Трещины

      Едкой сыростью дыхнули крипты под собором Семерым, тяжелым и спертым воздухом наполняя грудь. В дальнем углу прорубили новый ход, очевидно, расширив какую-то старую промоину, чтоб добраться до небольшой каверны. Заплутав в каменных арках, с поверхности пробивался бледный солнечный луч, осторожно ложась на белую плиту. Наратзул прикрылся рукой от режущего глаза блеска — луч нашёл металл и отскочил прямо в единственный проход с узкой лестницей. Свет наверняка не был ярче уличного фонаря, отраженного в грязной луже, но в окружающем мраке такая малость заставила глаза гореть. Он усмехнулся, спрятавшись в сгибе локтя: даже после смерти святейший Эродан умудряется создавать проблемы.       Железкой, которую бросили на надгробие павшего Светорождённого верные, оказался старый щит. Тот самый щит, треснувший под сокрушительным ударом аэтерна-полукровки, которого великолепный «бог» не сумел победить. Расколотая надвое круглая пластина с оплавленными краями смотрелась на строгом камне абсолютно нелепо. Засохшие цветы, которые кто-то однажды заботливо выложил в изголовье, уже начали тлеть и рассыпаться, и легчайший сквозняк развез по белому мрамору пыльные полосы. Удручающая и жалкая картина. Почти что вечного владыку Срединного королевства и всего Нерима забыли под землей и бросили в темноте и вечной немоте, как затерявшуюся меж щелявых половиц погреба монету. Неужели так и должно было быть? Ведь Наратзул спустился сюда подивиться пышности убранства крипты, абсолютно нелепой помпезности, которой сопровождал себя Эродан и в жизни. Но нет, даже простых смертных после конца пути обычно ждала более приятная участь — их могилы хотя бы грело солнце.       Но не со смертными сравнивать последнее пристанище бога. Правителей и королей неримский народ не хоронил слишком долго, чтобы обозначить временем… Но девять лет назад, нет сомнений, эротинцы возвели другое надгробие, действительно достойное, не для человека. И та могила, хоть и предназначалась даже не для знатного серафима, который по какой-то причине возжелал упокоиться в грешной земле, а не в святости древних крипт Инодана, в сотни и сотни раз превосходила в своей чистоте и искренности пропахший плесенью тесный склеп, откуда Наратзул поспешил скрыться с алой вспышкой.       Ветер взъерошил гладко зачёсанные светлые волосы. Запахло морской солью: со стороны Эротина донёсся глухой шум порта и крики чаек. Солнце уже спряталось за горами на западе, но до заката время всё ещё оставалось.       С самого раннего утра под горлом засело чувство сродни ощущению надвигающейся бури. Звенело в висках, струилось вниз по запястьям до самых кончиков пальцев, чуть ли не высвобождаясь электрическим разрядом. Так бывало раньше дважды — когда стало ясно, что Эродан выдвинулся с армией на Треомар, и когда пал Ксармонар, открыв путь к иноданским порталам. Сегодня же… Что-то должно было произойти до полуночи. Что-то значимое, действительно важное. Но никто не ждал вестей с Юга — рано, да и никакой гонец бы не успел сообщить о свержении храма Творца за день. Однако разумным и правильным всё равно казалось вернуться в Эротин, когда стемнеет. Так, у него оставалось не больше часа. И если бы его спросили, что заставило сейчас навещать мертвых, — он не смог бы ответить. «Так нужно, — повторяло сознание. — Ты не займёшь себя ничем полезнее». И он поддался. Впервые спустился в сырые подвалы к доброму врагу, и, наверно, в двадцатый раз оказался сейчас на резном карнизе перед белокаменной статуей.       