Значение двух "И"

Пот каплями стекал по лбу, застилая глаза. Я тяжело дышала, едва успевая уворачиваться от острого кончика шпаги. Я вот-вот окажусь насаженной на острие! У меня нет возможности даже защититься, не говоря о том, чтобы напасть. Моя шпага бестолково болталась в руке. Мой противник был до смешного спокоен. На его лице не сквозило не единой эмоции, и даже ухмылка казалась какой-то восковой. Он шустро орудовал оружием, не давая мне и лишней секунды, чтобы вздохнуть, тем самым пугая. — Всё! — закричала я, отбрасывая шпагу на газон и поднимая руки. — Всё, всё, всё! Я сдаюсь! Но он словно не услышал меня и продолжил наступать. Я опасливо попятилась назад, но отступать было уже некуда — позади только стена. Сейчас я упрусь в неё спиной и тогда… — Стоять, — раздался властный женский голос позади его спины. Я, уже зажмурившая глаза, с интересом открыла их вновь. Мама, с ехидной ухмылкой пронзив рубашку отца, безмолвно воззвала его к фехтованию к ней в паре. Я громко выдохнула, восхищаясь решимостью в её глазах. Роковая женщина! Только она могла поставить отца на место и не получить от него за это. — Нарываешься, Линковская, — улыбнулся папа, отбрасывая шпагу в сторону. — Брось эту штуку. Наколешься. — Неа, — она игриво помотала головой. — Во-первых, я Демидова уже много лет. А во-вторых, как это не по-мужски! Напал на нашу девочку, которая только начала фехтовать! Папа фыркнул, склонив голову к левому плечу. Подозреваю, что ему не очень удобно стоять так, чувствуя что-то острое в левой лопатке. — Убери, — прошептала я маме, жестами показывая, что надо бросить на траву. — Вот именно, пусть учится, — проговорил отец маме, — а не играется. — Но это не значит, что нужно насадить её на шпагу, как шашлык, в первую же тренировку! — Вита, родная… — он вздохнул и закатил глаза, — когда мой отец учил меня, 13-летнего мальчишку, фехтованию — он в первое же занятие исполосовал меня так, что няне чуть плохо не стало. А изрезанную рубашку она не стала даже пытаться зашить. — Неужели? — неверяще выгнула бровь я. Дедушку я помнила смутно, но мне казалось, что тираном он не был. — А то. Делал он это не столько из природной жестокости, сколько из желания научить. И правда, благодаря боли я учился быстрее. Даже спустя много лет помню все приемы. И тебя научу, Иса. Я испуганно округлила глаза. А так ли мне нужно это фехтование? И почему я вообще захотела заниматься этим?! — Только не таким образом, — папа засмеялся, привлекая меня к себе и целуя в макушку, — я же люблю тебя. Очень-очень. От приятных папиных слов я распустилась, как майская роза и, запрокинув голову, посмотрела ему в глаза. — Правда? — Конечно! Гранулы папиной любви я впитывала, как губка, боясь, что когда-то она кончится. Ведь любил он меня не всегда… — Моя лисичка, — нежно проворковала мама, прижимаясь ко мне со спины. Я почувствовала, как папина рука поползла чуть в сторону — чтобы обнять её за талию. Так я и стояла, счастливая, в коконе из родительских объятий, минут 5. Вроде уже большая девочка, 18 лет… Но дороже папиной и маминой ласки для меня нет ничего. Я аккуратно выскользнула из-под их рук, давая маме и папе немного побыть вдвоем. Подмигнув отцу, я побежала к дому. По дороге я стащила с хвоста резинку, давая кудрявым волосам распаться по плечам. — Где мой Матвейка? — прокричала я, ворвавшись в дом. Я затащила за собой несколько листочков, прилипших к подошве и, ойкнув, тут же отлепила их. Разувшись, я отправилась на поиски брата. Надеюсь, няня не укладывает его спать. Я не видела его целый день, с ума сойти! Подойдя к подножию лестницы, я уже поставила ногу на первую ступень, как вдруг почувствовала резкий толчок в спину. Чуть не хрустнул позвоночник! — Иса! — прокричал старший из трех моих братьев — Мирон. — Слезь с меня, слон! — я стряхнула его со своей спины, но, тем не менее, немного придержала, чтобы он не ударился о ступени. — Где ты была весь день? — В универе. — А потом? — Гуляла. — А с кем? — С друзьями. — С какими? Я беззлобно закатила глаза и вздохнула. Передумав подниматься на второй этаж, я решила дать маленькому Матвею выспаться и только потом тискать его. — Иса, ты не ответила на мой вопрос, — проканючил Мирон. Плюхнувшись на диван, я подперла щеки руками и уставилась на брата. Чем вызван такой интерес? Ему явно что-то нужно. — Что ты хочешь? — Ничего. Ромка в музыкальной школе и… — А, поняла. Тебе скучно, да? — Да, — мальчик немного поник. Я сочувствующе кивнула: да уж, пятница без драк с братом — и не пятница вовсе. Я, правда, довольно долгое время росла одна и мне не понять этого удовольствия, но представить я могла. — Почему меня тоже не отдали на музыку? — он сел рядом. — Потому что тебе нужно отдыхать хотя бы иногда, — я тронула кончик его носа, — ты хочешь успеть всё и сразу. И лицей с математическим уклоном, и футбол, и плавание. Куда тебе ещё музыку? — Но я хочу как вы! Почему ты и Рома можете играть на инструментах и петь, а я нет? — Я уже сказала почему. Не канючь. Мирон надулся. Ох уж это