Языки пламени

      Ночь плавно опускалась на безымянное поле, холодный ветер шелестел пожухлой травой, прогонял клубы чёрного дыма высоко в небо, заставляя теряться в чернильной тьме. Где-то ещё догорали остатки костров, которые разожгли во время битвы. Тьма успокаивала, убаюкивала, казалось, даже языки пламени как-то лениво вылизывали сухие стебли. Во всей этой тишине на пустынном поле раздавались перепевы гитары, теряясь в тумане и дыме. У одного из костров где-то на середине виднелись два силуэта, один сидел неподвижно, прижав длинные ноги к груди, другой неторопливо перебирал пальцами жёсткие струны электрогитары, наигрывая какую-то мелодию. Короткие аккорды скрипуче складывались в мелодию, потрескивание огня сплеталось с глухими нотами, утопая в тишине. Мозолистые пальцы по привычке перебирали струны, не задумываясь, наигрывая мелодию лишь по памяти. В чёрных линзах очков плясали отблески пламени, перекидывались на светлую гриву, золотя белые локоны. Светло-зелёные глаза было невозможно разглядеть под стёклами оправы и, пользуясь этим, гитарист не отрывал взгляда с тощей фигуры напротив. Тёмная одежда сливалась на фоне ночного неба, было видно лишь светлую кожу и медную копну спутанных волос, которые трепал ветер. Под огненными бликами пряди сами напоминали дикое пламя, лижущее впалые щёки и узкие плечи. Лицо парня было направленно к огню, но потемневшие васильковые глаза жадно рассматривали чужое подтянутое тело, красивые длинные пальцы и непослушные белые локоны. Парень хотел сесть ближе, прижаться, зябко поёжившись, уложить усталую голову на чужие плечи, но лишь неподвижно сидел, погружённый в свои мысли. Кроткие ноты, аккорды и настроение сменялись, перебирались знакомые мелодии зарубежных групп, чьи пластинки были заучены наизусть. В какой-то момент длинные пальцы в очередной раз сменили композицию, глухие ноты выбили рыжего из размышлений, заставив повернуться в сторону гитариста. Пусть под чёрными линзами этого не было видно, но взгляды зелёных и голубых пересеклись, заставляя на секунду сердце болезненно удариться о клетку рёбер. Парень заметил, как блондин расправил плечи, набирая в грудь больше воздуха, кадык как-то нервно дёрнулся вверх-вниз. — У ночного огня, под огромной луной темный лес укрывал нас зеленой листвой, — голос блондина хриплый, ниже обычного, но звучит мягко и ласково, обволакивая, — Я тебя целовал у ночного огня, я тебе подари-ил, половинку себя.       Последняя фраза прозвучала так интимно и доверительно, что сердце рыжего забилось сильнее, тело оцепенело, не в силах оторваться от родного образа. Просто песня, знакомая, но… Розин голос с приятной хрипотцой грел, заставляя алеть впалые щёки. Парень сложил голову на коленях, пряча смущённую улыбку в усах и устало жмурясь. Сегодняшний день вымотал, вытряс и выжил досуха все чувства, усталый мозг плавал в вечной алкогольной мути, как в формалине, даже когда был трезв. Эмоции, кажется, тоже должна генерировать серая масса в черепе, а может сердце, которое умиротворённо пульсировало внутри — кто ж знает, рыжий был слаб в биологии. А может в анатомии — чёрт его разберёт. Так или иначе, переживания и стресс осели, казалось, отложились в костях, мешая свободно двигаться. Весь день нездоровое, несчастное сердце, упоротое адской дозой адреналина, билось об острые рёбра, выбрасывало горячую кровь, бегущую по холодному телу. Нервные импульсы заставляли двигаться, обороняться и точно бить в ответ. Видимо, что-то в черепной коробке всё же честно и трезво работало в тот момент. Победа над Стрельниковой не показалась чем-то счастливым, скорее… Это было облегчение, неприятный груз на плечах, который был скинут. Глядя на сбитое тело диктаторши, эмоции успокаивались, уходили на задний план. Окончательно волнение погасло, сменяясь глупой, какой-то инфантильной радостью, когда из дыма показалась родная высокая фигура, схватившая его холодную руку и потащила куда-то, ругаясь под нос и отмахиваясь от непослушной белой гривы. А рыжий лишь сжал жилистыми пальцами горячую ладонь, улыбаясь, знал ведь, что теперь всё хорошо будет. Неуклюжие, но нежные поглаживания запястья чужих истёртых струнами пальцев были тому доказательством. Рыжему было всё равно, что там будет со страной и политикой, главное — теперь с ним опять будет его музыка. И Роза. Собственно, без Розы музыка была не нужна. Его голос ласкал и