Одной крови

Каждый раз, когда он держал его в руках, мир падал. Мироустройство рушилось, как и его некогда стойкие принципы. Господин по жизни, вольная птица по призванию, Радциг находился в состоянии противоречия. Чтя законы Божие и людские, он откровенно плевал на них, видя своего «оруженосца». Хотел бы он вспомнить, с каких пор началось его помутнение рассудка. Парень под ним сжался, кусая кулаки, чтобы заглушить стоны. Радциг знал, что Индро парень понятливый и не будет лишний раз рисковать, выдавая их досуг. Они не одни в этом кишащем людьми замке, и, кто знает, что может произойти, если их поймают. Ему придется убить свидетеля? Или Индро? Было бы интересно наблюдать, как Индро решит их проблему. Изначально, пан беспокоился, не из-за своего секрета, а за горячую молодую кровь Индржиха. Он помнил, какого быть молодым и влюбленным до одури. До желания кричать об этом на каждом углу. До страсти быть с возлюбленным. На деле оказалось, что Индро был стократ сдержанней его ожиданий. Всё прозаичнее – проблема была в самом пане. Это Радциг хотел кричать. Желал метить покорное его воле тело. Держать в объятьях дикий дух парня. Запереть ни сколько самого Индро, как тайны, связанные с ним. Но возраст и опыт сделали из него сдержанного мужчину, способного подавить капризы страстной натуры. Радциг усмехнулся в усы, лаская любовника. Сына. От этого знания пикантно жгло руки, которыми он касался Индро. Было что-то нездоровое в его желаниях, но он не собирался врать себе. Радциг водил других за нос с завидным постоянством, но сам с собой был максимально честен. Тогда в замке, когда он увидел живого и невредимого Индржиха после сожжения Скалицы, что-то в нем перевернулось. Это была надежда. Шанс. Тот самый, чтобы признаться. Раскрыть всю правду. Радциг собирался, правда, он хотел сказать ему. Его промахом были объятья, которые Индро воспринял иначе. Радциг хотел приободрить их обоих, но что-то пошло не так. А может, не стоило уводить его в укромное место. Неразумно было поддаваться на провокационные действия парня. Или не стоило доводить до греха. Он допустил горячее дыхание на своей груди. Именно он позволил рукам Индро баюкать его честь и будить похоть. Он осмелился ответить на неловкие, но пылкие ласки. Радциг забылся, одурманенный, усыпленный удовольствием. После он не видел смысла как-то оправдываться. Возможно, глубоко внутри себя он хотел этого, поэтому и допустил их близость. Иначе и быть не могло. Не было толка в увиливании от этих отношений, желанных для обоих. А подтекст их отношений… Что ж, Радциг был уверен, что Индро останется в неведении до конца жизни. Радциг понял, что никогда не расскажет Индро о том, что тот его сын. Он даже жалел, что есть люди, посвященные в его тайну. И сколько бы Гануш не ухмылялся ему, видя их рядом, пан теснил его мрачным взглядом и предупреждающим кивком. Он не мог позволить правде всплыть наружу. Из-за этого он первое время пытался держать дистанцию. Не ради себя, скорее в память о Мартине и, конечно же, ней. Но как он мог устоять перед кротким, но таким горящим взглядом Индро, обращенным к нему? От этого его посмертие будет несколько… горячим. Радциг и рад, так как совершенно не желал видеть укор в глазах Мартина, доверившего ему Индржиха. И уж точно он не хотел видеться с Ней, после всего того, что он творил с их сыном. – Будь осторожен, мой мальчик, – сказал пан, гася в себе тревогу. Ему совершенно не нравилось, что Индржих заделался в лазутчики. Идти во Враник одному под видом разбойника было опасно, но Индро не разделял его беспокойства. По мнению пана, тому даже нравилась предстоящая вылазка. Осанка, в которой сквозила нетерпеливая энергия, и мерцание глаз выдавали его желание оказаться в стане врага. Он был готов бежать сию секунду. Если бы Радциг не позвал его к себе, Индро был бы уже на полпути к Вранику. – Я буду, пан, – уверенно сказал Индро, умиротворенно улыбаясь. – Это не столь же опасно, что и в Прибыславице. Радцигу всё это не нравилось. Ни спокойная позиция парня, ни опасная ситуация. Его преследовало дурное предчувствие, он не желал отпускать сына одного, без защиты и подкрепления. – Если тебя не будет два дня, мы отправимся следом, – непреклонно сказал Радциг, видя, что Индро хмурился на его слова. – Вам будет сложно объяснить поспешность захвата Враника пану Ганушу, – незамедлительно ответил Индро. – К тому же, если меня раскроют, то за два дня я умру. – Не говори так, – почти зло выговорил пан, теряясь в иррациональном страхе. – Если буду молчать, то начнут пытать, а это дело не быстрое, протяну до Вашего прихода, – пошутил парень. Не будь это Индро, пан бы по достоинству оценил шутку, но съедаемая тревога не позволяла расслабиться. – Я буду крайне осторожен, – сказал Индро, отворачиваясь от него к выходу. – Я Вас ещё не подводил, да и в ближайшее время не собирался. Так он и ушел, не прощаясь. Без слов утешения или надежды. Индро был прав, он ни разу не подводил Радцига. Ни на службе, ни в постели. Но это не значило, что он не мог беспокоиться за здравие Индржиха. Что бы сказал ему Мартин, видя, как Индро рискует