извечное детское соперничество и желание быть лучше брата! Вот только ни Мирон, ни Рома не понимали, что не надо бодаться друг с другом. Надо развивать свои умения в той сфере, которая дается лучше всего, а не хвататься за всё, лишь бы уделать другого. — Ладно тебе, не дуйся, — я взъерошила шикарную, чуть волнистую шевелюру Мирона. Ему она досталась от его отца — Кости — маминого брата. Мирону, объективно говоря, повезло не только с волосами, но и с генетикой в целом. Он рос безумно красивым мальчиком, вобрав от модельно-показательной внешности своих родителей всё самое лучшее. Например, его глаза — миндалевидные, как и у его мамы — папиной сестры, Даши. Цвет достался от неё же — темный, как терпкий кофе. Густые брови, прямой тонкий нос и уже очертившиеся скулы — картина, а не ребенок. Впрочем, мой родной брат, Рома, не уступал в красоте двоюродному Мирону: темные волосы прекрасно контрастировали с ярко-голубыми отцовскими глазами и папиными же губами, но маминой манерой улыбаться. Я, смущенно хмыкнув, кинула на себя мимолетный взгляд в зеркало, не желая долго задерживаться на отражении. А вот я, к сожалению, на папу почти не похожа. На маму уж тем более — мы не имели кровного родства. Она вышла за папу, когда мне было четыре года, но полюбила так крепко, как не любила та женщина, которая меня родила. И чью внешность я, к сожалению, скопировала практически полностью. Юля… Моя биологическая мать. Язык не поворачивался назвать её родной, ведь она отказалась от меня ещё до моего рождения. И, хоть папа тоже не пылал желанием воспитывать «залетного» ребенка, коим я и являлась, он не бросил меня на улицу. Бросил на нянек, но это совсем другая история. В конце концов, одной из этих нянь была и Вита — та, кого я теперь с гордостью называла мамой. — Алиса! — тормошил меня Мирон. — Третий раз зову! — Прости, задумалась. — Может, хотя бы сыграешь мне? Брат состроил такую жалостливую мордочку, что я не смогла ему отказать. Махнув рукой, я вприпрыжку побежала в другой конец гостиной — туда, где стоял рояль. Великий созерцатель моей души, через клавиши которого я могла передать свою внутреннюю музыку. Любовно погладив ладонью крышку инструмента, я мимолетно коснулась лакированного дерева губами. Я любила этот рояль, и он отвечал мне такой же любовью, клавишами поддаваясь моим пальцам. — Садись рядом, — позвала я Мирона, уже предвкушая, какую мелодию сыграю. — А хочешь в четыре руки? — предложила я. Брат смутился. — Я только испорчу твою музыку… — Да что ты! По нотам у тебя очень хорошо получается. В конце концов, тебя учила я. А я не могу научить плохо! Давай, начали… Мы заиграли лирическую мелодию. Покачивая головой в такт, я начала напевать себе под нос мотив песни. С каждой секундой голос только креп и звучал громче, а хорошая акустика гостиной способствовала этому. — Ты мне говоришь люблю-ю-ю… — чисто тянула я. — На это в голове много мыслей у меня… Я упивалась собственной песней, получала удовольствие и от процесса, и от результата. Я выплескивала всю себя, поэтому и моя мелодия, и моё пение были живыми. — Паум! — весело проговорила я, сыграв последнюю ноту и хлопнув по клавишам. Мирон положил руки на колени. Пару раз он запутался, но это было слишком несущественно, чтобы переживать из-за этого. — Какой певицы лишается наша эстрада, а, — услышала я голос Кости и обернулась. — Папа! Ты давно вернулся?! — радостно воскликнул Мирон и побежал к отцу. Я его радость понимала: я и сама скучала по папе, если он уезжал в командировку. Кости же не было целых три недели, за это время по нему истосковался не только сын, но и все мы. Но больше всех терзалась отсутствием Кости Даша, высчитывая секундочки до его приезда домой. Я улыбнулась своим мыслям: ох, и быть же кому-то сегодня зацелованным. — Как у тебя дела? — обратился ко мне мужчина. — Видел, как вы во дворе с отцом развлекались. Испугался, что он тебя насадит на эту чертову шпагу… — Не насадил бы. Да и мама вовремя подоспела, — я улыбнулась. — Да уж, мама твоя всегда вовремя, — фыркнул Костя. — А наша мама где? — он посмотрел на Мирона. — Уехала в парикмахерскую. — Опять? Она же была неделю назад. — Ей не нравится цвет её волос, она хочет вернуть старый, — Мирон пожал плечами. — Ладно, — отец потрепал его по волосам, — помчали за мамой! Давай, беги в машину. Я улыбнулась и помахала им ладонью в жесте «пока-пока» и снова уселась за рояль. Кроме как играть, делать больше нечего. Костя и Мирон вот-вот уедут, папа наверняка валяет маму по траве в переизбытке любовных чувств. Я предоставлена самой себе. Ну, по крайней мере я так думала… А на деле папа появился как всегда вовремя — я едва успела коснуться клавиш, как его по-детски взлохмаченная голова с веселой улыбкой на лице показалась в дверном проеме. От неожиданности я ойкнула и так сильно ударила по клавише, что сломала ноготь. Под корень! Зашипев от боли, я зажала палец, стараясь унять хлынувшую кровь. — Что там у тебя? — обеспокоенно спросил папа, переворачивая мою ладонь тыльной стороной