Ревнуешь?

Они остановились в совсем маленькой комнатушке, совершенно недалеко от этой боговерующей общины, что, несомненно, было им на руку только в плане перемещений. В конце концов, Сэм и Дин взяли на себя смелость отправить их двоих на дело. Да-да, именно то дело, в сверхъестественной составляющей которого плавали одни только сомнения. Быть может, братья решили, что так лучше, что Кастиэль и Джек засиделись без дела, ведь всё то, что уже позади, им следовало наверстать, а будущее только и маячит перед глазами, будто бы ослепительный свет, после вспышки которого последует всепоглощающая тьма. Любой путь, по которому они ступают, превращается в бесконечное минное поле, каждый неосторожный шаг так и норовит подорвать их, превращая в куски и клочья их бренные тела, так сильно ищущие одной дороги друг с другом. Кастиэль чувствует, что поддался какой-то уловке, теперь же ангел и нефилим, словно обычные ФБРовцы прощупывают эту нетронутую почву. Ничего примечательного, естественно, совершенно не следует. Это ведь люди. Обычные, мать его, люди, которые, как и стоило ожидать, в любой момент могут оказаться хуже монстров. Этому же и учит Скуби-Ду, да? Под мерзкой личиной чудовища скрывается обычный человек. И наоборот? Время имеет свойство затягиваться, но это только по ощущениям, потому что в самые напряжённые моменты какие-то секунды могут ощущаться, словно часы. Будто бы время в Аду, будто бы они все, чёрт бы его побрал, в преисподней, где всё горит грёбаным пламенем, распыляя это время, словно бесконечный поток пепла. Кастиэль не знает, как остановить это, просто не знает, но он должен. Должен знать, потому что его собственные часы тикают, динь-дон и он уже одной ногой в могиле. Впрочем, именно сейчас это и происходит. Кто знает, как всё запущенно. Невозможно предугадать, как всё обернётся в дальнейшем. Мы так сильно привыкли обманывать других, в особенности самих себя, превращая всех вокруг в клоунов, а себя в дурака. На самом же деле мы понимаем. Абсолютно всё. И уже сейчас, стоя в дверях этой «церкви», он закрывает на это глаза, ведь всегда проще быть слепым, нежели видеть настоящее положение вещей. Кастиэлю не нужно открывать глаза в очередной раз. Он впервые все прекрасно понимает сам. Ангел лишь наблюдатель, который созерцает что-то прекрасное. Наверное, он может назвать это чудом. Пусть и таким неловким, иногда через чур детским для такого груза ответственности на своих плечах, но чудом. С солнечными локонами, которые так и просятся, чтобы он положил свои руки на макушку и перебрал их меж своих пальцев. Голубыми глазами, в которых он может увидеть отражение собственных, поддёрнутых каким-то особым обожанием. Джек его везение, его маленький сундук с счастьем, замки которого постепенно поддаются ему всё легче. В момент, когда все цели рухнули на пустынной земле была возведена лишь одна. Словно крепость, которую он ценой своей жизни готов защищать, а её падение раздробит его собственное сердце. Но сейчас ангел Божий познаёт в этом жадность. Он хочет больше. Полностью, навсегда и бесповоротно видеть нефилима рядом с собой, будто бы обоих припаяли настолько крепко, что никакая сила не разорвёт их связь. И мужчине кажется, что их союз идеален, что по-другому уже не могло быть, потому что к хорошему быстро привыкаешь, ведь так? Пусть это неправильно, хотеть Клайна так, как желает его тело, как жаждит его разум. Но он не может вырвать эту мысль полностью с корнем, лишь пересадить в сад и бережно заботиться о ней в окружении из пчёл, олицетворяющих совесть. Джек ведь любит его, совсем как отца, в его руках он может чувствовать безопасность, под крылом которого всегда можно укрыться, стремясь к лучшему друг для друга взамен. И эта желанная плеть только обрастает вокруг его разума, перекрывает доступ к способности мыслить ясно, потому что когда любовь и забота перерастают во влечение и желание, можно сказать, что это фиаско. Ангел понимает, что с каждым разом будет сложнее делать вид, что всё по-прежнему. И это плавит его мозг, будто бы воск капает на его кожу сию же секундно, когда он вновь оказывается с Джеком Клайном. И парень будто бы специально делает его голодным. До его же внимания, ведь когда Кастиэль стоит перед ним, он даже не смотрит на него, не даёт это иллюзорное чувство, что его