Вдвоем против целого мира

      Запихнув в старый оборванный портфель оставшиеся консервы, Кацуки поднялся на ноги и закинул груз себе на плечи. Перебинтованные и заклеенные разными пластырями ладони нервно перебирали толстую биту между собой, а алые глаза выискивали еще хоть что-нибудь полезное. Но как назло либо у продуктов истек срок годности, либо они совсем не были похожи на что-то съедобное, либо их уже давно вынесли чужие.       Четыре года прошло после глобальной катастрофы — пандемии, вызванной мутировавшим вирусом. Вирус попадает в человеческий организм в результате вдыхания особых паров, через кровь или слюну заражённого. Затем вызывает необратимые изменения в человеческом организме — жертва теряет разум и превращается в подобие зомби. Интересный факт, в большей степени этому вирусу предрасположены именно альфы и беты. Омеги в данном случае выступают лишь как еда для сраных зомби, не больше. Из-за частых превращений альф пандемия привела к упадку цивилизации и гибели большей части населения Японии и всей Земли. Некоторые выжившие укрываются в изолированных карантинных зонах, охраняемых военными и героями. Города за пределами карантинных зон превратились в опасные руины, населённые заражёнными, бандитами и каннибалами.       Кацуки был одним из тех людей, кто остался за пределами таких зон. Он не относился ни к зараженным, ни к бандитам, ни к каннибалам. Он скорее просто человек, который пытается не сдохнуть в адском круговороте крови, плоти и животного страха. И пока что ему это с блеском удается, отдельное спасибо его мощной причуде и отличной физической подготовке. Не зря все-таки столько времени Бакуго отдавал подготовке собственного тела для геройского курса UA. Жаль, что так и не попал туда.       Тихо и аккуратно блондин миновал стеллажи небольшого магазинчика и вышел к прилавку. Губы его дрогнули в усмешке. А этот задрот все не меняется, даже сейчас, когда Бакуго все-таки согласился взять его с собой, он занимается не поиском припасов, а гребанным чтением.       Мягко опустившись рядом на корточки, Кацуки заглянул через плечо Изуку, а тот все так же продолжал пялится в старый ободранный журнал. Со страниц на Бакуго тут же обрушился сюжет давно знакомый с детства: Всемогущий против стайки жалких злодеев, исход битвы уже очевиден. Всемогущий никогда не проигрывает.       Интересно, он принимает участие в защите мирных граждан от зараженных или давно превращен?       Кацуки нахмурился. Всемогущий не проигрывает. Он сильный герой, кумир его детства, и Бакуго верил, что всегда улыбающийся мужчина даже сейчас где-то на другом конце Японии вместе с отрядами солдат ищет по городу выживших или тех, кому нужна помощь.       Неожиданно к нему обернулся Изуку, лучезарно улыбаясь. — Можно его взять? — с мольбой в голосе спросил он, показывая парню грязный журнал. Блондин бережно принял бумажную тонкую книжку, покрутил ее в руках, а потом тяжело вздохнул, выражая свое несогласие. — Я понимаю, что мы договорились брать лишь все необходимое, но я прошу лишь один. Пожалуйста, Каччан.       Правду говорят, когда называют омег большими детьми. Мидория хоть и вытянулся, слегка стал шире в плечах, детский взгляд, большие глаза и мягкий характер выдавали в нем омегу. И сейчас он как капризный ребенок, позабыв обо всем том ужасе, что твориться в мире, чуть ли не слезно просил Бакуго разрешить ему взять с собой журнал. Он совсем еще ребенок. Альфа поднялся на ноги. Краем глаза сквозь стеклянные витрины он взглянул на улицу, прислушался. Никого. Затем перевел взгляд на друга детства, который подражая ему, тоже встал на ноги. — Разве у тебя осталось место в рюкзаке? Ты собрал все, что я сказал? — Да. Конечно, я все собрал, — лихорадочно закивал головой Мидория, да так быстро, что Бакуго даже забеспокоился, не отвалиться ли она у него. Изуку же подхватил с пола измазанный грязью и кровью свой портфель, который когда-то раздражал Кацуки своей желтой яркостью. — Изолента, немного тряпок и одежды… А, еще я нашел несколько целых ножниц. Пригодятся? — Да-да… Молодец, — альфа слабо потрепал парня по зеленым волосам, а потом снова уставился на журнал. — Можешь взять, если дотащишь портфель сам.       