Запах в твоей памяти

      — Ты в какой гостинице остановился?       — Ни в какой, — в интонациях Виктора слышится легкое недоумение. — У тебя ж целый дом.       Черт. Звучит, как аргумент.       — Хорошо, — эксперт поджимает губы в безысходности. — Без чая сегодня… Но спать будешь внизу. Спокойной ночи, — и ноги сами понесли раздосадованного мужчину наверх.       Виктор, оказавшись пораженным столь быстрой сменой темы разговора, не нашел ничего лучше, как просто кивнуть в знак согласия уже уходящему на второй этаж эксперту.       — Без чая так без чая, — полковник отбросил дневник Йохана на стоящий рядом столик и с грустью окинул взглядом комнату, где ему предстояло провести эту ночь. Приглушенный свет создавал почти интимную, особую атмосферу уюта, в которую совсем не вписывались мрачные беседы сотрудников СБР; едва уловимый аромат чая доносился с маленького столика — Лебедев даже немного сконфузился оттого, что чай так и остался нетронутым. Огонь в камине доживал этот вечер мирным потрескиванием под тихий шум воды за окном.       — Романтик, однако, — губы Лебедева изогнулись в легкой улыбке. Полковник всегда знал, что за суровым внешним видом, за хмурыми бровями, за небрежной щетиной, за привычными черными перчатками, за надменным взглядом и порывистыми жестами скрывается тонкая душевная натура, которой не чужды простые человеческие слабости. И простые человеческие просчеты.       — Одеяло, черт.       Не хотелось беспокоить друга лишний раз, но и спать в остывающей после камина комнате не совсем комфортно. Со второго этажа слабо летели звуки шуршания постельным бельём и одеждой, несколько раз сработал регулятор света. Немного подумав, Виктор лениво поднялся с дивана и направился вслед за другом на второй этаж в надежде получить хоть что-то, что согреет его в эту холодную таллинскую ночь. «Одеяло, одеяло, мне нужно только оно. Не бойся, не пошлёт же он тебя. Откуда такая робость?» — мысленно изводил себе полковник, аккуратно заглядывая в комнату друга, чувствуя себя каким-то бесстыдным вуайеристом. Все в этой комнате говорило, что ее хозяин готовится ко сну: широкая кровать была застелена дорогим черным постельным комплектом, а одеяло наполовину откинуто от края кровати; в комнате горели лишь два светильника по бокам от места сна, но этого света Виктору вполне хватило, чтобы заметить, что друг еще не лег спать, а лишь переоделся в теплый черный халат и, стоя возле кровати, недоуменно смотрит на полковника с немым вопросом в глазах.       Лебедев застыл с выражением заинтересованности, лицезрея обстановку вокруг. Все, как и всегда, в стиле минимализма, в черно-бело-серых тонах, чисто и стерильно. Поразглядывав интерьер комнаты, полковник всё-таки удосужился ответить на невысказанный вопрос друга.       — Оу, ты не дал мне одеяло, — Виктор одним движением нервно поправил кожаную куртку на плечах. Почему-то ситуация вызывала чувство, сходное со стыдом. Хотя, казалось бы, чего стыдиться. Вполне нормальная потребность в тепле, да? Уверенней, Витя! Дыши, Витя, дыши! — Неужели ты хочешь, чтобы твой друг замерз? Мне бы еще подушку, — по-наивному детская улыбка озарила лицо полковника — мужчина знал, что она действует на друга и добавляет уверенности самому себе, которая сейчас как-то постепенно улетучивалась. Мда, нервишки вдруг стали подводить.       Эксперт тяжело вздохнул. «Манипулятор,» — мысленно прорычал он это слово, однако примиряясь с тем, что пространство его комнаты нарушили вполне обоснованно. Как бы иногда ни вел себя эксперт, понятие дружбы в его системе ценностей занимало не последнее место. Лебедев за годы знакомства стал самым близким человеком в жизни гения: плечо к плечу, рука об руку, пистолет к пистолету, тело к телу… Так, стоп! Нет, не выдумай тут! Не было никогда такого. Что это на тебя нашло? Атмосфера ночного побережья? Глупости ведь. Бред какой-то.       Отойдя вглубь комнаты, эксперт повернулся спиной к другу и начал доставать постельные принадлежности. Правда, в нос прорывался когда-то давно замеченный запах, пришедший сегодня в комнату за Виктором, вызывающий странное порхание в животе. Странно, странно, очень странно. Воздуха казалось меньше, а сладковатый аромат загадочно щекотал нос. Иногда он чувствовал этот запах, но никогда не придавал ему значения, как и сотням других ароматов, которые ежедневно проходили через него. Пытаясь понять, чем же сейчас пахнет в комнате, специалист, сжимая в руках уголок одеяла и сутулясь от усиливающегося напряжения в животе, вдохнул запах чуть сильнее. Только не это.       — Твою мать, — протяжно и шепотом выдал мужчина. Нет, не может быть… Это ведь не в первый раз… А он, дурак, никогда не обращал на это внимания, думая, что Виктор находится под влиянием чар очередной красотки. А здесь нет красоток — есть только он и Лебедев.       — Что-то случилось? — ругательство не ускользнуло от чуткого слуха Виктора.       Эксперт обернулся из темноты на друга, который стоял в ожидании, уткнув кулаки в бока и широко расставив ноги с наклоном бедра в левую сторону. Ох, уж это бедро… Нет, нет, это не то, не может быть… Но ты ведь никогда не ошибаешься, внештатный сотрудник-гений, разве не так?       — Держи, — напуганный эксперт вышел из темноты комнаты с большой подушкой и мягким одеялом в одной руке, прикрывая нос второй. «Просто возьми и уйди, пожалуйста, а я сделаю вид, что ничего не почувствовал». Черт, спасибо этому миру за безразмерные халаты.       Принимая помощь друга, Виктор догадался, что случилось нечто, что неподвластно его обонянию. Стоявший напротив эксперт выглядел испуганно, его глаза округлились, он все еще закрывал нос, стараясь больше дышать ртом, из-за чего дыхание казалось намного глубже, чем есть обычно. Или не казалось.       — С тобой точно все хорошо? — Лебедев аккуратно положил полученное на рядом стоящее кресло и сделал шаг в сторону друга. Тот отступил назад. Вот так новости. — Что случилось? — еще один шаг полковника вперед и последовавшее отступление эксперта.       В комнате повисло гнетущее молчание. Лебедев стоял в готовности сделать еще один шаг, но никак не решался без ответа друга. Тот в этот же момент разве что не дышал, стараясь по минимуму вбирать в себя окружающий воздух — уж очень это сейчас было опасно. Происходящее со стороны выглядело довольно комично, если бы не было так напряженно и не сопровождалось порывистым дыханием эксперта и сомнениями полковника.       — Что ты… — Виктор жестом медленно провел возле носа. — … чувствуешь? — полковник наконец встал на одном месте, расправив плечи и убрав асимметрию из позы.       — Так ты уходишь или нет? — эксперт резко прервал начавшуюся речь друга, на чьем лице выразилось игривое недоумение.       — Значит, у меня есть выбор: остаться тут или уйти вниз? — полковник лукаво склонил голову набок. Картина начала проясняться.       Прокол.       — Нет, — эксперт понял, что проговорился. Как ни закрывай нос, а запах Виктора уже окутал эту комнату: Лебедев в воздухе, на кресле, в кровати, у лампы, везде, черт возьми. Им наполнен весь воздух вокруг, он в голове эксперта, под кожей, в сознании, в бессознании, везде. Мать моя женщина, как бы не упасть без чувств. Или от их переизбытка. И такое бывает.       — Уверен? — Виктор все понял. Вот что за неожиданная неуверенность накрыла его странным чувством стыда и заставила нервничать, вынуждая принять знакомую позу, в которой он ощущал себя немного спокойнее. Все глубины подсознания всколыхнулись этой ночью, в полумраке комнаты этого большого дома, в котором они только вдвоем. В голове всплыли отрывки из фантазий, которыми полковник изредка позволял себе баловаться, когда оставался совершенно один и не ожидал никого в гости.       — Твою мать, Витя! — эксперт накачивает легкие воздухом, фактически глотая его, не задействуя нос. От греха подальше. — Уйди, пожалуйста, вниз.       — А то что? — вызывающий взгляд Виктора пронизывает друга, однако, не возвращая ему былой уверенности в необходимом объёме.       Эксперт тяжело выдыхает, обреченно убирает руку от носа и подходит впритык к полковнику, наклоняясь над его шеей в нескольких сантиметрах в надежде впервые допустить ошибку — а вдруг ему показалось?       Глубокий вдох.       Ох, черт. У Виктора от этого действия сдавливает горло, воздуха становится катастрофически мало, а кровь отливает не в самое подходящее для данной ситуации место. С каждым глотком воздуха ноги становятся мягче и уже с трудом держат тело в вертикальном положении. В голове поднимается давящий шум, а мысли кружатся в теплом запретном тумане, сквозь который до сознания доходят слова друга.       — Как же ты возбужден, ты даже сам до конца не осознаешь, — тихо произнесенные в шею слова пускают волны мурашек по телу и отдают томящим напряжением в брюках Виктора. Эксперт не отдаляет свое лицо от шеи друга, а продолжает вдыхать все глубже и глубже, почти касаясь кожи, смакуя этот запах, наслаждаясь тем, как с каждым глубоким вдохом и горячим выдохом сердцебиение Виктора учащается, его возбуждение нарастает, а терпение натягивается, как струна.       