***
Когда он вернулся — это было неизбежно — Джейсон со всей дури хлопнул его по плечу с непрозаичным обещанием собственноручно его прикончить, если «Заменыш начнет повторять за старшими далеко не лучшие их идеи», а потом от широкой души налил Тиму огромную кружку пива, себе — виски и залпом свою осушил. Дик Тиму потом на ухо шепнул, что Джейсон места себе не находил, хоть вида и не подавал, что, в принципе, призыва к пьянству не оправдывало, хотя и объясняло. Той же тактики придерживался и Дэмиен, и даже если они с Тимом буквально и метафорически пожали друг-другу руки, это не помешало Робину прописать ему по лицу позже. Со всей своей братской любовью и пережитым волнением, очевидно, потому что сломанный нос пришлось лечить долго. Дэмиен не извинился; бросил только, что когда Ричард притворялся мертвым, Тодд ему по роже двинул. От старших к младшим и все такое, но Тиму эта традиция не нравилась. Ему все ещё было нужно его лицо, спасибо. Стефани встретила его радушнее, и то, видимо, из-за того, что его художественно расквашенный Дэмиеном нос призывал к сочувствию. — Дала бы тебе по роже, — фыркнула девушка, постучав Тиму по лбу, — но жалко тебя, и так уже получил. — Мне кирпича в своё время хватило, спасибо, — согласился с ней Красный Робин, на что Спойлер погрозила ему кулаком. Камень с эпитафией Брюс ему все же успел поставить, но Альфред умудрился убрать его раньше, чем Тим увидел. Пожалуй, это и к лучшему. Странно было бы смотреть на свою могилу живым и невредимым. Наверное, Джейсону было поэтому так дико до сих пор с пещеры и с поставленным там костюмом. Брюс его убрал к своей чести, но на это потребовалось много времени, уговоров и драк, прежде чем он согласился. Для Брюса это был показатель его ошибки; для Джейсона — утверждение в своём роде, что он и был ошибкой — и напоминание о его смерти и о всех к ней прилагаемых воспоминаниях. Тим подумал, что по сравнению с Колпаком, он и умер-то не по-настоящему; как Дик почти. И не умер даже, по сути. Может, он поэтому по лицу от Дэмиена и схлопотал — как Дик получил от Джейсона в своё время.***
Если без шуток, Тим и правда заметил изменения. Как Брюс перестал оставлять газету после завтрака, как делал обычно, чтобы Тим мог ее забрать. Как Джейсон на совместных патрулях, оборачиваясь, на мгновение цепенел, замечая Красного Робина за собой. Как Дик перестал хватать со стола в бэтпещере кофе, чтобы Тим поднялся наверх и поспал. Как Дэмиен прекратил воровать у него зарядку для ноутбука и подсовывать под дверь вкусняшки для кота Альфреда (чтобы тот вышибал к нему дверь и отвлекал на себя внимание, а потом устраивался на груди и усыпляюще мурчал, и да, на этот хитрый план Тим каждый раз вёлся). Ради Бога, не так уж долго его и не было, но каким-то образом все вокруг успели отвыкнуть от… Они его на самом деле похоронили, даже если сами для себя не хотели этого признавать. Когда он это на самом деле осознавал, казалось, мир падал в бездну и возвращался на свое место, встряхнувшийся, спутанный, хаотичный; стук сердца отдавался ему в зубы. Он только думал о том, как снова «вернуться» в семью, показать, что он жив, что все входило в старое русло, как Джейсон сообразил быстрее: исчезновение Тима из привычного распорядка жизни он заменил на впихивание его в свой график настолько плотно, насколько это было возможно, а потому просто утащил за собой на какую-то двухнедельную миссию, настолько далеко от Готэма, насколько только он мог. Стоит ли говорить, что миссию они завершили за дня четыре, а все остальное время Тодд просто делал вид, что по ночам неимоверно занят проверкой отсутствия хвостов. Днем же это выливалось в бесцельную болтовню от рассвета до заката с перерывами на обед. Болтовня перетекала на тему смерти и обратно, и даже если у Тима рефлексия о смерти была далеко не такой, как у Джейсона — потому что он был жив каждое мгновение, серьезно, почему это нельзя было исчезновением назвать — но одно у них было общим: возвращение к людям, считающим их мертвыми. Может, поэтому Джейсон лучше всех его и понял. Может, поэтому он от него по лицу и не получил даже. Дэмиен сработал примерно по той же схеме, с тем лишь различием, что уйти на отдельное задание со сроком больше трех дней он не мог, а потому выбрал иную, не менее рабочую тактику: забить свое свободное время Тимом в пространстве особняка, без масок. Что обозначало, что он ходил за ним хвостом на кухню и обратно во время каждого приема пищи (что также обозначало, что он контролировал наличие всех приемов пищи в расписании, а если Тим отлынивал, то его непременно вытаскивали из комнаты), пристраивался с рисованием ровно туда, где