согревал, словно вытягивал душевную усталость из неловкого угловатого тела. Хотелось сесть ближе, но сил не было. Поэтому парень просто стащил с переносицы очки, огромными глазами смотря на фигуру напротив. — Свет далекой звезды, песни птиц до утра, ты смотрела в глаза, мои шептала слова, — рыжий знал, чувствовал, видел, несмотря на непроницаемые линзы, как изумрудные глаза смотрят в ответ, — Ты не верила мне, но любила меня, я оставил с тобой половинку себя. Сквозь обволакивающую пелену отчётливо, звонко и чисто, вместе с битом сердца, в мозг ударил импульс. Уперев острые колени в сухую траву, рыжий быстро подполз ближе к Розе, протянул жилистые пальцы к чужой серебристой оправе, стягивая и выкидывая очки куда-то в траву, утонул в родной зелени глаз. — То, что было - забыто, то, что было - прошло. Ты махала мне вслед бирюзовым платком, я тебя целовал у ночного огня, ты оставила мне, — холодные пальцы прошлись по горячим щекам, покрытым колючей щетиной, парень чувствовал на своей коже чужое дыхание, — половинку себя.       Последняя фраза прозвучала более глухо, последний аккорд так и вообще был проигнорирован— гитарист откинул гитару куда-то, куда же улетели его очки. Как-то устало уткнувшись искусанными губами в чужие, блондин запустил пятерню в огненные пряди, по позвоночнику прокатилась волна холодных мурашек, когда Шершень запустил ледяные ладони под его футболку, прошёлся по поджарому торсу, проскользил ногтями по буграм мышц на спине, оставляя невидимые красные росчерки. По оголённой коже ударил морозный воздух, заставляя поёжиться. Слишком долгое ожидание и играние в дружбу было прервано сегодняшним днём. Длинные пальцы ловко скинули кожаную косуху, следом — футболку с логотипом их группы. Белая кожа, покрытая редкими веснушками, приятно контрастировала в темноте, освещённое лишь тусклой луной и огненными языками, очерчивающими впалые рёбра. Ещё секунду рассматривая тело Шершня, Роза стянул свою футболку через голову и растянулся над рыжим, жадно впиваясь в мягкие губы, кусая, с маниакальным удовольствием зализывал, ощущая вкус железа на языке. Тонкие пальцы судорожно цеплялись за сильные плечи, оставляли следы, жали горячее тело ближе к себе, пытаясь согреться. Нащупав ногами узкие бедра, рыжий обвился об них кольцом, прижался пахом об пах, чувствуя, как Роза шипяще выдохнул в губы и задрожал. Тут же запустил пятерню в белую гриву, не давая опомниться, потянул назад и прошёлся языком по всей шее, впиваясь в горячую кожу зубами под кадыком, потянулся выше — под челюстью расцвёл багровый засос. Роза не даёт долго доминировать, в отместку кусает чуть выше ключицы, шею, нежную кожу за ухом, отплёвывается от медных волос, кусает за мочку, лижет хрящ, целует в висок, выбивает протяжные стоны, напоминающие скулёж. Заводит руку назад, проходясь широкой ладонью от колена до бедра, по-хозяйски сжимает ягодицу. Шершень завозился, стараясь выгнуться сильнее, подставляясь мозолистым рукам. Роза же, клюнув заалевшие губы, опустился ниже, укусил выступающую косточку ключицы. Всей длинной языка влажно прошёлся по затвердевшим соскам, лизнул самым кончиком, взял полностью, посасывая, перекатывал и играл с нежной бусиной во рту. Рыжий плавился, кусал губы, пытаясь проглотить стоны, чувствовал, как сердце бешено разносило кровь по телу, наконец-то согревая его. Хотя горяченный Роза справлялся с этим лучше. Его руки плавно перетекли с костлявых бёдер к паху, быстро расправился с увесистой бляшкой ремня. Шершень тихо ахает, когда блондин, отстранившись, выпрямился, хрустнув плечами. Зелёные глаза дико рассматривали плоский живот с выпирающей клеткой рёбер, косыми росчерками мышц на них и россыпью веснушек. Выше — алые следы зубов на ключицах и плечах, выше — багровая дорожка из засосов на длинной шее, выше — безумные, глубокие синие-синие глаза, смущённый румянец и следы укусов на губах. И крышу это у Розы срывает, буквально сносит ураганом, отчего сердце болезненно бьёт в грудину. Вместе с этим туда же бьётся поток эмоций, захлестывая, молниями разносясь по всему телу. Упирается куда-то в кадык, мешая дышать, превращается в несколько шаровых молний, путающихся, сбивающихся в тугой, тянущий узел в паху. Он медленно проводит большими пальцами по выступающим бедренным костям, скользя по их рельефу вниз, рывком стягивает узкие штаны и боксёры вниз, чувствуя, как это вызвало