Mil Pasos

      Хонбин не думал, что когда-нибудь окажется в ситуации, в которой ему придется выбирать, в которой ему придется уйти. Он стоял в дверях своего дома с сумкой через плечо. Его сердце невыносимо болело, и он просто хотел вернуться в квартиру, распаковать сумку и притвориться, что ничего не произошло. Но понимал, что сейчас все не так, как в прошлый раз. Если это случится снова…у него не будет возможности уйти. К нему подошла собака, чувствуя его печаль по отсутствию виляния хвоста, и Хонбину захотелось опуститься на колени и поплакать ему, щенку, который так стойко держался рядом с ним. Но там, куда он направлялся, не разрешали животных, и никто из его друзей не мог взять такую большую собаку. Воншик хотел, чтобы они завели добермана, хотя они обладали характером, который Хонбин не одобрял. Эта же собака была милой, но Воншик такое ненавидел. — Прости, любовь моя, но мне пора, — Хонбин погладил собаку по голове, прежде чем повернуться, чтобы выскользнуть из квартиры и навсегда закрыть дверь. — Ты не можешь уйти! Щека Хонбина горела, и он уже чувствовал припухлость у глаза, лежа на земле, отчаянно пытаясь подняться и уйти от человека, который причинял ему столько боли. Это был не первый и, вероятно, не последний раз, когда Хонбину приходилось терпеть подобное. Каждый сантиметр его тела болел, и он знал, что должен был уйти раньше, когда Воншика не было дома, а не во время его сна. — Ты ублюдок. Хонбин болезненно ахнул, когда удар ногой сломал ему ребро. Он чувствовал и слышал это. Он был уверен, Воншик тоже услышал бы, но это не помешало ему схватить второго за волосы и поставить на колени. — После всего, что я для тебя сделал?! Щеки Хонбина были залиты слезами и кровью, но похоже, Воншику было все равно, когда он снова нанес ему удар. — Какой же ты, блять, неблагодарный. Я люблю тебя и забочусь о тебе, а ты хочешь уйти?! Чувство вины было мучительным. Оно глубоко вошло в живот Хонбина и скрутило его с такой остротой, какой он никогда по-настоящему не испытывал. Он не знает, почему не может быть благодарен Воншику за все, что тот с ним делает. Не знает, почему с ним так сложно. Но понимает, что тот сделал так много и если его не оценят, это наверняка разобьет ему сердце. И он знал это. Хунбин знал и все же не мог ничего изменить. Слезы Хонбина не прекращались даже тогда, когда он спускался по лестнице, каждый шаг ощущался как миллион, а висевшая у него на плече сумка весила целую тонну. Он не мог прийти в себя, он не мог справиться с этим, и все же он чувствует невыносимую уверенность в том, что то, что он делал, было правильным. Он больше не мог выносить оскорблений Воншика. Это решение принималось долго, и он должен его принять, если хочет остаться живым. Лишь на вокзале он получил первое сообщение от Воншика, в котором тот спрашивал, куда он уехал и почему пропали его вещи. Хонбин хотел бы знать, как ответить иначе, но… «Я люблю тебя» Все началось достаточно невинно, или настолько невинно, насколько это было возможно, когда Воншик прижимал тело к стене, рука сжимала его горло, а нога Воншика втискивалась между ног. Все это позволило его обездвижить и не позволить куда-либо сбежать. Метод оказался эффективным. Хонбин не мог пошевелиться, но, что еще важнее, он не мог дышать. И что еще хуже, Воншику, похоже, было плевать. На самом деле, он, казалось, наслаждался этим. — Воншик, пожалуйста. Хонбин поймет, что это будет не единственный раз за ночь, когда он будет умолять. — Заткнись. Несколько пощечин, сперва легких. Взгляд Воншика был мрачным и темнел с каждой пощечиной, приходившейся на его лицо. Они стали жестче. Они участились. И Хонбин плакал в промежутки между ними, потому что просто не понимал. Почему Воншик так с ним поступил? Хонбин не знает, как Воншик нашел его, но когда это сделал, тот вошел в квартиру его друга с мокрыми глазами и печальным выражением лица. Недавно по его щекам текли слезы, и сердце Хонбина разрывалось, видя человека, в которого все еще был так сильно влюблен. Но в нем был и тот, кто причинил ему столько боли…причинил ему такую душевную боль, осознавая, что не может оставаться с тем, кто сделал это с ним. — Хонбин…детка, пожалуйста, вернись домой. Его голос был жалким, надломленным, и Хонбин мог сказать, что его друг задавался вопросом, был ли Воншик тем мудаком, о котором ему парень рассказывал. — Пожалуйста, вернись домой. Я поменяюсь. Я стану таким, когда мы впервые встретились. Ты ведь меня так любил, да? «Я никогда не переставал любить тебя!» — хотел ответить Хонбин, но не смог выдавить из себя ни слова. Не мог, потому что Воншик стоял на коленях, держась за край его рубашки и жалобно умоляя. Вот что это было. Жалость. — Поедем домой? Хонбин лежал неподвижно, а Воншик толкался в него снова, снова и снова. Его тело давно перестало болеть. Чтобы не потерять сознание, чтобы не потерять связность мыслей, он вонзил ногти в ладони, чтобы удержаться, хотя каждая частичка его тела хотела сбежать. Он понимал, что борьба ни к чему его не приведет, поэтому даже не пытался. Он уже не помнит, когда это случилось в первый раз, и не помнит, сколько раз прошло с тех пор до этого момента, когда Воншик подтягивал бедра и с такой легкостью входил в его разорванный вход. То, как он мог так легко вонзиться в него, получить удовольствие, которое Хонбин когда-то так охотно ему дарил. Теперь, когда он лежал неподвижно, это было не из желания дать человеку, которого он любил, а из страха. — Нет. Хочу держаться от тебя подальше. Хонбин не мог удержаться от того, чтобы не совершить несколько шагов назад, когда Воншик поднялся с пола, выглядя таким угрожающим просто находясь рядом. Он хотел бы держаться от него в тысяче миль или еще дальше, если не хватит места в Корее, где было бы для него безопасно. — Я хочу, чтобы ты вернулся домой. Его голос был мягким, но в тоне было что-то не то. Хонбин вздрогнул и замотал головой. Ему хотелось вырваться и спрятаться. Он хотел быть подальше от того, как Воншик мог смотреть на него сверху вниз и заставлять его снова чувствовать себя испуганным. — Я не вернусь. Хонбин громко и неосознанно рассмеялся — в последний раз, когда почувствовал, что имеет на это право. Воншик что-то делал или говорил, но теперь уже даже не помнил, что именно. А лишь не забывал эту яркую улыбку на лице мужчины и то, как он пытался выманить ее из Хонбина, и ему это всегда удавалось. Он вспомнил, как все началось с бокала вина, упавшего на пол, и темно-красный цвет запятнал светлый ковер. Он вспомнил отсутствие смеха с этого момента. Он выругался и спрыгнул со своего места, чтобы схватить полотенце и начать вытирать. Он вспомнил, как это привело к драке. Он вспомнил, как это привело к тому, что Воншик поднял руку и чуть не влепил ей по лицу. Вспомнил, как Воншик требовал, чтобы он убрал пятно, иначе пожалеет об этом. Он вспомнил страх, который испытал в тот момент. Он вспомнил, как… Тысячи миль будет недостаточно, поэтому он отправится еще дальше.