Огневиски с чаем

Драко появлялся на пороге этого бара с периодичностью в две недели, с грохотом открывая входную дверь. Он всегда приносил с собой молнии, которые рассекали небо надвое, и дождь, который следом падал тяжёлыми каплями на пыльный асфальт. Бармен каждый раз что-то неразборчиво бормотал себе под нос, когда Малфой на лишнюю секунду задерживался на пороге и осматривал посетителей, немного щурясь. Было в этом действии что-то завораживающее, но одновременно больное, когда ярая гримаса спазмом скручивала его лицо. Он сувал руки в карманы мантии, небрежно откидывал свою чересчур длинную чёлку и отпускал взгляд вниз, настойчиво игнорируя внезапно появляющийся шёпот. До барной стойки было двадцать два шага. И пока Малфой шёл, бармен поспешно плескал огневиски в гранёный стакан со льдом и ставил его около четвёртого стула справа, зная, что Драко — слишком Драко, чтобы хоть раз выбрать другое место. Малфою было плохо вот уже года три как. Его внутренние революции совсем перестали быть мирными, когда он осознал весь мрак войны. Когда он увидел мёртвые тела его знакомых в Большом зале Хогвартса. Они больше больше не пошевелятся. Это осознание комом подкатило к горлу и заставило пережить самый страшный период в жизни. Потому что он, блять, был к этому причастен. И забыть об этом не получалось: каждый шорох в Малфой-Мэноре будил его по ночам, но что ещё хуже — он просто катился вниз. Вот уже три года, как он просто катился по накатанному спуску, а любая борьба с самим собой приводила только к одному: он постоянно бежал. Он убегал в разные уголки Британии и мира, но не учёл только одного: от себя не убежишь. И он действительно возвращался назад, когда начинал ловить на себе презрительные взгляды на улицах, в заведениях, даже собственные родители не считали нужным его поддержать. О, эти взгляды. Те самые, которыми когда-то сам одаривал людей. Они были неприятны, они липли, как мухи к меду, и оставляли на коже это противное чувство отчаяния. Но, пожалуй, если бы ему действительно было наплевать, он бы не приходил сюда, не давился выпивкой, которая, по правде говоря, ему никогда не нравилась, не пытался бы убежать от себя, в конце концов. Да, Малфою определённо было очень херово. Он покупал выпивку на тридцать галлеонов каждый раз, а потом долго-долго сидел, уставившись в одну точку. Бармен — старичок с серебряными нитками седины в волосах — каждый раз цокал, бросая на Малфоя взгляд. Ещё бы не цокать: такое истощенное лицо и застывшая на нем гримаса боли лишь отпугивала покупателей. Но Драко было всё равно, как в старые добрые времена; разве что теперь это относилось к тому, что о нем подумают. Его давно уже перестало заботить что-либо еще — по правде говоря, учитывая рубашку трехнедельной свежести, его перестал заботить даже он сам. Просто адски болела душа. Её выворачивало наизнанку, и эту чёртову пустоту ничего не могло заполнить. Ни игры в квиддич с друзьями отца, ни Блейз Забини с его богатой матушкой, ни ночи в библиотеке поместья. Там просто зияла бездна, чёрная дыра, которая поглощала всё. Прям, как личный дементор внутри. Драко забывался как минимум четыре раза в неделю, три из которых обещал себе «никогда больше». И он действительно никогда больше не возвращался в те бары, где забывался. Такая себе ангедония, которая привела к появившейся контурной карте из морщинок и фиалковым синякам под глазами. В это же заведение каждый второй четверг он приходил после встречи дуэльного клуба, где сначала вёл аристократические беседы, а потом, едва держа палочку, сражался с неизвестным волшебником. И с каждым попавшим в него заклинанием всё больше принимал это за правильное. Потому что заслужил. Он приходил в бар отпраздновать своё ничтожное существование просто побыв в своих мыслях, и мог бы поклясться — это единственное место, где его никто не трогал. Возможно, потому что сюда почти никто не заходил, а может, этот бар взыскал дурную славу, но Малфою было достаточно просто тишины. Он и не заметил, как она вошла, несмело прикрыв входную дверь, словно стеснялась саму себя. Оно и не мудрено было: розовый костюмчик, светлые туфельки и собранные на затылке волосы совсем как-то не вписывались в атмосферу этого