своей жизнью, гоняя разбойников? Тот всегда был против рыцарской деятельности для Индро, даже когда того тянуло взять меч в руки. «Весь в отца». Если бы Индржих только знал об их кровной связи, он бы возненавидел и себя, и его. А Радциг не мог потерять Индро, не тогда, когда они так близки. Он придумает что-то убедительное, если вдруг Индро начнет задавать вопросы, заинтересуется своим особым положением или его отношениями с Мартином. Индржих же молчал, и Радциг откладывал все разговоры о них, предпочитая заниматься более приятным делом. Единственное, что их ограничивало, это раскрытие перед обществом. Оба это понимали, и оба осознавали, что наисильнейший удар придется на пана. Никакая дружба с королем, толку от которого всё равно нет, ему не поможет перед богобоязненным народом. Полетят не только титулы и земли, но и головы. Но как Радциг мог думать о черни и крестьянах, когда его мальчик едва сдерживался от криков и стонов? Как можно было следовать нелепым законам, когда Индро смотрел на него так томно и выжидающе? Как он смел следовать законам Божьим, любя своего сына с неукротимой пылкостью? Видеть в Индро любовника было преступно, но так привычно и сладостно. Радциг любил его, и совершенно неважно, каким образом. Поэтому увидеть его избитого, держащегося за спутника, было нелегко. Ещё тяжелее наблюдать его мрачное и растерянное выражение лица. – Я вернулся… отец, – сказал Индро, не отрывая своего взгляда от него. Гануш хохотал, как ребенок, веселясь с раскрытия их уз. Лопотал что-то несуразное, пока они пялились друг на друга. Во взгляде парня была досада и злорадство, но он молчал, предпочитая переговорить тет-а-тет. Он не изменял своей привычке быть внимательным и учтивым, даже, несмотря на явно злые эмоции. Радциг же тонул в немом удивлении и панике, ощущая разрушение их доверительных отношений. Его горло сжалось, сковывая речь, а в животе стало тяжко. Индржих не должен был узнать никоим образом, но злой рок настиг их, наказывая. Теперь он потеряет его не только как любовника, но и как сына. Радциг потеряет его как человека. Индро спокойно докладывал о произошедшем, прося одарить своего спасителя, который, как кстати, оказался в лагере разбойников. А Радциг тем временем строил планы по жестокому убийству Иштвана, посмевшего развязать свой поганый язык. Чертов венгерский ублюдок! Индро смотрел на него с намеком, который легко заметить всем присутствующим, но обращен он только в его сторону. – Я осмотрю Индро, и он сможет отправиться к Дивишу, – взяв свои чувства под контроль, сказал Радциг. – Да что ты, я понимаю, что вам нужно переговорить, – весело сказал Гануш, хмыкая. Они покинули верхний замок в полном молчании, храня его, пока не закрылись в выделенных пану покоях. – Надо поговорить, – дипломатично сказал Индро, делая паузу. – Ты прав, – согласился Радциг, присаживаясь. Ноги его уже не держали, а его гордость не позволяла высказывать слабость. Даже перед Индро. Он молчал, надеясь, что Индржих закончит со своими обвинениями побыстрее. Радциг понимал, что парень не станет трубить о них, и они оба в безопасности от пересудов и сплетен. Он только сейчас осознал, что страшило его не отречение или смерть, а уход Индро. Их отношениям пришел логичный конец. Правда всплыла наружу неприглядным комком грязи. – Ты не собирался мне говорить, – сказал Индро ровным голосом, Радциг сжал ладони, готовясь к расправе. – Я не виню. Я бы тоже не сказал. Это несколько удивило пана, поднявшего свой взгляд на сына. Тот загадочно улыбался, думая о чем-то только ведомом ему. Что-то скользило в таких знакомых хитрых глазах. Интерес? Жажда? Порочность? Игривость? Индро предстал для него в новом свете, и Радциг не знал смеяться ему или плакать. – Почему? – тихо спросил он, следя, как Индро приближается к нему. В его синих глазах бесновались коварные искры. И пан с несвойственной себе растерянностью наблюдал за хищной походкой сына. Радциг что-то неправильно просчитал, когда строил вокруг своих секретов крепостные стены. Он явно недооценил Индро. – По той же причины, почему ты не остановился, – томно прошептал Индро, присаживаясь перед ним на колени. Радцига бросило в жар от открывшейся картины. Он никогда не позволял Индро быть инициатором, и сейчас чувствовал себя крайне беспомощным и не способным к борьбе за главенство. Не с таким Индро он планировал сегодня разговаривать. Радциг облизнулся, ощущая слабость перед таким сыном. Сыном, осознающим свою роль в их отношениях. – Разве я могу отказаться от Вас… отец? – интимным шепотом спросил Индро, дразня его душу бесстыдным языком. Радциг вздрогнул под руками сына, ощущая нахлынувшее возбуждение. Можно даже не пытаться скрывать его, Индро почувствовал его, блуждая своими руками, где тому вздумается. Радциг покорно раздвинул ноги, позволяя рукам Индро ублажать его. Тот не высказывал неудовольствия, продолжая улыбаться, глядя на растерянного пана. Было что-то неведомое для Радцига во взгляде сына. Тяжелая и смиренная тень знания между ними, которую они оба принимали. Последняя связная мысль Радцига была о том, что они с Индро одной крови.