Дыхание чувств

Белый до сих пор не верит, что все это происходит на самом деле. Ну, честно говоря, Белый всегда был параноиком и гребаным пессимистом — Уэйд уже устал с ним бороться. Желтый тоже устал, а поэтому просто берет и затыкает зудящую истерику Белого хрен пойми каким образом. Уэйд даже не пытается уточнить у Желтого, какую именно магию вне Хогвартса он только что применил. Уэйд просто наслаждается блаженной тишиной в голове. Желтый откуда-то издалека глухо и назидательно добавляет, что вот это — его настоящее и чтобы он не вздумал проебывать драгоценные минуты на всякую сомневающуюся хероту в его тупой, поехавшей башке. Желтый просто прелесть этим утром и Уэйд бесконечно ему благодарен. Губы Уэйда расплываются в улыбке, когда Питер, что-то невнятно пробормотав, медленно перекатывается со спины на живот, уткнувшись лбом в его руку. Легкое покрывало неумолимо сползает ниже, сбивается в ногах, и Уэйд не может отвести взгляд. Возможно, хотел бы, но глаза все равно медленно прослеживают путь от острых лопаток, нескольких созвездий крохотных родинок под правой, изящной линии спины, колючих позвонков, ямочек на пояснице до гладких, упругих ягодиц и тонких щиколоток. Питер смешно сопит и выдыхает, опалив кожу Уэйда горячим дыханием. Из-за этого мурашки мгновенно прокатываются по всему телу и оседают легким возбуждением внизу живота. Уэйд находит красноватый след на тонкой коже чужого плеча и губы буквально горят от желания поцеловать вчерашнюю метку. Может, оставить еще парочку новых. Внутри сладко щемит от накатившей нежности. Щемит и не отпускает. Обнаженный Питер, спокойно спящий рядом с ним — чем не повод задуматься о том, что все это просто не может случиться с Уэйдом Уилсоном в реальной жизни? Но Уэйд хорошо помнит наставления Желтого, поэтому приказывает себе прекратить искать здесь подвох. Он беззвучно проговаривает отдельные слова и фразы, помогающие утихомирить сомнения окончательно. Человек-Паук и Дэдпул. Питер Паркер и Уэйд Уилсон. Мексика. Домик в безлюдном месте на берегу океана. Безумно влюблены. Свадьба. Медовый месяц. Да, возможно, он сейчас немного похож на Гая Пирса из «Помни», и это отчасти круто. Но и стремновато, конечно. Уэйд подносит к глазам левую ладонь и убеждается, что на безымянном пальце мягким золотом поблескивает обручальное кольцо. Простенькое, без всяких выкрутасов — Питер на этом категорически настоял, пускай Уэйд и дразнился, что купит своему малышу самое здоровенное кольцо с самым ослепительным бриллиантом во всем Нью-Йорке. Шутка от Питера про идентичное анальное кольцо, полученная в ответ, была такой смешной, что хохочущий до слез Уэйд не заметил, в какой момент они покинули ювелирный магазин. В руках Питер вертел бархатную коробочку и лукаво улыбался, не позволив Уэйду взглянуть. Зато он с легкостью позволил затащить себя в безлюдный переулок и поцеловать прямиком в улыбающийся рот. На вкус он был как мята, клубника и пронзительное счастье. Питер опять шевелится, притирается щекой к подушке и чмокает губами, хотя Уэйд и так лежит максимально беззвучно и неподвижно — не хочет потревожить его сон. Питер Паркер и нормальный, человеческий сон не виделись слишком уж долго — не стоит прерывать их свидание. Уэйду пока есть чем себя занять. Например, разглядыванием. И воспоминаниями. Ему все еще ужасно весело вспоминать вытянувшуюся рожу Тони Старка, когда после очередного собрания Питер решительно сообщил всем Мстителям, что он собирается взять в мужья Уэйда Уилсона. Серьезно, эта офигевшая физиономия достойна отдельного холста. Конечно, друзяшки-супергерои Питера знали, что он встречается с Дэдпулом. И довольно давно встречается. С восемнадцатого дня рождения, если быть точным. Прошло два года, Питеру уже двадцать и его дурацкая причуда в виде здоровенного сгнившего авокадо Уэйда Уилсона так никуда и не делась. Уэйд слышал, что Наташа и Клинт даже сделали ставки, когда именно Человек-Паук пошлет в далекие дали Дэдпула. Ставки так и не сработали. Порядочно обалдевший Старк, услышав новость о помолвке, нелепо выпучил глаза и переспросил: — Ты сейчас серьезно, Питер? Я думал, что твоя акция