захолустья. Драко даже внимания бы на неё не обратил, если бы не её голос: такой ангельский и тёплый, каких он в жизни не слышал. Малфой ухмыльнулся, когда она тихо прокашлялась и заказала огневиски, но когда ещё попросила чай, Малфой совсем не выдержал: — Вот уж страннее набора в жизни не видел. Бармен недоуменно взглянул на Драко, припоминая, что это чуть ли не единственный раз, когда тот что-либо произнёс, а девушка вздрогнула, но взгляда не подняла, лишь поправила выбившуюся прядь за ухо и смущённо села за стойку. Но Малфой не унимался: — Нет, Вы что, сбежали из Королевского дворца, и теперь не в силах перестать блюсти их традиции? Наверное, он был слишком напористым, или она и правда была ангелом, раз смутилась и даже немного покраснела. — Нет, просто каждая уважающая себя дама не станет пить огневиски так, чтобы это было заметно со стороны, — ответила девушка, сама не зная, почему. Драко не то, чтобы опешил, скорее удивился; девушка поправила камушек своего колье и отвернулась от Малфоя, не удосужив того и подобием улыбки. И что-то было в её тоне такого завораживающего, такого спокойного, что Драко просто не сумел сдержаться. — Меня зовут Драко, а Вас? — Астория, — посмотрела она ему прямо в глаза и слегка склонила голову. К четвергам начали прибавляться вторники, потому как Астория случайно проговорилась, что в соседнем доме по вторникам навещает свою подругу. Драко, конечно же, случайно оказывался к вечеру в том районе, а потом также совершенно случайно сталкивался с девушкой перед тем самым баром. — Мистер Малфой! — удивлённо восклицала она. — Как-то часто мы видимся в последнее время. — Может, мы прогуляемся? Или я куплю Вам огневиски с чаем? — спрашивал Драко и задумывался, когда же всё пошло не своим чередом; когда же первая встречная так его тянула к себе? Астория впервые тепло улыбнулась за всё время их «случайных» встреч в баре, слегка кивнула головой и посильнее запахнула свою мантию. В её карих глазах появился радостный блеск: — Вы когда-нибудь были на выставке зачарованных маггловских предметов? — спросила она, а Драко лишь вздёрнул плечами и почему-то отметил, что сегодня не падал дождь. Конечно, виной всему было лишь глобальное потепление. В его душе. Астория говорила обо всём на свете, казалось, нет темы, которую она не может поддержать. Малфой сначала даже не понял, что Астория — Гринграсс, и вообще-то он с ней уже когда-то встречался, правда, тогда она была ещё совсем ребёнком. Она не говорила разве что о семье, постоянно меняя эту тему, пока Драко совсем не отстал: в конце концов, ему тоже нечем было похвастаться. На выставке Малфой впервые за долгое время смеялся, увидев чихающий паром предмет, который магглы использовали для выпрямления одежды. Астория же легонько коснулась его предплечья — того самого — и у Драко это не вызвало былого отвращения к себе. Он проводил её до квартиры и даже пообещал больше не устраивать «случайных» встреч, хоть Астория и призналась, что ей было приятно. Вернувшись в Мэнор, Малфой впервые спал целую ночь ни разу не проснувшись от тревожных снов. Астория прислала ему письмо с благодарностью за прекрасный вечер через три дня, и это были самые долгие семьдесят два часа в его жизни. После этой записки он сдался и понял: в этой девушке было что-то такое, что вытаскивало его из тьмы. Наверное, она действительно была ангелом, падшим с небес. — Да ну что Вы, Драко, — смеялась она в следующий вторник в том же баре, — какой же из меня ангел? Ангелы из дома не уходят. И она рассказала об отце, о проклятии, о разногласиях с Дафной, и Драко почему-то понял: они плывут в одной и той же лодке, разве что у Астории просто сил больше справиться с этим, а он — слабак, наверное. Астория совсем не выглядела отчаянной, только лишь грусть в её глазах была чересчур заметна, и Драко почему-то хотелось это прекратить, ему так хотелось, чтоб у неё всё было хорошо. Она была такой замечательной, коей вообще могла быть девушка. Малфой понял: они друг другу спасательный круг. Она допила свой чай и поставила чашку на стол. Драко положил свою руку на её и коснулся её губ, а она… Она приняла поцелуй. Революция внутри Драко наконец-то закончилась без единого пострадавшего.