жалобные стоны и дрожь в ногах, плотно обвивающихся вокруг его талии. Глаза рыжего потемнели, превращаясь в зыбучие омуты, затягивали своим желанием. Роза с усилием открывает взгляд, сжимает чужую плоть в кулак, проводит от влажной головки вниз, утыкаясь в жидкие рыжие волосы лобка. Шершень сдавленно заскулил, завозил бёдрами, привстал на локтях, стыдливо, но уверенно протянул руку к резинке чужих штанов, быстро выуживая из белья чужой член, размазывая каплю смазки по крупной головке. Он закусил истерзанные губы, взгляд метался от крупного члена выше, к вздутым венам в паху и яркой чёрной полоске жёстких волос до пупка, к красивому рельефу пресса, к крепкой груди и плечам, к нескольким алым следам на шее и, наконец, к бешеным зелёным глазам. Белые волосы трепались на ветру, ловили и отражали огненные блики. Кожа по-животному блестела огнём, покрытая дорожкам пота. У рыжего дыхание перехватывало от такого вида, кровь с силой ухнула в пах, вызывая болезненную вибрацию. Медленные движения и завороженный взгляд Шершня Розе не нравились, он перехватил инициативу, сжимая в кулак оба ствола, скользкие от предэякулята. Розин — толстый, увитый вздутыми венами, и Шершня — аккуратный и гладкий, словно фарфоровый, идеально подходили под широкую ладонь. Роза умилённо отметил мелкие веснушки на яичках, прежде чем растянуться над рыжим, лениво водя кулаком вдоль их животов. Уткнулся губами в грудь, поцеловал белую кожу, проходясь языком по шее. Шершень под ним извивался, жался ближе, нещадно драл чужую спину в какой-то маниакальной жадности. Раз Роза не давал возможности припасть губами к шее — что ж, он поставит свои метки багровым узором на спине. Шершень собственник, делить блондина ни с кем не будет. Запустит пальцы в густые пряди, запрокидывая голову назад — наставит засосов спереди, чтобы не скрыть волосами, чтобы все видели. На это Роза шипит, выбивая рукой более жёсткий ритм, на что получает укус ниже челюсти, смешанный с жалобным стоном. Рыжий, не выпуская белые волосы, тянет Розу ближе, с остервенением терзает чужие губы, блондин же влажно проходится языком по чужим зубам и очерчивает нёбо. Ссадины на спине горят огнём, руки слабо потрясывает от усталости и приближающейся развязки. Плотно прижимая головки друг к другу, кулак с нажимом проходится по стволам вверх-вниз, задерживается у основания, выбивает пару коротких движений и медленно поднимается обратно, буквально выжимая семя из обоих. Шершень закидывает голову, кричит в голос. Тело прошибает искрящаяся волна наслаждения, забирая с собой все силы. Чувствуя, как обмякают руки, Роза обессилено валится рядом, прижимая рыжего к себе. Говорить не хочется ещё несколько минут, сонливость приятно обволакивает тела, но холодный ветер, скользящий по разгоряченной коже, не даёт возможности провалиться в сон. Роза неохотно, собирая силы какое-то время, приподнимается, целуя Шершня куда-то в висок. — Давай, блин, Шершняга, домой надо. А то мы тут окачуримся нахрен, ю ноу? Рыжий на это лишь что-то мычит, прижимая руки к груди. Блондин поднимается, пошатываясь, быстро находит черную косуху и кидает её в сторону рыжего, который вместо того, чтобы одеться, лишь укрывается ей, как одеялом. Гитарист натягивает футболку, поправляет штаны, с трудом выуживает из травы обе пары очков и гитару, поворачивается к рыжему — лежит. — Ну Шершень нахрен ты и кисель, вставай давай, пока совсем в ледышку не превратился, — подходит ближе и наклоняется, видя, что на его слова не реагируют, — Ну Яша, блин, простынешь ведь, пойдём домой? От «Яши» у Шершня сердце встаёт на секунду. Он переворачивается на спину, смотрит ошарашено пару мгновений на блондина своими огромными глазищами, притягивает к себе, целует, крепко, но тут же виновато смягчается, чувствуя металлический привкус. — Ну всё, давай это дело дома продолжим, одевайся, блин, орешек. Пытаясь спрятать улыбку, рыжий быстро натягивает на себя одежду и спешит за Розой домой, спотыкаясь о невидимые рытвины в траве. Не глядя блондин сжимает холодную ладонь Шершня, смущённо кидает косой взгляд на довольное лицо и улыбается сам. Чувствует, как разливается тепло по телу и что-то трепещет в животе. Теперь всё будет хорошо, Роза уверен. Поправляет перекинутую через плечо гитару, прижимает Яшу ближе. Слышит, как в последний раз трещит догорающий костёр, горячие искры поднимаются выше, растворяясь меж звёзд.