присутствием заинтересованы. Ангел внутренне чертыхается и продолжает всё в том же духе снисходительного спокойствия, будто бы для него самого ничего не произошло. И на этом ничего не заканчивается. Нет, парень всё ещё одаряет его своей мягкой улыбкой, хотя для мужчины постепенно любое изменение, каждое его движение становится важной деталью, ведь после неё он должен всё настойчивее держать себя в руках. Кастиэль знает, что времена меняются, ведь он наблюдает за ними на протяжении многих лет, а сейчас впервые готов идти в одну ногу с происходящим. Ничего из того, что он чувствует к парню — неправильно. Но он так лелеет это, словно будь всё по-другому, это было бы сравнимо с той болью, будто бы твои крылья заживо оторвали голыми руками. Не этого ожидала от него Келли, не это он обещал сделать с её сыном. Кастиэль, кажется, немного смиряется с этой мыслью. А потом всё начинается снова. И так по кругу. Парень протягивает руку какой-то незнакомой барышне, которая даже не удосуживается смягчить свой тон. Джека это не задевает, он всё так же лучезарен и хорош, забирая у неё бланк из вытянутых рук. Кастиэль не лезет в его дела. Он пытается сдержаться. Немножко потерпеть. Клайна обсуждают на раздаче, и ангел может согласиться только с тем, что тот и правда секси. А потом они сидят вместе. Чужая девушка и его Джек. Пока он пытается разобраться в этом деле, они проводят душевные беседы. Кастиэль забывает, куда шёл. Немного постояв, он разворачивается, а внутри бушует что-то новое. Он не хочет делить парня с кем-либо ещё или просто опасается того, что его сыну навредят? Пора бы и прекратить придуриваться. Но кто ему запретит. — Мы, кажется, собирались помочь людям и раскрыть это дело, — мужчина выделяет минутку, чтобы невзначай бросить эту фразу. Пусть и не знает, зачем, но молчание казалось ему чем-то трудным. — Я ведь этим и занимался, разве... Не так? — Сейчас все в этом обществе — подозреваемые, Джек. — Кастиэль водит плечом, оставляя Джека в лёгком недоумении. — Я понимаю. — Не забывай об этом. Парень не знает, что происходит в последнее время, потому что никто из них не говорит о проблеме напрямую. Почему Кас стал таким раздражительным? Он сделал что-то не так? Да, Клайн натворил много ошибок. И он старается исправиться ради всех, ради Винчестеров. Ради Кастиэля, потому что ангел не мог в нём ошибиться нет, он единственный, кто был с ним от начала до конца, нет, он не имеет права его подвести, только не его. Они все сейчас были как на иголках, собираются провернуть спасение всего мира, в конце концов, но иногда списать странные вспышки своего названного отца на это он просто не мог. Ведь ему явно не по душе, когда он общается с другими. Неужели Кастиэль боится, что он нанесёт кому-то вред? Нет, это полный бред, ведь тот скорее позаботится только о нём. Очень смело считать, что он занимает настолько важное первое место в жизни мужчины, но это было правдой. Взаимной истиной, которой они без раздумий следовали бы. Но иногда некоторые вещи невозможно поменять, совершенно. Никто не может предотвратить неизбежность. — Может быть, не стоит относиться к ней, как к врагу? Если сейчас все равны, Кас. — Кажется, он нарвался на что-то вроде дискуссии, но стоит ли жалеть об этом заранее... Ангел оборачивается, парню кажется, что тот вот-вот выдохнет, закатит глаза, будто бы он сморозил какую-то глупость. Стандартная схема, привычная реакция. Кастиэль же с этим категорически не согласен, он уверенно подходит ближе, Джек инстинктивно становится спиной к стенке, всё внутри на секунду сжимается, а может быть и дольше, потому что это было неожиданно. То, с каким напускным спокойствием делает это мужчина, больше настораживает, потому что тот слегка наклоняет голову. — Значит, тебе пришлось по душе всё это? — говорит так, будто утверждение, пусть это и не есть правда. — Я бы не питал лишней уверенности в чём-то. Парень понимает, что в последнее время их обоих так сильно тревожит, но никто будто бы не смеет сказать ничего вслух. Якобы они сели спинами друг к другу и застегнули наручники на запястьях, чтобы не сметь коснуться этой темы на одно большое никогда. В этом и есть суть дела? Тогда Джек точно не понимает, что происходит. Он видел разного Кастиэля, от отчаяния до облегчения, но сейчас присутствует что-то другое. Он