вверх. — Ноготь сломала, — поморщилась я. — Не страшно, но приятного мало. — Мне страшно, Иса! За твой и мамин маникюр я отваливаю столько денег, что, кажется, маникюрщицы только на вас двоих поднимают годовой доход. — Па-а-ап, — я закатила глаза. — Не папкай мне тут. Слава Богу, что Вита родила двух мальчишек… Таких огромных трат на ещё одну девчонку мою сердце не выдержало бы. Я улыбнулась, но на деле сказанное болезненно кольнуло. Мою любовь к отцу можно было назвать граничащей с одержимостью, а всё от того, что с детства мне приходится бороться за неё. В большинстве случаев сказанное папой не несло негативный подтекст — он не всегда задумывался о двойном смысле своих слов — но я со страхом начинала искать двойное дно, боясь, что он опять разлюбит меня. Как, например, сейчас. Если задуматься, скрытый смысл заключался в том, что сыновей он любит и рад им больше, а если бы мама родила девочку — то ей бы крупно не повезло. Отец и так еле тянет меня, куда ему вторую… — Ау, — папа легонько щелкнул мне по носу и тепло улыбнулся, — о чём задумалась? — Как вытянуть из тебя побольше денег, — съехидничала я в его стиле, гоня прочь мрачные и глупые мысли. — О Господи, — он вздохнул и закатил глаза, буквально падая в кресло неподалеку от меня, — когда ж ты найдёшь себе спонсора побогаче и помоложе, а?.. — Когда ты организуешь его мне, — я игриво повела плечом, на что папа издал странный горловой звук, чем-то похожий на истерический смешок. — Можно подумать, ты послушаешь меня и пойдешь за того, кого выберу я! — Если для этого будет достаточно весомая причина… — уклончиво ответила я. Если такой брак вдруг будет действительно необходим — пойду и глазом не моргну. — Ну-ну, посмотрим. У тебя характер — оторви и брось. До последнего будешь крутиться, чтобы найти выход из положения. Или просто скажешь «нет», и я не смогу тебя заставить, потому что не имею права. — Правда? Почему же? Я ожидала ответа в стиле: «Потому что ты моя дочь, я люблю тебя и хочу чтобы ты была счастлива», но вместо этого папа задумался. Подперев подбородок рукой и чуть подавшись ко мне вперед и доверительно прошептал: — Потому что так женился я. — На… Юле? — решила уточнить я, назвав биологическую мать по имени. Иначе не могла. Мама у меня одна, и это не она. — Упаси Бог, — папа нахмурился и помотал головой, — мы не были женаты. Нет… Я имею в виду Виту. Мой отец надавил и я взял её в жены. Я изумленно захлопала глазами. А этого я не знала! Мне-то казалось, что у них всё по взаимной и очень сильной любви, а оказывается, папа не очень-то и хотел жениться на маме — за него всё решили. Но почему? Какую ценность несла мама? — Но почему? — задала вслух вопрос я. — А? — папа будто вынырнул из анабиоза. — А… Да просто так. Решил, что мне пора остепениться, а Вита очень ему понравилась, посчитал, что лучшей партии для меня ему не найти. Ты не думай о том, что я сказал, Иса. Я и сам был не против жениться на ней, твоя мама уже тогда мне нравилась. Я был не готов, только и всего. Боялся семейной жизни. Но папа привирал — это видно по его лицу. В том, что он любит маму, я не сомневалась, но за историей их любви стояло что-то другое. Что-то, о чем отец должен был молчать, но чуть не проболтался. И об этом «чем-то» детям, как правило, знать на обязательно. Однако порой мне казалось, что папа забывает о том, что я — его дочь. Из-за относительно небольшой разницы в возрасте (как между родителем и ребенком) он видел во мне младшую сестру, а не своего ребёнка. И лишь после долгого рассматривания и воспроизведения хронологии от моих детских годов до нынешних 18 в его голове словно щелкало что-то вроде: «А, ой. Это же моё. Дочь моя, точно. Вот это я гульнул, конечно, 19 лет назад… До сих пор не привыкну». А вот мальчишки — это другое. С ними он преображался, становился взрослым и серьезным, осмысленно занимался их воспитанием. А я, за счет его молодости и неимением опыта, росла практически во вседозволенности. — Что-то ты у меня совсем сегодня расклеилась, — папа потянул молчащую меня за руку. Как в детстве, он прижал меня к груди, поглаживая по голове. В детстве, когда у меня ещё не было этих ужасных кудрей на голове. Откуда только взялись? — Что случилось? Из-за того, что фехтовать не получается? Я промолчала. — Из-за ногтя? Не переживай ты, насчет денег я просто бубню. Всех их всё равно не заработаешь… Молчу. — Или из-за того, что я сказал о нашем с мамой браке? — Мне казалось, что вы всегда-всегда любили друг друга… — неохотно проговорила я, хотя дело было совсем не в этом. Но больше отмалчиваться нельзя. — Конечно, — поспешно ответил отец. — Я всегда любил твою маму, она — самое лучшее, что случалось со мной в жизни. Скорее всего, я полюбил её ещё даже до нашего знакомства — знаешь, этакая ментальная связь, — он усмехнулся. — Только вот осознал я это не сразу. Но, слава Богу, мне хватило мозгов понять это и признать, что она — лучшее, что случалось со мной в жизни. — А ты — худшее! — услышала я мамин восклик и обернулась. Она стремительно