Когда-то давно, будто бы целую вечность назад, он сам показал Целаре это место, затерянное в горах над заливом. Наратзул нашёл его ещё в детстве, когда сбегал от настырных сверстников, будучи ещё не в силах ответить. Дочь старого полководца-серафима, решившая порадовать родителя выбором дела всей жизни и принявшая присягу Тиру, тем самым заняв место в рядах Святой инквизиции, поначалу с опаской относилась к приключениям, которые вели куда-то кроме заданий. Но юное сердце быстро поддалось любопытству. Была ли то заинтересованность в чём-то новом, или же в нём самом, Наратзул тогда не мог и предполагать. Но помнил ясно темное иноданское утро, которым он осмелился зайти за возлюбленной домой, когда они договорились посмотреть с гор на рассвет над Эротином. А напоролся на её отца. До сих пор чудился треск рёбер, когда серафим внезапно попытался на понятном для безродного полукровки-аэтерна, по его мнению, языке объяснить, что нельзя ему водиться с такими, как они. И плевать, что Теалор Арантеаль все еще был командующим инквизиции богов; для почти что бессмертных серафимов видеть так близко к Тиру человека казалось отвратительным недоразумением, а терпеть на Святой службе его сына, не знавшего ровно ничего о родной матери, — и подавно. Но тот день всю жизнь вспоминался исключительно с дурацкой улыбкой на лице: Целара, мигом услышав неладное, вскочила между ним и своим стариком, отстранила того и гордо заявила, что безродного полукровку-аэтерна уже полгода как тайно любит. Отец опешил от подобного нахальства, а Наратзул оторопел от внезапного откровения, так что пришлось утаскивать его из дома за руку, указывая путь, как слепому.       Долгую неделю они не возвращались в Инодан. Но недостаточно долгую для одной из самых счастливых недель в его жизни. Через семь дней их нашёл Аркт, который, как тогда думалось, по старой дружбе милостиво согласился помочь уже почти что смирившемуся отцу Целары и краем глаза присмотреть за разрушительным союзом, куда так радостно ввязалась его дочь. Казалось, даже сам Тир не был против поделиться вниманием своего архисерафима, особенно когда тот сидел без дела.       Аркт убедил их вернуться и объясниться, заверил, что всё улажено, и действительно — по возвращению будто бы ничего не изменилось, только косых взглядов стало несколько больше. Их двоих как и раньше отправляли с различными поручениями, когда таковые находились, и как и раньше правда страшно было подвести богов, не справившись с заданием. Только вот задания их будто бы становились всё проще, а поручения — мелочнее. Тогда Наратзул захотел большего и впервые обратился за советом к отцу. Главный инквизитор Светорождённых с беспокойством во взгляде выслушал амбиции сына. Но не было сомнений — ему льстило, что Наратзул наконец увидел в нём что-то, к чему устремился сам. Старший Арантеаль пообещал предпринять то, что было в его силах, и через неделю Наратзула с Целарой отправили за Жнецом душ. Но Светорождённые засомневались в не самом опытном паладине, не смогли довериться и отправили с ними Аркта…       А сейчас, спустя девять лет, младший Арантеаль стоял здесь, у могилы той, кто сумел довериться ему полностью, и кто из-за этого доверия пал. И похоже, Целара успела поделиться с отцом многими деталями своей жизни, потому как не было других объяснений, отчего решили хоронить дочь серафима именно здесь. А ведь все могло быть иначе… Если бы Наратзул попытался как-то оправдать свою ревность, то вспомнил бы, что отец Целары затеял свою игру, и все чаще и чаще к ним домой заглядывал клятый Аркт. Только дурак не почуял бы неладного. Целара сама жаловалась, что отец внезапно задумал устроить ей союз с архисерафимом Тира, практически наплевав на мнение дочери. Но со временем она будто бы смягчилась и даже попыталась пересказать Наратзулу несколько историй о приключениях генерала Святой армии… Ревность не нужно было и пытаться оправдывать. Но не было оправданию красному туману, застлавшему взор где-то глубоко под землей, когда в ладонь как влитая улеглась рукоять древнего меча, и уж тем более нельзя было оправдать произошедшего дальше.       