правильным занудой. Ты был свободным, веселым, безбашенным. Таким, каким я хотел бы когда-нибудь стать. От Rock’n’Roll’а тянет зловонием В гиблой трясине раболепной любви. Мы проиграли все свои войны, Но главная битва происходит внутри. Тогда мне очень хотелось верить во что-нибудь. Найти ту точку опоры, которая помогла бы мне стать сильнее. Лучше. Но в те года было трудно верить. Люди были заняты устройством своей жизни, карабкались изо всех сил, выбираясь из того моря безысходности, в котором оказались после развала большой и могучей страны. В этой возне очень важно было найти свое место. И я его нашел. Рядом с тобой. Ты был старше года на три. Точнее не скажу, не спрашивал. Высокий и сильный, в стильных черных берцах, в одном из которых красовался белоснежный шнурок, и кожаной черной косухе. Тобой восхищались, тебя боялись, а кто-то исподтишка презирал. Но в тебе было то, чего не было у них всех, - вера. Яростная, опасная, яркая. Ослепляющая, тянущая за собой, словно в бездну. Дождь из пепла льётся из глаз, Чёрная бездна смотрит на нас... Ты верил в безумные идеи движения, которому поклонялся. Я верил в тебя, и этого было достаточно, чтобы чувствовать себя почти счастливым. Прождав полчаса под холодным ноябрьским дождем, я все равно не испытывал ничего, кроме восхищения, отдающего раболепием, когда ты появился на горизонте. Так можно восхищаться кем-то недосягаемым... Не сотвори себе кумира... Правильные слова. Очень правильные. Но разве мы верим в правильные слова в восемнадцать? Может, кому-то удается, не знаю. Мне точно - нет. Окурок воткнулся в уныло побеленную стену позади нас. Она была раскрашена граффити, но из-за плохого качества краски все буквы расползлись. Бычок полетел к нам под ноги, присоединяясь к кучке еще таких же несчастных и вымокших сотоварищей. В тот день я поверил, что смог стать частью чего-то большего. Раздвинул границы своего убогого мирка, впустив туда настоящую веру в правильные, нужные вещи. Жестокие, да. Но ты был убежден, что для каждого времени свои законы. Важно верить. И я до сжатых зубов и дрожи в коленях старался. Дом, перед которым я сейчас стою, был лишь одним из сотни таких же. Но в одной из его квартир в то странное и смутное время происходили страшные вещи. Тогда ты подарил мне пакет. Ничего особенного, обычный пластиковый пакете с глянцевой рекламой NIKE на лицевой стороне. Со слегка пообтрепанными ручками. Там было то, что делало меня почти таким же, как ты. Сердце, помню, тогда зашлось в бешеном ритме истерического счастья. Слегка поношенные черные высокие ботинки. Волосы я сбрил еще за день до этой встречи, ни капли не жалея об этом. Размашистой и уверенной походкой я направлялся в новую жизнь. Дальше не будет дороги другой, Если ты в пекло, я — за тобой. Я был обязан тебе. Жизнью, воздухом, которым дышал. Когда-то, кажется, вечность назад, ты вырвал меня из рук озверевших сверстников в нашем детском доме. У меня появилась цель. Я поклялся, что за тобой в огонь и воду. Ты выпустился раньше, но мы продолжали странное молчаливое общение: ты в основном говорил и наставлял, я всегда послушно соглашался. Вот и тогда я с радостью щенка, получившего долгожданную игрушку, напялил ботинки, провел рукой по бритому черепу и отправился за тобой в унылую пятиэтажку. В одной из ее квартир поджидало развлечение. Твои соратники, скорчив презрительные скучные рожи, пили пиво и лениво попинывали тело, лежащего человека перед ними. Он, явно не русской национальности, лежал в луже собственной блевотины и крови. Из обрывков фраз, которыми вы периодически перебрасывались, я сделал вывод, что от него хотят получить какую-то информацию. Мужчина, уже в возрасте, почти весь седой, только тихо бормотал что-то на непонятном языке. Трескучий звонок из прихожей прервал экзекуцию. Ты с видом победителя прошел туда и начал тихий разговор по телефону. Я пытался понять, о чем ты говоришь, но так ничего и не расслышал. Очень быстро все выметнулись из квартиры, оставив меня "сторожить" уже неподвижное тело. Я изо всех сил пытался ненавидеть его. Вспоминал твои слова, о приехавших на нашу землю, о нашем праве и их бесправии. Я вспоминал и внутри не было ничего, кроме жгучего, вязкого отвращения к самому себе. Спустя несколько минут человек, лежащий передо мной, тихо заговорил. Я слушал его с замиранием сердца, потому что на моих глазах происходило самое ужасное, что может быть в этом мире, - смерть. Все, что он назвал - адрес и имя. Все, что сказал, - просьба. Въевшаяся под кожу. Тихий голос и пальцы, сжавшие на мгновение мою руку. То, что он умер, я понял сразу. Словно увидел, как то, невесомое, что делает нас живыми, отделилось от тела. По названному адресу я нашел только заброшенный старый барак, людей откуда, вроде как, переселили пару месяцев назад. Но как заправская ищейка я продолжал лазить и искать, пока не нашел его. Пятилетнего пацана, оставшегося без отца по вине такого, как я. Он не говорил. То ли шок, то ли был немым от рождения, но не говорил. Я не знал, есть ли у него семья и родственники, откуда он. Только имя. Его, как заклинание, я повторял и повторял, прижимая худое тело к себе. Спустя еще несколько часов я узнал, что ты мертв. Но я испытал скорее облегчение, а что касается веры - то теперь она была у меня другой. Я докуриваю сигарету и выкидываю ее в ближайшую урну. Пялиться на окна старого дома дальше - невозможно, это может вызвать вопросы. Сейчас камеры, вон, на каждом углу. В кармане настойчиво звонит телефон. - Пап? - голос сына встревожен. - Ты где? - Я... скоро приду, Азамат, - тихо отвечаю, чтобы скрыть волнение. Не хочу, чтобы он переживал. - Ты стал дедушкой, папа, слышишь? - говорит он, и я молчу, глупо улыбаясь в пустоту. Потому что, если начну говорить - заплачу. Я вспомнил, как уговаривал директора детдома оформить необходимые документы, как долго и тяжело искал работу. С каким удивлением смотрела на меня молодая учительница на первом собрании. Но самое главное я помнил первые слова своего сына. "Папа". Мама и сестренки в нашей жизни появились позже. Все же мне нужно было время доказать той учительнице, что я достоин быть и отцом, и ее мужем. Но оглядываясь назад, я понимаю, что держало и держит меня до сих пор. Моя вера. Вера в себя, в сына, в свою семью. Вера в то, что никогда не поздно начать все с начала. Мы проиграли все свои войны, Но главная битва происходит внутри...