приближалась к нам с пустым пузырьком в руках. — Какого хрена, чудовище, а?! — мама незамедлительно треснула папе этим пузырьком по затылку. Я на всякий случай ретировалась от него подальше. — Вот умеешь ты испортить романтику, гадюка! — Я тебе сейчас фейс испорчу! Какого хрена я чувствую от тебя запах своего дорогущего шампуня, а? Мойся, блин, своим шампунем-гелем-пеной для бритья 10 в 1, а мои средства не трожь! — Ты хочешь, чтобы я облысел?! — возмутился папа. — У меня и так скоро плешь от твоего мозгодолбайства на затылке появится. Мама издала раздраженный рык и возвела глаза к небу. — Господи, избавь меня от этой невыносимой женщины! — воскликнул отец и подскочил с кресла, как на пружинах. — Господи, за что мне в мужья послал этого придурка, где я нагрешила? Куда пошёл?! — К Матвею! — гаркнул, как отрезал. — Он, в отличие от своей матери, не называет меня чудовищем! — Это потому что он разговаривать ещё не умеет, но погоди, придет время! — Ты сегодня замолчишь или нет?! Не выдержав, папа большими, рывкообразными шагами подошёл к маме и, посмотрев прямо ей в глаза… Резким движением закинул себе на плечо. — Куда?! Поставь на место! — Мириться! — Да мы и не ругались, дурак, нам к ребенку надо, он скоро наш внешний вид забудет! — Мириться, я сказал! Они исчезли, а через несколько минут я услышала, как завелся мотор машины. Итог их поездки предсказуем: мама вернется счастливая и с цветами, а папа зацелованный. Тяжело вздохнув, я посмотрела на изуродованный ноготь и решила, что это надо исправлять. Узнав у своего мастера, есть ли свободное окошечко, я стала собираться. Всю дорогу я думала об отношениях мамы и папы, и даже на сеансе маникюра разговаривать мне не хотелось. Как бы я хотела встретить такого же, как мой отец! Конечно, если мама услышит это, то она непременно перекрестится и скажет: «Да упаси Бог тебя от такого!». Но мне папа виделся сказочным принцем, а его любовь — сказочной. Мне, как и любой девочке, хотелось попасть в сказку. С любящим мужем, с «жили они долго и счастливо»… Вот только никак мне этот принц не встречался — всё пугала какие-то, от которых отбиваться устанешь. Ну почему мне так не везет? Неужели я так и останусь в девках? Я ведь даже не целовалась нигде? Завибрировал телефон. Я виновата посмотрела на мастера и аккуратно вытащила руку из лампы, чтобы прочесть сообщение. «Малышка, ты где?» — писал мне папа. «Ремонтирую ноготь». «Уже темно. Когда освободишься? Я приеду за тобой». Я закусила губу. Знаю же, что им с мамой хочется побыть вдвоем. Они до сих пор как два подростка, ненасытившиеся друг другом. И это после 14 лет брака! Обзавидоваться можно! «Не надо. Я вызову такси». «Бога ради, Иса, аккуратнее. Не забудь скинуть мне геометку». «Поняла». Я отложила телефон в сторону и посмотрела на улыбающуюся маникюрщицу. — Мальчик пишет? Ох, молодость… Время, когда не хочется расставаться друг с другом. Я уклончиво помотала головой, не желая отвечать. Расплачиваясь, я параллельно вызвала такси и вышла на улицу ждать. Темно, холодно, голодно… Черт, я ещё и голодная. Надо было все-таки не отказываться от папиного предложения. Может, ещё не поздно, а? Нет. Не надо. Чтобы немного согреться, я стала ходить вперед-назад и дуть на замёрзшие ладони. Впереди я видела двух мужчин, но не обращала на них внимания, считая, что бояться мне нечего. До тех пор, пока не услышала… — Глянь, — произнёс один из них, — эта? Я обернулась, и говорящий тут же стал преувеличенно внимательно рассматривать ветки дерева. Я сделала пять шагов назад. Внутри ещё теплилась надежда, что это не обо мне, но… — Заткнись, придурок! — прошипел другой. — Она же всё слышит. Смоется сейчас… По описанию подходит. Волосы кудрявые, ростом невысокая. Лицо б ещё разглядеть… А ну, пойдем ближе. Они двинулись в мою сторону и я запаниковала. Но, помня, что резко переходить на бег ни в коем случае нельзя, старалась не подать виду. Непринужденно поправив на плече рюкзак, я потуже затянула хвост и пошла по тротуару, надеясь, что мне навстречу вот-вот выедет такси. Но его всё не было. Я начала нервничать ещё сильнее, слыша, что шаги всё ближе. «Спокойно, Иса, — нервно уговаривала себя я, — спокойно, всё хорошо, всё хорошо», но хорошо не было. На улице — ни одной живой души, ори не ори — никто не поможет. Я достала телефон и набрала папе, надеясь, что показательный звонок отпугнёт придурков. Однако через несколько гудков голос автоответчика оповестил, что телефон абонента выключен. Я позвонила маме, но результат несильно отличался — её телефон просто издавал мучительно долгие гудки. В панике я хотела позвонить крестному, как вдруг. — Эй, девушка, — раздался бас почти над ухом. Спиной я чувствовала присутсвие опасности, а точнее — двухметрового мужика. Сердце оборвалось в пятки. Ещё немного — и он схватит меня. И не будет ни Алисы, ни Исы. Я не выдержала и сорвалась с места, мча как ракета. Оказывается, навыки бега прокачиваются улучшаются раз в сто, когда от этого зависит твоя жизнь. — Стой! — заорали эти