Наратзул поправил цветы у подножия статуи. Привычно-желтый зверобой всегда восходил здесь алым. Но сорная трава то и дело душила яркий цвет. Не раз за последние месяцы приходилось возвращался в эротинский замок, пряча от придворных руки, — негоже правителю копаться в грязи и загонять землю под ногти. А мысль нанять кого-то, чтобы занялся простой работой, претила. Но всё равно придётся чужим потревожить покой почившей — тонкую статую неделю назад опоясала уродливая трещина.       Аркт доложил обо всем Тиру после скорого возвращения в Инодан. Наратзул не сопротивлялся, когда за его спиной захлопнулась решетчатая дверь подземелья. Немой холод сковал сознание, и если бы Светорождённые приказали ему снова поднести пламя, но к костру уже собственному, он без раздумий выполнил бы последний приказ. «Заслужил», — подсказывал в голове серый голос.       Но не заслужила «божественной справедливости» Мириам, заступившаяся за чужого ребёнка. «Ты родной мне», — заверяла она однажды перепуганного мальчишку, впервые сцепившегося с бандой злобной эротинской детворы. И он верил, хоть и знал правду. Потому что женщина всегда подкрепляла свои слова делом. А позже, узнав некоторых детей ближе, он ещё и убедился, что его приёмная мать в тысячи раз лучше, чем бывают родные. И тем не менее, ледяная немота точно так же сковала разум, когда трещал в руке яркий факел тем жутким тёмным вечером. И как ни силился он убедить себя, что боги не могут ошибиться, как ни пытался спрятаться за пустой верой, он никогда так и не преуспел. Отец сразу подсуетился, чтобы сына переселили в эротинский квартал стражи, будто забыв о его острых ушах. С удвоенной силой пришлось учиться выживать и драться за своё место. А позже, спустя долгие годы свидетельствования подлинной гнили богов, уже старший Арантеаль спустился в подвалы под Иноданом к сыну. И прозвучала сквозь решетку фраза, которую, как казалось, никто из живущих не смел произнести ему в лицо снова. «Ты родной мне, — заверял его командующий Святой инквизиции. — Я не позволю им». И снова сдержал слово, помог бежать из-под носа у Тира.       Почему-то тогда не появилось и мысли задаться вопросом о мотивах, на самом деле управлявших его отцом. Ведь семейные узы никогда не занимали его превыше службы. Но Теалор приказал отправляться в Треомар, чтобы спрятаться от божественного взора под пеленой древней магии, и скрылся в портале, не объяснившись. Однако вскоре немота прошла, и появились вопросы, отчего самый доверенный человек в кругу слуг богов осмелился нарушить обеты. Неужто даже высшим чинам стало мерзко от ложной святости кровожадных тварей, хотевших исключительно власти и повиновения?       Наратзул поднялся на ноги. Могила возлюбленной снова обрела свежий вид — нужно было двигаться дальше. Не к месту, где можно было бы почтить память Мириам, нет. На это все ещё не хватало духу. Рано. Но для другого его сердце созрело.       К своему стыду, сложно было даже признать, насколько пугала мысль глянуть, наконец, что войска Тира и Аркта сотворили с Треомаром. Великолепнейший город, радушно распахнувший перед младшим Арантеалем объятия, показательно обратили в руину, даже не думая о простых жителях, и не знавших никогда ни Наратзула, ни хоть кого-то из Ордена свободных людей. Рука нашарила в кармане старую и треснувшую руну телепорта — собственными силами так далеко было не запрыгнуть. Синяя стекляшка нашлась в эротинских архивах, завалявшись на полке с несколькими работами о собственных свершениях. Не поверилось поначалу, что выйдет обойтись без долгого путешествия; сейчас же Наратзул понимал, что предпочёл бы оттянуть этот момент ещё дальше. Но небо темнело, так что слабый разряд магии наконец прошёл через вытянутый холодный камень.       Под сапогом треснула мокрая ракушка. Рваные облака тянулись тугими спиралями на север, всё ещё тяжелые и темные от холодной влаги. Тонущее в воде солнце лизало их неровные бока красным, будто наполнены они были кровью, а никак не водами. Утихший несколько часов назад шторм выплюнул на белые плиты великое множество морских гадов и их укрытий. Мусор же, которым бухту любезно сдабривал столетиями город, жадно перемололо море.       