уже не маленький мальчик, может за себя постоять, но ведь и это понимают обое. Кастиэля так сильно задело это, что будь вместо них двоих кто-то другой, парень бы предположил, что это.... Эм, беспокойство? Или что-то иное? Джек отдёрнул себя от этой мысли, потому что с чего вдруг ангел... На что он надеется, собственно. Впрочем, Клайн вполне мог осторожно попробовать и рискнуть поговорить на эту тему. Если, конечно, этот поступок можно было расценивать как что-то, то это определённо было нечто смелое. Сам же мужчина будто тайно доволен таким положением: нефилим растерянно продолжает недоумевать, множество мыслей вертятся и кружат юношескую голову, заметно краснеют его щёки из-за слишком требовательного близкого присутствия. Джек молчит, всё ещё недоумённо заглядывая в глаза отца, будто бы сейчас желает больше всего разрешение на конец этого абсурдного разговора. Он пятится в сторону, но тут же осекается, крепкая, тёплая мужская рука ложится на его плечо, парень уже и не смеет шевельнуться, пусть он и не понимает, что будет дальше, но если уж чему быть, тому не миновать. — Думаешь, что я мешаю дело с чем-то личным, но на самом деле этим занимаешься только ты. — По-твоему я преследую личные цели? — Мне кажется, на этот вопрос должен отвечать не я. — Джек оборачивает свою ладонь вокруг запястья Кастиэля, намекая, что, наверное, он может её опустить. Этого не происходит, парень просчитывает секунду такого бездействия. — Или, быть может, мне стоит вернуться и задать ещё несколько вопросов... — Я так не думаю. — кратко и ясно. Молодой человек чувствует себя странно, словно они вдвоём стояли на тонкой кромке льда, а они всё решались, когда же он разойдётся трещинами и они с неким удовольствием провалятся прямо под него. — Почему ты ведёшь себя со мной так же, как Сэм, когда видит Дина рядом с другими женщинами. — Клайн будто мгновенно приходит в себя от идеи, промелькнувшей ещё раз в его голове, делает небольшой шаг вперёд, становясь не просто близко, а буквально впритык. — Кас, ты будто... Ревнуешь? — парень улыбается, потому что собственные слова в этот момент кажутся настоящей глупостью. — А что если это правда? — мужчина ненавязчиво поправляет выбившуюся прядь за ухо парня, умиротворённо проводя пальцами по чувствительному месту за ним. — Я ведь не хочу наблюдать за тем, как ты отдаляешься. Джек знает, что они оба понимают, что это неизбежно. Клайн уже ничему не удивлён, они так чертовски устали. Ведь впереди... Просто Пустота? Правда? И они даже не могут прожить эту реальность. Наступит момент, когда они больше никогда не встретятся вновь. Умирать не так страшно, на самом деле куда более страшно от того, что мы оставляем позади. Падают в бездну былые цели и грёзы, медленно потухают мечты, под пылью которых теряешь ты себя сам. Так же мучительно умирают твои чувства. Если ты вовремя не дал им зелёный свет, то вместе с ними тебя сбили на красном, а пешеходные белые полосы перспектив оросились багряной кровью. Придёт время, всё подойдёт к концу и взорвётся решающая бомба. Джек отдаёт возможность жить миллионам другим. А сам парень никогда больше не увидит то, за что эту жизнь когда-то можно было любить. Всех не спасёшь, пусть и иногда так хотелось бы побыть хоть немного эгоистом. Кастиэль никогда не заговорит с ним, не будет тех приятных разговоров, которые могут длиться и в зловещие ночи, они не поспешат покинуть главную комнату, когда Винчестеры вновь разыграют между собой эпическую любовную драму. В такие дни всё-таки начинаешь дорожить каждым моментом, протягивая руки для долгожданных объятий. Но с той же скоростью где-то в сердце появляется ноющая боль. Ничто не будет длиться так долго, как хотелось бы. Джек Клайн может быть для Кастиэля кем угодно, как и наоборот. Итог один, потому что у обоих никого ближе нет. Верный друг, надёжная семья, любимый человек. Они могли быть кем угодно, но сейчас — не жильцы. Смертники. Самые настоящие. — Не знаю, сейчас мы находимся к друг другу очень близко. — Клайн принимает ситуацию, ведь так или иначе ничего может не оставаться, как и быть. — Ты же прекрасно понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать. — Может быть, но как я могу догадаться, если ты не говоришь ничего напрямую? — Хорошо, тогда тебе будет понятен мой язык жестов? Джек не