двое. — Мы только дорогу узнать! Стой! Ага, так я и поверила. Хотя… Вполне возможно, что если бы не слышала их диалога, то по наивности подсказала дорогу. А там — удар по голове и тело в канаве, знаю я таких. Я выбежала за поворот и увидела одиноко стоящую машину. Может, это мое такси?.. Неважно! Мне нужно спастись, и, кажется, хуже уже не будет! Какая разница, от чьих рук погибать — двух маньяков или обозленного владельца машины, если это все-таки не такси? Я дернула ручку автомобиля и, запыхавшись от долгого бега, практически рухнула на заднее сиденье. В нос тут же ударил запах дорогой кожи и это было то, за что уцепился мой мозг, чтобы абстрагироваться от ситуации. Страшно было так, что хотелось плакать, я была готова вот-вот разреветься. Спереди кто-то сидел и у этого кого-то была очень хорошая реакция. Как только я влетела в салон, он тут же резко обернулся и схватил меня за горло, припечатав к сиденью. Но у него явно не было цели убить или как-то навредить мне — парень держал крепко, но не надавливал. Поэтому я сочла, что уж лучше в машине с незнакомцем, который хоть и держит меня за горло, но пока не имеет цели сделать со мной невесть что. Но, кажется, и спасать напуганных девушек в ночи он тоже не намерен... — Кто такая? — рыкнул он, сверкнув глазами. Я глупо, как рыба на суше, открыла рот и не издала ни звука. Наверное, мой напуганный вид возымел на него эффект — парень переместил руку чуть ниже, теперь удерживая меня за плечи и ослабил хватку. — Что забыла в моей машине, а? — продолжал спрашивать он, но я по-прежнему молчала. Страх сдавил мне горло сильнее, чем любая из удавок и мешал говорить. Вдруг я почувствовала, что по щекам катятся безмолвные слезы отчаяния. Я в ужасе прикрыла рот руками, осознавая, что если этот прекрасный молодой человек выкинет меня из машины — целой и невредимой домой я уж точно не вернусь. Если вернусь вообще. Черт, да кому я могла понадобиться?! Зачем?! — Ну? Я жду. Голос незнакомца стал звучать гораздо спокойнее — исчезли нервные и рычащие нотки, да и сам он словно бы расслабился, поняв, что опасности я для него не представляю. — Успокойся, — приказал он и отвернулся от меня, по-человечески располагаясь у руля, — если по-человечески расскажешь, что случилось, то, быть может, я даже подброшу тебя до дома. На автобус, что ли, опоздала? В окно кто-то требовательно постучал. Я взвизгнула, увидев, что хозяин машины собирается открыть дверь. — Нет! — взвизгнула я. Их двое, а он один — беды не миновать! Парень странно покосился на меня, открывать не стал. Вместо этого он лишь опустил оконное стекло и, чуть склонив голову к плечу, флегматично спросил: — Какие-то проблемы? — Слушай, друг, — я узнала хрипотцу одного из моих преследователей и вжалась в сиденье, — тут девчонка пробегала. Я видел, как она в твою машину запрыгнула. Отпусти её и разойдемся как в море корабли, не будем тратить ни твое, ни свое время. Незнакомец посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Я отчаянно замотала головой. — Ну же, дружище. — Почему ты зовешь меня дружище?! — раздраженно и отрывисто спросил мой спаситель. — Мы что, в детстве песок из одной кучи жрали? Или, может, к одним качелям языками прилипали? Нет? Тогда попрошу поуважительнее. Это во-первых. Во-вторых, это не очень-то и культурно: стучать в девять часов вечера по окнам машины незнакомого человека. В месте, где я вырос, за такое стучали по морде. Смекаешь? А теперь отошел, пока я не проехался по тебе. Он стал поднимать окно, но мой настойчивый преследователь не дал ему это сделать, просунув пальцы в щель. Хозяину автомобиля это не понравилось, и он не заставил ждать ответных действий: вывернул мизинец наглеца с ужасающе громким хрустом. Тот заорал от боли. — Просто отдай девчонку! — взвыл он. — Это моя племянница, сбежала из дома, дура, всей родней второй день ищем! — Значит, лучше за дитем смотреть надо, дядюшка! Он тронулся с места, постепенно набирая скорость. Мимо меня проносились огни фонарей, сливаясь в огно яркое пятно. Я выдохнула и только сейчас поняла, что дрожу. — Рядом с тобой лежит шарф, — в тишине голос незнакомца ещё сильнее отдавал истинно мужским басом, — укройся. Я сейчас прибавлю тепла. Меня видно в зеркале заднего вида — ага… Это объясняет, как он заметил мою дрожь. — Это от страха… — сипло произнесла я. — Что ж ты такого натворила, «племянница»? — он усмехнулся. «Самой бы знать…» В зеркале отражалась не только я, но и глаза водителя — глубокие, притягательные… Не имея возможности рассмотреть его лицо целиком, я довольствовалась малым. Карие, почти уходящие в черноту — словно дотлевающий уголек из костра. И взгляд такой же потухший, равнодушный… Темные брови напряженно опускались к переносице каждый раз, когда ему приходилось совершать какой-либо маневр. Он словно боялся повернуть не туда, но что-то мне подсказывало, что это касалось не только трассы. Его голова была забита тяжелыми мыслями, а тут ещё я. Невовремя, однако. — Куда едем? Достав телефон, я показала ему маршрут на