милосердия для долбанутых наёмников уже давно закончилась. А тут вот оно что. — Мистер Старк, — голос его маленького и кудрявого ангелочка зазвенел холодом стали. — При всем уважении — не нужно называть долбанутым моего жениха. Уэйд, скромно и молчаливо (удивительное дело) топтавшийся позади, тут же захотел расцеловать своего мальчика как минимум в порозовевшие щечки, но понимал, что свидетели им ни к чему. Он просто подошел поближе, стал рядом и уложил слегка подрагивающую ладонь на тонкую талию Питера. Тот мгновенно отреагировал, без стеснения прильнул к Уэйду, этим обозначив, что Человек-Паук тут не шутки шутить пришел. Нахмурился и поджал губы, ожидая комментарий от Старка и компании. Но не то, чтобы Паучку было так уж важно, что те скажут. Они получили благословение от растроганной тёти Мэй на прошлой неделе, а это было куда более важной штукой, чем одобрение ребяток в обтягивающих трико. Уэйд отчетливо помнит, как заполошно заколотилось в тот момент сердце, а колкие мурашки пробежались по спине и рукам. Помнит сладкий запах взъерошенных волос Питера, его мягкий и нежный взгляд — радужка отливала золотом и янтарем, пушистые ресницы отбрасывали тень от солнца на гладкие щеки и Уэйду вдруг в очередной раз подумалось, что это не может быть правдой. Питер Паркер не может быть настоящим. Не может смотреть вот так на кого-то вроде Уэйда Уилсона. Так, будто никого на свете больше не существует. Иронично, что первым из всех героев разморозился тот, кто фиг знает сколько лет пролежал в виде мясного эскимо в морозильнике. Капитан Америка неловко кашлянул, кинул строгий взгляд на закатившего глаза Старка и шагнул ближе. Он широко улыбнулся, пожал охреневшему Уэйду руку, а Питера по-отечески потрепал по плечу. — Поздравляю, Питер! Главное, чтобы ты был счастлив. Затем глянул на Уэйда и с напускной строгостью добавил: — Береги его, Уилсон. — Так точно, Кэп, — подыграл ему Уэйд и шутливо отдал честь. Все присутствующие в том зале точно знали, что Дэдпул скорее отыщет способ обойти регенерацию и окончательно сдохнуть, чем подведет Человека-Паука. Но засранец Старк все равно упрямо не верил в то, что их свадьба состоится, до самого последнего дня, когда деваться было некуда — клятвы были произнесены, а кольца надеты на пальцы. И Питер был таким ослепительно красивым, что дышать нормально никак не получалось. Питер забавно фыркает во сне, придвигается ближе, собственнически закидывает руку Уэйду на живот, а ногу — на его бедро. Потирается носом о плечо и затихает опять. Растрепанные каштановые кудри мягко щекочут кожу и Уэйд не выдерживает — осторожно и медленно поддевает завиток, пропуская меж пальцев шелк волос. Придвигается чуть ближе, глубоко вдыхает, наполняя легкие чужим ароматом. Пахнет детским клубничным шампунем, который обожает Питер и который с недавних пор полюбил Уэйд. Всюду пахнет Питером, отчего кружится голова, в солнечном сплетении давит от накативших чувств, а в животе беснуются бабочки. Где-то на заднем плане из приоткрытого окна доносится мягкий шум океана, пока Уэйд невесомо касается чужих волос и чувствует, как на языке собираются те самые слова. Три слова, какие он достаточно долго хранил в тайне и думал, что уж Человеку-Пауку они точно без надобности. Вряд ли кто-то вроде дружелюбного соседа Паучка будет счастлив, если ему признается в любви поехавший болтливый наёмник. У них все действительно начиналось не так гладко, как хотелось бы. Вообще не гладко, если честно. Человек-Паук что-то слышал о Дэдпуле, Дэдпул знал о Человеке-Пауке достаточно, чтобы гордо называться визгливой фанаточкой и генерировать сотню шуточек в секунду, особо не соображая, о чем вообще ведется разговор. Паучок старался как можно быстрее смыться и закончить монолог Уэйда, который скакал по темам, как блохи по облезлой дворняге. Вместо него почти всегда в самом начале разговаривали адреналин и похоть. Кажется, он однажды сочинил целую поэму, посвященную его заднице и почти отправил ее по почте в Дэйли Бьюгл. Белый в последнюю секунду обозвал их с Желтым ебанутыми кретинами и приказал угомониться. Таким тупым образом расположение Человека-Паука