совсем уверен в этом, но когда-то он слышал что-то подобное между Винчестерами. Правда, кажется, их взаимоотношения кажутся куда более сложными, ведь они не пришли к чему-то одному спустя сколько? Пятнадцать лет? А ведь нефилиму всего лишь три, и пусть он и умён не по годам, совершенно на всё это не распространяется. — Возможно. Кастиэль кивает, сейчас он гораздо более спокоен, ведь это же Джек, этим всё сказано. Иногда кажется, что они оба как несмышленные дети, вот только ангел всеми силами пытается быть взрослым. Раньше всё было таким простым. Ангел Божий видел только цель, не видя ничего из препятствий. И большинство его поступков были исключительно ужасными ошибками, на которых он будет учиться до конца дней своих. Теперь он должен быть примером, чтобы помогать парню не сбиться с правильного пути. Но всё как обычно не так, как могло и должно было быть. Ведь ангел возжелал стремиться к чему-то большему. — Закрой глаза, пожалуйста — Джек следует этой просьбе, ведь то, как Кастиэль понизил голос в этот момент, оставляет за собой смешанные чувства на счёт такого судя по всему интимного момента. Мужчина проверяет, нет ли кого-то по близости, хотя, впрочем, никто бы и не осмелился им помешать, только не сегодня, только не сейчас. Ангел задерживается взглядом на знакомом лице, замечает подрагивающие ресницы и размеренное дыхание, нефилим всё ещё ждёт, так тихо, мирно, практически покорно. А время замедляется. Впервые за бешеный ритм сумасшедших будней оно удосужилось оставить их в покое, не терзать собой их головы. Если бы существовала вечность, то обое желали бы только такую. Кастиэль обхватывает пальцами его подбородок, очерчивая линию скул, Джек шумно сглатывает, начиная немного нервничать, но мужчина всё ещё не торопится. Каков бы был этот момент, закончись он неутешительно, так быстро. Ангел так долго был сторонним наблюдателем, ведь ему было доступно практически всё, но и в то же время — абсолютно ничего. Это можно было сравнить с тем, как зритель наблюдает за изящной, невероятной бабочкой, которая обрамлена слоем стекла. Сколько бы не касался, твоей она никогда не будет. Но сейчас он дорвался, получил этот хрупкий шанс, который просто невозможно было упустить. Кастиэль наклоняется, касается губами уголка губ юноши, наблюдая за тем, как меняется его восприятие. — Просто расслабься, попробуй довериться мне. — и его немного уносит от этого томного шёпота, парень поддаётся вперёд, ангел же пользуется этим, приникает к его губам настойчивее, ведь бежать уже будет некуда. Нефилим до конца не знает, почему он реагирует на это именно так, но это кажется чем-то приятным и расслабляющим, ведь он и правда в надёжных руках. Он немного постанывает от прилива ощущений, будто бы кровь в его венах на секунду покрывается кромкой льда, а в следующую секунду горит огнём. Ангел спускается рукой к его шее, поглаживая её, совсем невесомо, но Клайну нравится это прикосновение, кожа к коже, соединение горячей плоти. Джек пытается подстроиться под то, что Кастиэль делает с ним, дарит ему неумелый ответ, ведь в этом необычном танце ведущий вовсе не он. Парню кажется, что ещё немного и весь воздух кончится, а вокруг ничего не останется, но если это плата за этот момент, то он без зазрения совести готов этим пожертвовать. Время прекращает стоять на месте, как бы не хотелось обратного, но оно быстротечно. Мужчина пользуется им, насколько это возможно, он чувствует себя и правда греховно, целуя юношу в этом казалось бы месте раскаяния. Но как и говорилось, любой праведник являет собою лишь грешника, который в очередной раз не оставляет попытки получить свой билет в Рай. Ангел отступает, наблюдая за растерянным Джеком, который только сейчас возвращает свои мысли и тело в настоящее время. Парень облизывает порозовевшие от ласок губы, задумчиво прикасаясь к ним пальцами. Кастиэль наслаждается тем, что он видит, ведь это последствие его действий, картина, штрихи на которую он нанёс сам. Ничего страшного, словно бы и не произошло. Так или иначе, это серьёзная пища для размышлений, ведь многим свойственно сначала делать, а потом разбираться в последствиях и причинах содеянного. Кастиэль бросил последний взгляд на парня, изобразив на своём лице снисходительную полуулыбку: — Я надеюсь, что ты хорошо усвоил наш тактильный урок.