Впитывая запах друга, эксперт несколько раз проводит носом по его шее, неосознанно касаясь ее своими губами, случайно, но дразняще. Еще один медленный вдох. Легкие наполняют томление и чрезвычайная выдержка, желание, похоть, жажда и горящее чувство ненасытности — как этот человек вообще еще сдерживается, непонятно: Виктору хочется прикоснуться, потрогать, раздеть, обнять, прижать, поцеловать и…       — Твою мать! — мужчина резко отстраняется от друга, практически услышав его мысли. Как грязно! И как волнующе. Зрачки расширяются против воли, ладони потеют в такт новым волнам сбегающей к паху крови, голова начинает идти кругом. — Да ты же готов… прямо тут... прямо сейчас…       На Виктора обрушились все его грешные и потаенные мысли, которые он старательно закрывал под замок, подходя к очередной даме. Подавляя в себе настоящие желания, полковник цеплялся за жалкие попытки заменить одного человека, от которого не может быть секретов и который сейчас стоит перед ним, уже не прикрывая нос, и чувствует те же искры между ними, что и Виктор — он подозревает, чем все может завершиться. Все вело к этому моменту, и пути назад уже нет.       Виктор набирается смелости и решительно выпрямляет одну руку перед собой, хватаясь ею за пояс от халата лучшего друга, резко дергая на себя, обнимая за талию второй рукой. Внештатный специалист оказывается прижат к полковнику — тело к телу, лицо к лицу, запах к запаху. Черт, как же любимый эксперт близко, здесь, сейчас, в этой куче одежды, от которой нужно срочно избавиться. Его щетина царапает кожу, а руки неловко касаются куртки Виктора — гений был экспертом в запахах, но точно не в предварительных ласках. Он находит губы друга и накрывает их своими, аккуратно, с вниманием, словно боясь оттолкнуть или обидеть; робко захватывая своими губами губы Лебедева, эксперт проводит языком по верхнему ряду зубов, параллельно опуская руки вниз и расстегивая ремень на брюках друга. Мысли уже смешались, в ушах пульсирует кипящая кровь, а запах Виктора проник в самое сердце. Эксперт получает безоговорочное одобрение своих действий в виде подающегося вперед Виктора, снимающего с себя куртку, а с друга — этот чертов халат.       — Вот, значит, как, — отбросив халат в сторону, Виктор облизывается и кладет свою ладонь на пах эксперта, слыша в ответ острое шипение. — Оно само или под действием моего запаха? — о, да, молодец, Витя, сдал себя и свое желание со всеми потрохами.       — А это сейчас очень важно? — эксперт язвит в привычной манере. Внутри борются два противоречащих друг другу начала: одно хочет Виктора, хочет его всего, с ног до головы, в одежде и без, и неважно, что будет потом; второе хочет убежать, сделать вид, что ничего не было, жить, и дальше подавляя периодические желания, возникающие при виде Лебедева с пистолетом. — Вить, — решающий момент заставил полковника напрячься. Каких-то несколько секунд показались ему вечностью. — Пошло оно все… Целуй меня, — эксперт обреченно закрывает глаза, примиряясь со своей участью, отдавая себя Виктору всецело и без остатка. Плевать на то, что будет потом и сколько еще раз он устыдится внезапного порыва. Ему просто это нужно.       Полковник целует нежно, но настойчиво, раскрывая губы с каждым разом все больше, параллельно снимая с друга оставшуюся одежду и клоня его на черные простыни. Момент, который он не решался представить даже в самых смелых мечтах, но которого неосозанно желал больше всего: полковник желал чувствовать его под собой, его тело, его тепло, его легкую дрожь и волнение. Желал покрыть поцелуями каждый сантиметр кожи и успокаивающе гладить, пока пальцы готовят тело к проникновению: один — робкое вздрагивание эксперта, два — сопротивление и отрезвляющие страхи, три — безвыходность и отчаянное согласие друга; хлюпающий крем для тела (да, внештатный специалист СБР ухаживает за собой) на пальцах Виктора плохо впитывается, зато служит отличной смазкой в этой неожиданной ситуации. Черт, какой же он шикарный, лежит сейчас перед ним, абсолютно обнаженный и открытый, глубоко дышит и выжидательно смотрит на то, как полковник растягивает по своей плоти презерватив (прихваченный с собой, конечно же, не для друга).       Виктор, несмотря на запасы контрацептивов, никогда не думал, что будет использовать их с экспертом. Хоть он и давно хотел это, однако гнал прочь от себя такие грязные мысли, казавшиеся неосуществимыми. Видя внештатного специалиста напуганным очередным маньяком или преступником, покушающимся на его жизнь, полковник лишь хотел обнять друга, прижать его к себе и сказать, что все будет хорошо. Так романтично, что даже воротит. Но кто знал, что он сделает это вот так, без преступников и маньяков, без угрозы для жизни и здоровья ценного сотрудника.       — Все будет хорошо, — шепчет Виктор на ухо эксперту, доставая три пальца, которые уже свободно его растянули. — Просто доверься мне, пожалуйста.       И эксперт верит. Они сливаются, как два недостающих элемента одного пазла, как ждали этого оба, проникая один в другого, впитываясь друг в друга, как ароматы в память; так узко и так горячо. Не надо себя обманывать — вы оба этого хотели, все слишком затянулось, каждый раз напряжение становилось все сильнее, а сдерживаться было почти нестерпимо. В любом замкнутом пространстве, когда вы оставались наедине, зрительный контакт был мукой; даже голоса друг друга никогда не были так бархатны, как сегодня на этих простынях, а звуки шлепков кожи о кожу и сдавленные стоны вы даже боялись представить. Сбившееся дыхание и шуршание простыни нарушали привычную тишину комнаты. Красные следы рук Виктора на худых бедрах друга никто из вас не мог предугадать заранее. Никто из вас не знал, что когда-то эксперт будет краснеть не то от смущения, не то от переполняющих чувств и выгибаться в спине от очередного толчка, а полковник будет делать все возможное, чтобы видеть эти изгибы снова и снова, снова и снова.       — Витя, — эксперт выдохнул имя на очередном толчке. — Уже скоро… Мне тоже нужно… Не мог бы ты…       — Понял, принял, — и руки Виктора уверенно опустились на плоть друга, начав интенсивно двигать по ней вверх-вниз, подстраиваясь под тело полковника. Удары кожи об кожу громче, дыхание глубже, движения резче, разрядка ближе. Еще, еще, еще чуть-чуть…       И облегченный выдох вперемешку с подвыванием, как маленький взрыв в этом доме. Виктор падает на кровать рядом с другом, пытаясь восстановить дыхание и прийти в себя. Все тело содрогается в мелких конвульсиях, а на лбу выступила испарина. Такой родной и любимый эксперт сейчас лежит рядом, закрыв глаза и расслабив лицо, оставив свое удовлетворение в ладони друга, который уже несколько минут считает звездочки перед глазами.       — Твою мать, — неожиданно мычит эксперт, приоткрывая глаза. Виктор поворачивает голову в сторону друга. — Больше при мне не возбуждайся, понял? Нигде и ни при ком. И не прикрывайся запахами женщин — теперь я тебе не поверю. Ты слишком сильно пахнешь. И этот запах все еще стоит у меня в носу.       Виктор смотрел на друга и улыбался при виде его удовлетворенного лица — теперь-то стоит только запах, да. И неважно, что он снова бурчал и что-то бормотал — важно, что теперь в памяти полковника навсегда сохранится этот вечер, как и в памяти эксперта запах этой комнаты. От этого уже никуда не деться.       — Ты уж тогда, пожалуйста, убавь немного свою сексуальность, когда говоришь очередную тьму заумных терминов, значение которых мне приходится из тебя вытягивать. И перестань так часто нагибаться, исследуя что-то ниже уровня своего носа, — Виктор улыбнулся прямо как в начале вечера, когда пришел просить одеяло и подушку. Ему просто было хорошо.       Эксперт повел носом. Эндорфины.       — Не хочу сейчас мешать тебе наслаждаться своим счастьем, но спать ты все равно будешь внизу, — эксперт смущенно улыбнулся запаху и взглядом показал Виктору на кресло, где тот оставил подушку и одеяло. Полковник оперативно перехватил взгляд друга. — И еще, — эксперт вдруг стал серьезным. — То, что случилось, останется в Таллине. Домой мы это не везем. Спокойной ночи. Иди, — жест в сторону кресла показывал серьезность намерений эксперта прогнать полковника в другую комнату.       — Я-то, может, и уйду, — Виктор поднялся с кровати, протер руку салфеткой и начал одеваться. — Но мой запах, запах этой ночи, запах этой комнаты и случившегося, — Виктор резко наклонился над самым лицом друга, чтобы тот ярче запомнил все ароматы. Запах эндорфинов вперемешку с сексуальным удовлетворением забил нос эксперта. — Это все навсегда останется в твоей памяти. Спокойной ночи, — и так же резко отстранился, быстро подхватил одеяло и подушку и спустился на первый этаж, оставив гения витать в своих запахах.       Эксперт задумчиво посмотрел по сторонам, увидев, как по комнате разбросаны его вещи, которые друг срывал в перерывах между поцелуями. Хаос и беспорядок теперь царили в комнате, где было идеально убрано, а в воздухе — глубокий вдох — да, в воздухе Виктор. И его эндорфины. Черт, он прав.       — Твою. Мать.