точно не заслужить. Тем не менее, Паучок не был из пугливых и даже в нем рассмотрел что-то, за что умудрился в конечном итоге зацепиться. Они периодически выручали друг друга, Мстителям время от времени требовалась помощь Дэдпула и они приглашали его на веселье с инопланетянами, злобными роботами или какими-нибудь другими ребятками, которым в жопе чесалось мировое господство. Уэйд веселил Паучка на патрулях, высмеивал плохих чувачков и утешал детишек, которые липли к нему и восхищенно рассматривали катаны, торчащие за спиной. Уэйд отчетливо помнит момент, когда впервые осознал, что влюблен. Влюблен именно в Паучка, а не в придуманный гипертрофированный образ дружелюбного соседа с самой восхитительной задницей в мире. Как-то ночью они сидели на крыше, под их ногами раскинулся сияющий огнями огромный Нью-Йорк, а над головами в черно-синем небе сияли миллиарды серебряных звезд. Паучок задрал маску до носа, скрутил кусок пиццы в рулетик, последовав совету Уэйда (так реально вкуснее, малыш!) и зашелся звонким хохотом из-за чужой шутки. Из-за какого-то простенького и дурацкого каламбура, выданного Уэйдом бессознательно. Паучок смеялся, обнажив белые зубки и растянув губы в восхитительной улыбке, а Уэйд понял, что падает. Что возврата точно нет. Тепло прокатилось под испещренной шрамами кожей волной и осело комком в животе, и все вокруг ощущалось отчетливей привычного. А новое чувство опьянило острым счастьем. После осознания все стало легче и сложней одновременно. Паучок не одобрял то, чем Уэйд зарабатывал на жизнь, однако не пытался читать нравоучительные проповеди и не лез туда, куда не следовало. После пары-тройки случаев с работорговцами и детоубийцами, в которых Паучок невольно помог Дэдпулу, даже неодобрение с его стороны практически свелось на нет. Паучок понимал, пускай не со всем готов был смириться. И именно понимание стало первым серьезным шагом к тому, чтобы их странная дружба переросла в нечто большее. Переросла во взаимные откровенности, например. Разговоры о важном. О том, что болезненными занозами сидело в сердце. О дяде Бене и Ванессе. Человек-Паук и Дэдпул стали друг для друга Питером и Уэйдом. Безликие маски были наконец-то сорваны и Уэйд получил возможность убедиться лично, что Паучок и впрямь юный, удивительно красивый, от его теплой улыбки из уголков карих глаз расходятся трогательные лучики, а ворох мягких каштановых кудрей точно такой, какой Уэйд себе однажды придумал. Питер Паркер был идеальным для Уэйда Уилсона. Уэйд Уилсон вообще не подходил Питеру Паркеру. Уэйд не уставал напоминать о своем уродстве, поехавшей крыше и всем том, что должно было бы окончательно напугать чудесного Паучка. Таким, как он, нельзя водить дружбу с чудовищами вроде Дэдпула. — Боже, ты можешь просто заткнуться, Уэйд? — в какую-то из ночей сказал слегка раздраженный Питер, притянул его к себе за ремни на плечах и ткнулся в губы поцелуем. Чуть смазанным, быстрым и испуганным, но самым сладким из всех, которые только могли бы с ними случиться. Питер тяжело дышал, невольно облизнув нижнюю губу и внимательно следил за Уэйдом, что никак не мог оторвать взгляд от его соблазнительно повлажневшей пухлой губы. Желтый и Белый одновременно визгливо верещали, не давая собраться с мыслями, пока Уэйд не рыкнул, приказав им заглохнуть и любезно пройти нахуй. — Я никуда не собираюсь уходить, Уэйд. Запомни или запиши себе. Я могу повторить по слогам, если что, — Питер был поразительно трогательным и смущенным в своем раздражении. — Желтому с Белым это тоже передай. А после у него перехватило дыхание, щеки окрасились в нежно-розовый, когда Уэйд подошел вплотную, ласково огладил его лицо, зацепил большим пальцем нижнюю губу и прикоснулся благоговейным поцелуем. В солнечном сплетении крепко сдавило, когда Питер жарко выдохнул в его рот и подался ближе, обхватив горячими ладонями за шею и встав на цыпочки. Питер идеально поместился в руках и определенно был создан для того, чтобы Уэйд его обнимал. Внутри, где-то под сердцем, больно и сладко перемкнуло и не желало отпускать. Питер откатывается в сторону, перекладывается на бок и свешивает руку с кровати, уткнувшись носом в подушку. Уэйд приподнимается на локтях, продолжая смотреть. Желтого с Белым все еще нет, Уэйд упивается тишиной и ведет взглядом по изгибу талии Питера. Его малыш выглядит таким тонким и невесомым, но Уэйд очень хорошо знает, какая силища спрятана у него внутри. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь прозрачные занавески, щекочут его нос, золотят ресницы и прыгают по разбросанным по подушке волосам. Питер морщится и прячет лицо в изгибе локтя, но не просыпается. Уэйд наклоняется, мимолетно касается губами его плеча, пробуя на вкус терпкую кожу, и отстраняется. Осторожно поднимается на ноги, подхватывает с пола одежду и крадется в ванную. Беглый взгляд в зеркало, быстрый холодный душ и проверка обстановки перед тем, как пойти на кухню — Питер спит, из-под сбившегося покрывала торчат розовые пятки и Уэйд с трудом удерживает самого себя от желания наклониться и куснуть каждую по очереди. Поцеловать пальцы, прильнуть губами к тонкой щиколотке. Повести руками выше, пощекотать под коленями и притереться щекой к мягким бедрам. От предвкушения этого сводит горло, но Уэйд встряхивает головой, отметая назойливые мысли и желания. Потом. Питеру нужно отдохнуть от него. Питеру может надоесть. Возможно, он слишком уж к нему липнет. На кухне по-испански чуть слышно бормочет радио, за окном шумит лазурный океан и по босым ногам приятно тянет утренней прохладой. Уэйд достает яйца, муку и глубокую тарелку, делает заготовку для омлета, пока солнце не отблескивает от его обручального кольца, вынуждая ненадолго остановиться. На самом деле, уговорить Питера поехать куда-нибудь после свадьбы было достаточно сложно. Уэйд все тщательно продумал, но ответственность Человека-Паука перед ньюйоркцами была куда сильнее желания провести несколько дней со своим новоиспеченным мужем. Мужем. Уэйд не смог сдержать улыбку, опять потрогав ободок кольца пальцем. Поэтому ему пришлось обратиться к Консервной Банке. Не то, чтобы Тони Старк так уж хотел помогать, но аргумент про отдых Паучка заставил его сквозь зубы согласиться. Старк хорошо относился к Питеру, иногда даже уж слишком переживал и закручивал гайки, пускай Питер давно считался полноценным членом их вокально-инструментально-оборонительного ансамбля Цветастые Труселя, а не был мальчиком на подпевках. Старк убедил Питера, что ничего плохого не случится, если он возьмет себе пару недель отпуска и повесит костюм на крючок. К тому же, имелся достойный повод. Вот так они оказались здесь — в Мексике, на почти необитаемом побережье, где хреново ловила связь, электричество вырабатывал дышащий на ладан генератор, а вокруг не было ничего, кроме ослепительного океана и тропического леса. Но этого им хватало с головой. Все равно каждый новый день начинался с поцелуев, завтрака, поцелуев на второй завтрак и купания в океане. В обед они занимались любовью, затем включали старенький телевизор и пытались вникнуть в сюжет испанского многосерийного мыла, намертво переплетясь руками и ногами. Питер обессиленно дремал на нем, прижавшись губами к груди, а Уэйд зарывался лицом в его волосы и водил пальцами по спине и гладким ягодицам. Жадно впитывал каждое ощущение, чувство и накрепко их запоминал. К вечеру, вновь оголодав по прикосновениям, они опять занимались любовью и засыпали, изможденные, пьяные и бесконечно счастливые. Белый все время пытался добавить ложку дегтя, твердя, что тут что-то не так. Желтый возмущался и начинал с Белым спорить, а Уэйд просто посылал Белого к черту наслаждался каждым прожитым днем. Наслаждался Питером и уже совсем не стыдился говорить ему о любви. Питер научил его тому, что его чувства — ценные, прекрасные и значимые. Что нет ничего их важней. И что Уэйд заслужил ответной любви. Он полюбил признаваться в этом, потому что Питер в ответ всегда смущенно краснел, его глаза начинали сиять нежностью и восторгом, на губах появлялась чудесная улыбка и он, слегка заикаясь, говорил негромко: — И я т-тебя люблю, Уэйд. И любовь внутри ощущалась такой огромной и сильной, что было страшно говорить что-то еще. Разве могло быть хоть что-то в этом долбанном мире