Красный Робин отсиживался, заходил хотя бы раз в день с вопросом по текущей миссии, и всячески задирал. Что потом вело к спаррингам, но если уж начистоту, у их семьи в принципе были проблемы с коммуникацией, так что Тим был к этому готов. Возможно, Титус, таскающий у него носки каждый день, тоже был затеей Дэмиена, но тут уж гадать. Что удивительно, кот Альфред довольно регулярно топтался по нему ночью, тарахтел некоторое время, снова топтался и пихался носом, устраиваясь под рукой — судя по всему, по своему собственному желанию, потому что утром Дэмиен врывался к нему совершенно недовольный фактом местоположения своего кота. Примерно к концу второй недели Тим подумал, что Робину просто веселее было играть на его нервах чем на собственной скрипке, но, если честно, предпочитал это шараханьям от неожиданности, дерганьям на звук своего голоса и прочая и прочая — потому что Дэмиен снова привыкал к его существованию и начинал цокать и закатывать глаза, как обычно. Честно говоря, теперь Тим видел лучше, что это было не со зла. Какой-то дух соперничества, может быть, но у Дика и Джейсона тоже такой был (чего греха таить, у них с Джейсоном тоже), поэтому он просто начинал цокать в ответ и передразнивать, что в итоге переходило в перекидывания подушками. Дик же принял его возвращение на удивление тяжелее всех остальных — исключая Брюса, конечно, но он вообще был отдельной историей. Найтвинг отчаянно старался восполнить свободное время времяпровождением с Тимом, как это сделал и Джейсон, но даже спустя месяц у него было что-то в глазах, обнажающее скол, произошедший после Тимовой смерти, что-то так и не зажившее, все еще ранящее, словно он боялся поверить, что младший снова здесь, рядом. Красный Робин не придумал ничего лучше, кроме как попытаться исправить это чем-то из времени, когда он сам был Робином, когда они с Диком зависали огромную часть свободного времени вместе. Так что он вычистил в расписании несколько вечеров просто для того, чтобы развалиться с Диком на диване в его квартире в обнимку с кучей неполезной еды, пультом и приставкой, чтобы в воспоминаниях у старшего всплыли те дни, когда Тим чуть ли не в пупок Найтвингу дышал. Посиделки тоже привели в итоге к глубоким и долгим разговорам — потому что Дик тяжело смерти в принципе переживал, да и царапали его до сих пор воспоминания о Джейсоне и Дэмиене; о Брюсе. Боль не исчезла из его взгляда совсем, но отошла на задний план, стала слабее, тише, терпимее. Тим хотел надеяться, что она вскоре пропадет совсем, но знал лучше — шрамы все-таки останутся. Как после Джейсона, Дэмиена и Брюса. Говоря о Брюсе — было почти смешно, что тот его избегал. Одним из недостатков Бэтмена было неумение работать с собственными эмоциями, и, честно, Тим ожидал чего-то такого, но не настолько же, в конце-то концов. Альфред, насколько Красный Робин понял, прочитал Брюсу огромную лекцию, но это слабо помогло — потому что, если честно, Бэтмен мало кого слушал, а проще было идти к этой горе, чем ждать, когда Брюс пойдет ему навстречу. Что было почти больно, если честно. Спасли положение внезапно навалившиеся проблемы в WE, которые и заставили Брюса так или иначе с Тимом пересекаться. Сам Альфред старательно шел на контакт — просил Тима помочь ему с покупками или предлагал разделить смену в пещере на двоих, когда Красному Робину выпадало координировать летучих мышей; звал на партию в шахматы, когда после обеда все расползались по диванам. Может, это помогло не только им, если честно — Тим думал, что и он сам ощущал себя более живым; даже если он не умер, как Джейсон, на пять лет, за прошедший срок он все равно успел соскучиться по семье и ему их отчаянно не хватало; отчаянно не хватало ощущения нужности, причастности. Поэтому, если братья собирались продолжать виться возле него еще какое-то время, а Альфред закрывать глаза на чуть большее употребление кофе, а бэт-девочки (о, они устроили в его честь девичник настолько зажигательный, что на следующий день они со Стефани лежали с головной болью, Барбара — с синяками под глазами, и одна только Кассандра из них выглядела достаточно прилично) таскать его с собой на выходных по городу, Тим был ни капли не против. Его надгробный камень лежал где-то, расколотый, как знак того, что он был жив. Может, для них смерть была инициацией не в другое качество, как это было у многих народов задолго до них, а перерождением в самого себя — того же себя, старого, с кучей вредных привычек и несовершенств, глупостями и пустотами в голове, со шрамами и сколами на теле и в груди. Может, это было нужно, чтобы понять, умерев и вернувшись — ты такой, какой ты есть, и этого достаточно.