Многие годы назад на этом самом пирсе старина Мерзул гордо рассказывал о своей богатой родословной. Огромная семья коренных треомарцев, приближенных к королю, занимала чуть ли не целый квартал неподалёку от Западных врат. Что именно уже порядком пожилой маг углядел в беглом паладине, сказать было сложно. Возможно, собственные нереализованные амбиции, а может, вспомнил о родном сыне, которого забрала десять лет назад желтая лихорадка. Наратзулу довелось много слушать о преждевременно ушедшем: как и он сам, сын Мерзула был полукровкой, никогда не знавшим матери. Но хоть жена Мерзула и погибла, дав жизнь ребёнку, от того не скрывали её имени. Мальчика пришлось растить родственнице Мерзула, Ванмирии, которая точно так же радушно приняла и Наратзула. Удивительная в своей доброте женщина оказалось обладательницей стальной воли и несокрушимых принципов, так что Наратзул быстро заручился крепкой поддержкой. Позже к их идеям присоединились и другие члены знатной семьи, и вести дошли до самого короля. Наверно, самым удивительным в жизни Наратзула стала внезапная поддержка от молодого правителя. Довольно юный владыка Треомара, унаследовавший трон буквально год назад, согласно кивал головой, когда Наратзул с Мерзулом объясняли о несправедливости веры Светорождённых. И пусть сам король не спешил ввязываться ни в какие ордены, приказ был отдан, и никто не смел запретить уже весьма активную деятельность нового формирования, разместившего штаб в одном из домов семьи Мерзула.       Сейчас же ни от дома, ни от целого квартала ничего не осталось. В сам город заходить не пришлось — с пирса открывался ясный вид сквозь проломленную городскую стену. Чёрные трещины то тут, то там пронизывали белый камень, ещё сохранив ожоги восьмилетней давности. А белые кости города вылизал от копоти заботливый ветер.       Что-то сжалось внутри, заставив отвернуться обратно к закату. Только сейчас показалось, что слишком высока оказалась цена за смерть всего одного из семи кровососов. Но тирания Рождённых светом должна быть свергнута. А что до жизни, которую приходится стирать на заведомо кровавом пути… Жизнь всегда находит новый путь.       Ни у Мерзула, ни у Ванмирии, ни у кого из перебитых предателем Баратеоном членов Ордена не было ни могил, ни мест, где можно было почтить память. Был лишь скелет однажды прекраснейшего на всем Вине города, который ловил последние солнечные лучи уходящего дня. Из легких вырвался тяжёлый вздох. Скольких тысяч жизней треомарцев стоил треск костей религиозных фанатиков из Ксармонара, когда те бросались на обманутого Аркта? Ведь смерти не оправдывают другие смерти. Во всяком случае, когда речь идёт о толпе. А сбросить с единственной оставшейся колокольни замка Эротина предателя-наместника, возомнившего себя очередным богом, к великому разочарованию не получилось. Через неделю пришлось-таки позволить снять со шпиля во дворе нелепое тело, однако хотелось, чтобы Баратеон гнил вечно, так и не упокоившись, как и те, чьи жизни он отнял. И ведь восемь лет назад Наратзул разглядел в подлой змее союзника, даже доверил распоряжаться армией… Стоило снести ему голову, размозжить об каменные стены, как остальных паладинов, вставших на пути. Но наивный вопрос «Где твой отец, Наратзул?» сбил на момент с толку. И этой малости хватило, чтобы сохранить оставшимся жизнь. Если бы только он тогда знал, куда Рождённые светом в своей агонии заслали командующего инквизиции, которого так и не заподозрили в причастности к побегу сына…       Лет двадцать-двадцать пять назад, все ещё в Инодане, ребяческое любопытство заставило сунуть нос на Совет богов, говоривших со старшим Арантеалем о каком-то предназначении, которое показалось маленькому Наратзулу занятной сказкой. Однако прозвучавшее имя «Тель Имальтат» будто бы заставило беспокоиться самого Тира. Ребёнка заметили и выдворили прочь, но даже спустя