навигаторе. Отрываясь от преследователей, мы отъехали достаточно далеко, и теперь путь до моего дома составлял не меньше часа. Незнакомец присвистнул. — Ладно, черт с тобой… Поехали. Не бросать ж тебя тут с твоей везучестью. Украдет ещё какой-нибудь барабашка… Я нервно хихикнула. — Как зовут? Я вскинула голову. Он разговаривает на отвлеченные тему — уже что-то. Значит, не злится. — Иса, — тихо проговорила я, пряча выбившуюся кудрявую прядь за ухо. — Иса? — парень удивлённо вскинул брови. — Необычное имя. Признаться, впервые слышу. — Ну… Это сокращение от вполне обыденной Алисы. Просто… Не люблю, когда меня так называют и представляюсь полным именем только тем, кто мне не нравится. — А я, выходит, тебе понравился? Я смутилась и, покраснев, спрятала нос в шарф. Заметив это, он засмеялся и, поиграв желваками, подмигнул мне, чем смутил ещё больше. — Ты помог мне. Я благодарна. — Только, Иса, совет на будущее — будь аккуратна со взрослыми дядями, разъезжающими на дорогих автомобилях. Далеко не все из них такие добрые, как я. А тем более после тяжелого рабочего дня и общения со злым, как цепной пёс, начальником… Он снова мрачно нахмурился и сжал руль так, что побелели костяшки пальцев. Мне хотелось сказать ему что-то, что заставит его улыбнуться, но, похоже, забавляла его только моя нелепость. Я задумалась так крепко, что, при резком маневре водителя полетела влево, будучи непристегнутой. — Ай! — взвизгнула я, не успев ни за что схватиться и ударившись носом о переднее сиденье. Ко всему прочему, я позорно скатилась на коврики. — Твою мать! — воскликнул парень и съехал на обочину, чтобы остановиться. Через секунду дверь с моей стороны распахнулась, запуская шквал холодного ветра. Он подхватил меня под руки и вытащил на улицу. — Не закидывай голову, — почти приказал он и прижал платок к моему носу, из которого шла кровь, — Господи, да не закидывай же ты, бестолковая! Но я не могла. Оторвать взгляд от его лица казалось чем-то нереальным и я, как и любая девушка на моем месте (все мы падки на мужскую красоту), залюбовалась им, глупо приоткрыв рот. Меня манило в нем всё — и потрясающие глаза, и высокие, чуть выступающие скулы, и четко очерченная челюсть. Захотелось потрогать его, как музейный экспонат. Он тоже рассматривал меня — правда, куда более сдержанно, чем я. Его глаза не метались по моему лицу, он не стал дышать, как собака после забега — напротив, поджал губы. Но смотрел он долго и пронзительно… — Прости, — наконец произнес он и вытер дорожки крови, — я довольно агрессивно вожу. Буду аккуратнее. Парень поправил свой шарф на моей шее, кутая меня от ветра, и махнул в сторону машины. И вдруг я поняла, что не знаю его имени. — А ты? На этот раз я пристегнулась. — Что — я? — в этот раз незнакомец действительно стал вести машину гораздо мягче. — Не хочешь представиться? Он пожал плечами. — Не очень. Я ошалела. И, признаться, стало немного обидно. — Не дуй губы, — он улыбнулся, — так ты похожа на пятилетнюю девочку, которой не купили шоколадку. — Но я не понимаю! Почему? Я же представилась тебе. — Хочу сохранить нотку таинственности, — загадочно прошептал он, — чтобы ты вспоминала меня, как прекрасного, загадочного мужчину, что спас тебя в юности. Будешь рассказывать внукам о прекрасном незнакомце, — он тряхнул волосами и игриво вскинул брови, — разве не романтично? — Нет, — буркнула я. — Хоть бы намекнул… — Но мы уже приехали, — парень кивнул на резные ворота, паркуясь перед мои домом. Он вышел и очень галантно открыл мне дверь, подав руку. Нам бы попрощаться на хорошей ноте — незнакомец очень помог мне, но я всё ещё обижалась. Господи, первый раз в жизни встретила шикарного мужчину, который не приходится мне ни отцом, ни братом, ни дядей, но тот и имени своего назвать не хочет! Тем временем он обошел машину, открыл багажник, и боковым зрением я заметила букет шикарнейших роз. Признаться, даже сердце кольнуло легкой завистью. Мало того, что кому-то досталось такое божество, так он ещё и букеты ей возит! — Твоей девушке повезло, — не сдержалась я. — Во-первых, это не девушке, а тёте. А во-вторых… «Божество» вытащил из букета два цветка. Один он выкинул, чтобы в букете осталось нечётное количество, а второй… Преподнес мне, харизматично ухмыляясь при этом. Я растерянно приняла алую, крупную розу и незамедлительно опустила в бутон нос, наслаждаясь ароматом. На губах невольно заиграла улыбка. — На память, — он вновь поправил волосы, — недолговременную, но всё же. Больше не обижаешься? — А разве тебя это волнует? — я играла вредину. — Вряд ли мы увидимся ещё хоть раз. А жаль… — добавила я совсем тихо. — В общем-то, ты права. В моей жизни ничего не изменится от того, что ты затаишь обиду. Но… — Но в чем же тогда дело? Он снова засмеялся, посмотрев на выглянувшую из-за деревьев луну. — Несмотря на то, что сначала ты испортила мне настроение незваным визитом в авто, потом ты меня повеселила. Сначала тем, что смущаешься из-за глупостей… А затем тем, что даже не можешь держать тело в вертикальном