прекрасней? Вряд ли. Уэйд, схватив венчик, опять начинает мешать заготовку для омлета, солит, слегка перчит и ставит на плиту сковороду, бросив туда квадратик масла. Чуткий слух улавливает едва заметные шаги за спиной — если бы Питер хотел скрыть свое присутствие, Уэйд бы не услышал ничего вовсе. А так он уже наверняка знает, что его рассекретили. Тем не менее, небольшая игра продолжается. Уэйд, пряча улыбку, не разворачивается, взбивает яйца, пока все внутри замирает в щекочущем предвкушении. Чужое присутствие ощущается всей кожей. Питер целует его в плечо и обнимает за талию, крепко прижимаясь со спины. Трется, как котенок, носом и укладывает подбородок между шеей и плечом Уэйда. Ему наверняка пришлось стать на цыпочки, чтобы так сделать, и сердце плавится от всепоглощающей нежности к нему. К его мужу. — Доброе утро, — негромко говорит Питер слегка хрипловатым после сна голосом. — Доброе, малыш, — Уэйд аккуратно пробегается пальцами по чужой ладони и нащупывает кольцо. — Все еще там, как и вчера. Как будет и завтра, — мягко произносит Питер, понимая и принимая тысячную странную причуду Уэйда. — Знаю, малыш, знаю. Просто проверяю. Я все еще не исключаю возможности того, что надо мной ставят опыты, при этом пуская в долгий наркотический трип. — Уэйд. — Прости. Я верю, что ты настоящий. — И что мы настоящие тоже, — упрямо добавляет Питер, крохотными поцелуями отмечая линию от шеи до плеча Уэйда. Горячая пелена накрывает все тело, а грудь сводит от болезненной нежности. Уэйд отставляет в сторону тарелку, поворачивается к Питеру лицом, подхватывает за талию и усаживает на стол, разместившись между его ног. Питер улыбается, смотрит своими огромными карими глазами и касается ладонями его шеи. На нем одна только футболка, широкий ворот открывает вид на соблазнительную ключицу с родинкой в ямочке и голое плечо, а осторожная ладонь Уэйда ласкает внутреннюю сторону его бедра, не обнаружив и намека на нижнее белье. Он такой красивый. И такой совершенный, а сердце колотится так сильно, будто планирует выскочить наружу. Розовые губы Питера, влажные и пухлые, приглашающе приоткрываются в ожидании первого за новый день поцелуя, но Уэйд пока не спешит поддаваться. Он очерчивает пальцем плечо и опускается к ладони, подхватывая левую руку и приподнимая повыше. Питер не сводит с него пристального взгляда, Уэйд тоже смотрит, не отрываясь. Осторожно, бережно касается губами самого центра ладони, видя, как рвано выдыхает из-за этого Питер и как закусывает нижнюю губу. Уэйд нежно целует каждый палец по очереди, доходит до безымянного, недолго любуется кольцом и касается его же горячими губами, судорожно выдыхая. — Я люблю тебя, малыш. Так сильно люблю, — шепчет надтреснуто, на вдохе и задыхается окончательно, когда Питер касается его лица, подается ближе, серьезно смотря в глаза. — Уэйд Уилсон, — торжественно начинает он, пытаясь не улыбаться. — Ты — лучшее, что когда-либо случалось со мной. — Даже лучше, чем пицца с тройным сыром? — шокировано ахает тот. Питер фыркает. — Придурок, — нежно говорит он, затем переводит достаточно однозначный взгляд на чужие губы. И Уэйд хочет поцеловать его, но слова все еще прожигают язык. — Каждый дюйм тебя — лучшее, что когда-либо сотворил тот бородатый чувачок с небес. Питер смеется, на его радужке вновь поблескивают золотые крапинки и поцеловать его хочется нестерпимо. — Ну, ты сделаешь что-нибудь или так и будешь смотреть? — Слушаюсь и повинуюсь, мой дорогой супруг, — шутливо тянет Уэйд и в следующую же секунду целует Питера. Быстро, оторвавшись на миг и отметив секундное разочарование в чужих глазах, а затем приступив к поцелую основательней. Целует глубоко, влажно и голодно, вслушиваясь в едва слышные звуки, издаваемые Питером и точно зная, что ничего важнее вот этого прямо сейчас, между ними, нет. Питер обнимает его, шепчет очередное признание между выдохами; запах его кожи кружит голову, а Уэйд внезапно осознает — что да, все по-настоящему. И он обязательно убедит Белого в этом. За приоткрытым окном шумит бесконечный голубой океан, радио негромко ругается по-испански, а их поцелуи даже не думают заканчиваться.