годы Наратзул обращался к старому воспоминанию, а позже и выяснил, отчего так боялись боги. Тель Имальтат был противовесом им, и если очередной Светорождённый появлялся в этом мире без аспекта тьмы в своей сути, то с Тель Имальтатом происходило ровно наоборот — неизвестный воин должен был быть рождён тенью. Но не было и шанса выяснить, кто и когда родится или уже родился без аспекта света. Тогда Наратзул принял решение взять судьбу в свои руки и объявил себя Рождённым тенью сам. Трусливые боги прознали о страшном имени, снова растрясшем землю смертных, и засуетились, раскапывая самые древние пророчества и предречения. И, разумеется, нашли. И отправили Святую инквизицию уничтожать ересь. Только вот по какой-то причине Теалор Арантеаль пропал, не выполнив поручения. Однако Наратзула пленили, и надобность в уничтожении пророчества пропала на неопределенное время — даже алчные боги понимали, что подобное вмешательство в ход судьбы не может не отразиться на структуре мира. Но сейчас, когда самообъявленному Тель Имальтату понадобилось пророчество и вышло выяснить, где покоится древняя книга, не поверилось даже, когда два совсем юных мага, которым Наратзул доверил дело, наперебой пытались доложить о странном старике в паладинской броне, которого рядом с этой самой книгой нашли. Ведь самым удивительным стало то, что старик был жив. Однако он поспешил скрыться, а Наратзул не захотел собирать людей для преследования в горах: если то действительно был его отец, то вышел шанс рассчитаться — жизнь за жизнь. Если же нет… Об этом не доводилось думать. Но предназначение было в его руках, и совсем немного оставалось, чтобы обеспечить безопасность в тылу, заняв Юг. А дальше…       Над головой крикнул ворон, разрывая тишину. Наратзул поморщился, заслышав знакомый треск и лязг доспеха за спиной.       — Пришёл, наконец, полюбоваться плодами трудов своих?       Он не обернулся.       — Иди-ка ты нахуй.       — Какая грубость.       — …Твоих трудов.       — Моих? Ты неразумное дитя, Наратзул Арантеаль.       Аркт поравнялся с ним.       — Я повторюсь, иди-ка ты нахуй.       Бывший архисерафим покачал головой, не сдерживая улыбку.       — Тебе больно. До чего же удивительно это видеть. Нет, Наратзул, это пепелище твоё и только твоё. Просто феноменально. Один полукровка сравнял с землей самый величественный город. Твоя мать гордится тобой, несомненно.       — Моя мать? — обернулся к нему Наратзул, сведя брови.       — Разумеется. У каждого безумного убийцы должна быть заботливая матушка, готовая защищать жизнь своего чада, наплевав на его свершения.       Ярость пронзила виски резкой болью.       — Закрой рот! Моя мать мертва! Какого хера тебе нужно?! Приперся посмотреть на меня, как на грифона в зверинце?       — И как же мне теперь ответить, когда ты сказал мне закрыть рот?       Наратзул шумно выдохнул и прикрыл глаза.       — Не вынуждай меня повторять третий раз.       Аркт хмыкнул.       — А то что? Новоиспеченный владыка Нерима явится ко мне в гости вершить правосудие? Я здесь как раз за этим. Считай это официальным приглашением. Остальные уже прибыли.       — …Остальные?       — Не стал бы звать тебя, чтоб скрасить собственную компанию, уж поверь. — Проекция прошлась по пирсу вперёд. — Конечно, может ты и передумал…       — Объяснись.       — Годы заточения, похоже, навредили твоей голове? Что же, не ты первый. Для ослабевших умом: Светорождённые спустились из божественных гнёзд на грешную землю и ждут тебя в моей скромной обители, «Тель Имальтат».       С кончиков пальцев сорвалась пара искр. Вот она, весть, нашедшая его ещё до темноты.       — Почему я должен верить тебе?       — Не должен. Убедись сам. Возьми с собой мальца, если не боишься прирезать очередного боевого товарища…       — Не смей!..       — Смею, Наратзул. Я буду ждать.       Силуэт Аркта развалился дымом, затерявшись в короткой зелёной вспышке на горизонте. Солнце село.