положении и протираешь собою коврики. Иса… Иса… — он несколько раз повторил мое имя, словно пробуя его на вкус. Очень уж ему понравилась буква с между гласными — парень с удовольствием растягивал её на змеиный манер. — Иди домой, поздно уже. Да и я домой поеду. — Подожди, — я ухватила его за рукав и состроила умоляющее выражение лица. — Ну пожалуйста, это всего лишь имя. Что тебе с того? Сам сказал, что мы больше не увидимся! — Судьба любит шутить. — Хоть намекни! — Хорошо. Ну… Моё имя, как и твое, начинается на букву И. И на сегодняшний день оно довольно редкое. — Ильдар? — предположила я. — Спокойной ночи, Иса, — он улыбнулся мне на прощание. — Игнат? — Пока. Сел в машину. — Игорь? Закрыл дверь. — Ильяс? Дал газу, и через пару минут здесь не было даже его следа. Некоторое время я всё ещё стояла у ворот, воспроизводя в уме его шикарное лицо. А затем, тяжело вздохнув, побрела домой. Явилась я, как выяснилось, не совсем вовремя. На диване в гостиной мама и папа решили устроить демонстрацию своей любви, не ожидая, что кроме них будут ещё зрители. Мама сидела на отце сверху, не скупясь на долгий и жаркий поцелуй. Он же только лежал, позволяя маме рулить ситуацией и доминировать. Понятно, почему у них выключены телефоны… Я показательно громко кашлянула. — Спасибо, что хоть одетые, — укоризненно проговорила я, сложив руки на груди. Мама отскочила от отца, как от горячей плиты. Одновременно она пыталась и поправить размазавшуюся помаду, и привести в божеский вид волосы. Папа же только закатил глаза и страдальчески застонал. — Иса, ты не меняешься. Ни в детстве не давала нам с мамой вдвоем побыть, ни сейчас. — Заткнись, — она хлопнула его по лбу. — Лисеночек, мы не думали, что ты приедешь так рано. Я красноречиво взглянула на часы. По идее, я уже два часа как должна быть дома, но… Я проглотила ком в горле. Плевать. И рассказывать о происшествии, нервировать родителей я тоже не буду. Впредь я буду осторожнее и не разгуливать одна по ночам. — Да, я умею подгадать время, — я игриво тряхнула хвостом и показала папе язык. — Что это? — мама коснулась моего запястья, аккуратно приподнимая руку с розой. — Надо же, какая красота… — Да, — я заалела сильнее розы, вспоминая мистера «И». — Я сейчас принесу тебе вазу, — она улыбнулась, — надо немного подрезать стебель. — А её можно пересадить? Ну… Чтобы стояла подольше. — Конечно можно. Завтра после работы займусь этим. Поможешь мне, если не задержишься в универе. Я довольно кивнула. Но не все были за меня рады так, как мама… Когда она ушла в кладовую, плавно покачивая бедрами, папа, закончив облизываться на неё, мгновенно встал рядом со мной хмурой горой. — Что? — От кого это? — грозно спросил он. — Пап, ты чего? Это же просто цветок… От знакомого. — От какого, а?! Что за черт?! — Пап! Перестань! Мы сверлили друг друга взглядами, устроив битву характеров. Я никогда не хамила отцу, потому что расстраивалась от собственного хамства больше, чем он. В какой-то момент отец перешел все допустимые границы. Вырвав у меня из рук розу, он переломил стебель пополам и, бросив цветок на пол, раздавил бутон. — Лучше?! — гаркнул он. Я громко ахнула и в ужасе прикрыла рот ладонями. — Так нельзя! — воскликнула я. — Почему ты даришь маме цветы и это нормально, а мне принимать цветы — чуть ли не смертный грех? Одна несчастная роза! Неужели я недостойна и её? Папа устало потер лоб ладонью и вздохнул. По его лицу было видно, что он и сам жалеет о своем срыве. Он был готов извиниться, но… — У тебя есть мама, — не унималась я, — у мамы есть ты. А у меня нет никого! Я не хочу провести всю жизнь в одиночестве! — голос срывался на истеричный крик. — Иса, родная… — папа немало удивился. — Что же ты говоришь? У тебя всегда будем мы с мамой… — Но я не значу для тебя столько, сколько мама! И для неё тоже! — по щекам покатились непрошеные слезы. Вот так обычная роза стала поводом для скандала. Меня все-таки задело то, что они не заметили моего долгого отсутствия и не побеспокоились об этом. Я не получила ни одного звонка. И даже несколько капелек засохшей крови у нижней губы не привлекли папиного внимания. В то время как у Ромы он замечал даже микроскопические родинки… — С ума сошла? Откуда такие мысли? Это из-за поцелуя, что ли? — папа указал на диван. — Иса, мы правда не думали, что ты придешь сейчас. Увлеклись. Но это не значит, что мы забыли о тебе. — А вы разве помнили? — я провела рукой по глазам и размазала тушь. — Посмотри на время. Я задержалась на два часа, но вовсе не потому, что мне так захотелось. Пока я бегала по темным переулкам и шарилась по чужим машинам, стараясь спасти свою жизнь, ты отключил телефон, чтобы никто не отвлекал тебя от мамы! Так кто для тебя значимее? Мы не равны. И даже человек, который подарил мне розу, чтобы утешить, побеспокоился обо мне больше! Я развернулась и размашистыми шагами рванула к лестнице. — Иса! — папа схватил меня за руку, но я вырвалась. — Отпусти! Каждое резкое слово отзывалось болью в сердце. Я не хотела обижать отца, но почему