Блядское нашествие кусков мяса началось совершенно внезапно. Кацуки точно помнил этот день, будто бы только вчера он защищал ничего не понимающего ботаника собой, взрывая обезумевших людей направо и налево. Это должен был быть их вступительный экзамен. Его билет в счастливое геройское будущее, но вместо этого ему нагло всунули беспомощного омегу, который даже причуды не имеет. И он, Бакуго Кацуки, теперь должен его защищать. — С дороги, Деку! — грубо оттолкнув шокированного парня в сторону, блондин вытянул руку вперед и мощным взрывом разнес обезображенную голову женщины.       Кровавое тело бездыханно упало на дорожку к академии. Кацуки часто задышал, пытался избываться от картины, которая все еще стояла у него перед глазами. Его рука взрывает чужую голову. Она разлетается на куски. Кровь. Много крови. Все его ладони в крови и кусочках мяса. Они дрожат. От страха ли? Или от осознания, что он совершил первое в своей жизни убийство? Но ведь он защищался. Бакуго защитил того, кто еще не потерял рассудок. Он спас Мидорию. Разве не это делают герои?       Будто в трансе, Кацуки обернулся в ту сторону, куда недавно оттолкнул Изуку. И снова ужаснулся. Задрот пытался отбиться от очередного нападения какой-то странной палкой или веткой. Бакуго не смог разобрать. Да и некогда было. Очередной зараженный был разнесен в пух и прах взрывной волной.       И только тогда Бакуго понял, какой вокруг царит хаос. Собиравшиеся поступать ученики бежали сломя голову в разные стороны, пытаясь скрыться от вечно голодных мерзких зомби, где-то раздавали беспомощные воли, кто-то визжал от боли, и все это дополняли мерзкие чавканья зараженных. Кому-то из этих тварей все-таки удалось поймать учеников. Выставив напуганного Изуку перед собой, чтобы не терять из виду и защищать, Кацуки нашел источник чавканий. В паре метров от них двое поедали маленькую неприметную девчушку с карими глазами, что в ужасе глядели в небо.       За спиной послышались отвратительные звуки похожие рев зверей и множество шагов, которые постепенно переходили на бег. Быстрый бег. — Валим, — схватив явно побледневшего Изуку за запястье, Кацуки дернул его на себя, и они вместе рванули к воротам академии, расчищая дорогу частыми взрывами и фейерверками из плоти.       Он не знал, почему спас тогда Мидорию. Возможно, это был лишь рефлекс, может быть секундная жалость к омеге, а может в нем проснулся отважный герой, защищающий беззащитных и слабых. Но оправдываться Бакуго не стал, а Изуку и не просил. Просто поблагодарил его за спасенную жизнь и больше никогда от него не отходил.       Вот и сейчас спустя четыре года зеленая макушка не отходит от него дальше, чем на пять метров. Оно и понятно. Омега, хоть и вооружен парочкой пистолетов и длинным мачете, но быть ближе к Бакуго, у которого имеется сильнющая причуда взрыва, все-таки надежнее. Не горел Изуку желанием рубить людей вокруг, несмотря на то, что это и не люди во все, а «ебанные упыри», как обзывал их Кацуки. Но сам Бакуго видел младшего в бою. Он смело шел за блондином следом, часто сам защищал парня, когда руки Кацуки уже отказывались его слушаться.       Атаки крупной стаи случались довольно редко, но после битвы с большим количеством зомби Кацуки долго не мог восстановиться и два три дня не мог нормально драться или носить в руках что-либо тяжелое. Кружка была приделом того, что он мог бы держать. Мышцы в руках сводило, ладони дрожали и покрывались ожогами, хотя раньше никаких увечий Бакуго не получал от собственной причуды. Парень всегда гордился мощной причудой. А теперь сам от нее страдает. И было решено использовать ее как можно реже и отбиваться самым примитивным оружие, которое найдут.       В полной тишине парни миновали пару городских улиц, и вышли к театру — их ненадежной, но хоть какой-то крепости. Полуразрушенное здание встретило их гнетущей тишиной и запахом сырости, отчего альфа скривился и еле слышно выругался по поводу отвратного запаха под хитрый взгляд Изуку. Омеге повезло, он не обладал настолько чувствительным обонянием, поэтому запах не доставлял ему столь сильного отвращение, чего не скажешь о блондине. Сжав ноздри двумя пальцами, Бакуго медленно шел за зеленоглазым парнем, подозрительно осматривая коридоры театра.       