же он не побоялся обидеть меня? — Что за шум? Властный женский голос, раздавшийся со второго этажа, заставил нас с отцом замереть. Мы поняли, что сейчас оба получим по шапке. Папа чертыхнулся. — Я могу получить хоть минуту покоя в этом доме?! — рявкнула бабушка. — Кирилл, какого черта ты орешь?! Прикусил язык и заткнулся! Иса, в честь чего водопады?! Ты решила затопить весь дом слезами?! Она не переставала ругаться всё время, пока спускалась к нам. Ещё немного, и она начнет раздавать нам тумаки. — Мама, — рыкнул отец. — Я 38 лет твоя мама, но видимо плохо справилась с этой ролью, раз на четвертом десятке лет ты всё ещё не усвоил, что в столь позднее время приличные люди не орут! Мирон только уснул, у Ромы завтра тоже тяжелый день. Ты, придурок, решил детей разбудить?! — Ну так от осинки не родятся мандаринки! Весь в тебя! — Если бы, — фыркнула бабушка. Папа схватился за перила и, перешагивая через две ступеньки, ушёл от нас, чтобы не распалять скандал. Характером он и в самом деле пошел в бабушку, а при столкновении двух огней ничего хорошего ждать не приходится. — Теперь твоя очередь, красотка, — бабушка обратилась ко мне, но уже не кричала, — в чём дело? Вместо слов я только указала на раздавленный отцом цветок. Бабушка тут же переменилась в лице. — Это он сделал? Я кивнула, шмыгнув носом. — А это тоже его рук дело? — она повернула мое лицо на свет и стерла кровь у губы. — Господи, я вырву ему руки! — Нет-нет, — торопливо проговорила я, — это… Я поцарапалась. — Точно? — Да. — Ну-ка покажи мне свои честные глаза. Ладно… Верю. А где ты так долго была. С дарителем? — она кивнула на розу. — Ага, — почти не соврала. — Да уж… Обидно. Но ты не расстраивайся. Если он хороший парень — а с плохим ты бы не связалась — подарит ещё, — бабушка ласково провела рукой по моей щеке. — Успокаивайся, чтобы ночью не перебудить всех своими всхлипами, поняла? Иди наверх. Горничная принесет тебе чай, пей и спать. Ясно? — Ясно. Перечить бабушке — себе дороже. Дом принадлежал папе и частично Даше, но босс тут — бабушка. Даже папа не всегда осмеливался спорить с ней. Что уж говорить обо мне? — Вита! — услышала я бабушкин крик и замерла посреди лестницы. Боже мой, сейчас и маме достанется. Мне стало жалко её — она ни при чем, но как всегда получит за всех. — Вита, иди сюда, мелкая покровительница убогих! Я хихикнула. Во-первых, от того, каким прозвищем бабушка наградила маму. А во-вторых, мама была не такой уж и мелкой в свои 33 года. Но этому дому она навсегда запомнилась как Демидова-младшая — в честь того, что она получила эту фамилию самая последняя. — Я здесь, здесь! Что случилось? Пожар? — Твой неуравновешенный довел Ису до слез. Мама охнула и пробормотала что-то настолько тихо, что я едва расслышала её голос. — Сделай с этим что-нибудь, — велела бабушка. — Я сейчас уберу. — Я не про розу, для этих целей у нас есть наемный персонал. Я про Кирилла. — А что я могу сделать с ним, Виктория Сергеевна?! Свою голову не приставишь! — Мне без разницы. Ты его жена — только ты имеешь на него воздействие. Пользуйся этим. Но Ису не обижать, ясно? Он и так здорово оторвался на ней в детстве… Я вздрогнула, как от пощечины. Да уж, рости как сорняк, без внимания единственного родителя — такое себе удовольствие. Только благодаря приходу мамы отец осознал, что у него есть ребенок. — Мне не нужно, чтобы Иса выросла такой же, как Кирилл. Ему повезло встретить тебя и измениться в лучшую сторону, но не всем так везет. Не смейте ломать светлую душу. — Быть похожей на Кирилла — не худшее, что может случиться с Исой, — мама заступилась за отца. — А если в ней проснутся Юлины гены — вот тогда-то мы все поплачем! — Так не допусти этого. Смогла воспитать хорошую девочку — сумей не дать этой девочке погибнуть. Вита… Ты услышала меня? К сожалению, не ты мать Алисы… — Не говорите так, — перебила её мама. — Биологическая, — уточнила бабушка. — Её родила не ты. — Но я её воспитала! Она моя. Моя. — Но своё днк ты ей не вставишь! Не дай ей обозлиться и окрыситься на весь мир как Кирилл или, упаси Боже, стать такой же дрянью, как Юля. К сожалению, предрасположенность у Исы есть… Она даже кричит также, как Юля. На миг мне показалось… У меня больше не было сил слушать это. Я спряталась в комнате и от души разрыдалась. Горничная испугалась моих слез и предложила позвать родителей, но я строго-настрого запретила ей это делать. Вволю наревевшись, я вытерла лицо салфеткой. Единственное напоминание о прекрасном незнакомце — и то мой вспыльчивый отец уничтожил. Я нервно теребила ткань шарфа, стараясь вновь не расплакаться, как вдруг поняла, что… Шарф-то не мой… Я поспешно сняла с шеи черный кашемировый шарф и спрятала в нем лицо. Как он пах… Первыми ударяли нотки тонкого мужского одеколона, к которому примешивался приятный запах мужской кожи и небольшая отдушка сигарет. Как жаль, что скоро запах исчезнет… Но у меня останется небольшое доказательство того, что прекрасный принц на черном мерседесе, спасший меня в ночи, действительно существовал.