Дверь одной из гримерок наконец-то спрятала Бакуго и Мидорию от страшного внешнего мира. Кацуки крепко запер двери на несколько засовов (которые когда-то самолично установил), кинул большой рюкзак на кресло, а сам развалился на старом диване. Для начала нужно было перевести дыхание и привести себя в порядок, а потом можно и сумки разобрать.       Надоедливое шуршание и бряканье не дали Бакуго спокойно отдохнуть. Алый глаз распахнулся и зло уставился на источник звука, а второй остался закрытым. Решив не дожидаться альфу, кучерявый паренек уже разбирал и свою сумку, и сумку друга, с интересом разглядывая все то, что набрал Бакуго, а собственные припасы без задержки откладывал в сторону. И все это происходило изо дня в день: ранний подъем — разведка — завтрак (если будет) — поход за припасами — подсчет того, что набрали и того, что было — тренировка на крыше — ужин — немного свободного времени (которое, по сути, и тратить Кацуки не знал куда) — отбой. Все одно и тоже, но смысла жаловаться нет. Главное, что они оба живы. — Опять эта тухлятина? — раздался недовольный голос омеги. Кацуки медленно принял сидячее положение, потер руками глаза и недоуменно уставился на Изуку. Брюнет в свою очередь вытянул перед собой вздувшуюся банку тушенки. — У нее же давно вышел срок годности. Как и у всех прошлых, что мы ели. — Ну, ты же не сдох до этого, значит, и сейчас съешь. Уж прости, в ресторан я тебя не поведу, — фыркнул Бакуго, поднялся со своего места и вырвал из рук парня жестяную банку. Тонкие губы вдруг дернулись в усмешки. — Но если хочешь, то могу и сводить, вот только ужином там скорее станешь ты. — Не смешно, Каччан, — темные брови низкого паренька хмуро изогнулись. — Я, между прочим, серьезно. Пора заканчивать питаться всем этим. — О чем это ты, Деку? — подбрасывая банку перед собой, Бакуго обошел небольшой кофейный столик, возле которого Мидория и разбирал вещи, подошел к длинным настенным полкам и поставил ту самую банку рядом с еще несколькими такими же.       Блондин знал, о чем говорит Изуку, но эта тема так бесила, что хотелось подорвать тело бывшего одноклассника как в старые добрые. — Ты только не кричи сразу, хорошо? — вдруг засуетился Мидория, копаясь в желтом портфеле. Наверное, там лежит что-то важное, раз он так загорелся. — Дай мне пять минут, чтобы все объяснить, а потом делай с этим, что хочешь. Только дай мне высказаться. — Что захочу, говоришь? Я спалю твой комикс к чертям собачьим, если этот разговор мне не понравится. — Жестоко, не думаешь? — Может быть. Но надо было раньше думать, а не начинать снова выносить мне мозг безумными идеями.       Наконец из портфеля Изуку достал свою старую потрепанную тетрадку, которую Кацуки когда-то слабенько подпалил. Надо было сжечь к чертям собачьим, сейчас бы не донимал его своими ботанскими фокусами, а делал то, что подобает омеге — благодарно молчал и слушался.       Из тетрадки неожиданно выпала карта, сложенная в несколько раз, но как только она была развернута, у Кацуки задергался глаз. Насколько давно, а главное когда задрот успел все это сделать? Это была карта их города: все опасные места, пути, гнезда зараженных были отмечены красным маркером, безопасные — синим, их убежище было заключено в черный кружок и подписано, как «ДОМ». А еще зеленым пунктиром от театра шла тонкая дорожка за город, в лес.       Бакуго заскрипел зубами, но старался сдерживать раздражение. Не то, чтобы он все так же подавлял парня как слабого и беспомощного, нет. Он стал напарником, который в любой момент прикроет ему спину, стал уже законной грушей для битья, как и сам Кацуки для Изуку во время спаррингов, и все больше Бакуго присматривался к симпатичному омежьему лицу, как к чему-то очень дорогому. Но эти бредовые идеи и постоянный бубнеж были просто невыносимы. Изуку заметил, что друг постепенно закипает, поэтому это начал быстро говорить, тыкая в разные места на карте. — Ты предлагаешь бросить все и довериться твоим ничтожным надеждам, что тот дом все еще не разрушен?