хх.09.2020
10:10pm.
— Капец. Получив права, я добираюсь до магазина на пятнадцать минут быстрее… Удерживая в худеньких руках два хрустящих бумажных пакета с едой и выпивкой, Слава входит в большой, ничем не освещённый изнутри дом и тихонько закрывает за собой дверь, ударяясь о неё спиной. Ещё днём Алишер заявил о плохом самочувствии, ушёл куда-то наверх в одну из спален и остаётся там до сих пор. Слава купил хорошее, вкусное пиво и много шоколадок. Слава купил неплохие закуски и лучшие в мире сигареты. Стоит себе с пакетами, прислушивается, тихонько выдыхая воздух, пропуская его через пухлые, нетронутые губки. Осознаёт, что дома не такая мертвенная тишина, как могло показаться. Сначала списывает шум на что-то другое, а потом осознаёт: стоны. Женщины, женщины, женщины. Ими здесь всё пропахло, кажется. Достаточно тихие с расстояния в целый этаж, эти стоны всё равно режут по живому. Вспарывают без капли жалости и милосердия. Марлов различает сразу три голоса, два из которых — женские, а самый красивый и сочный, грубый и приятный уху принадлежит золотому мальчику Алишеру Тагировичу. На глазах чуть ли не слёзы. Слава быстро вскипает от злости и обиды, он это умеет. Бросает пакеты рассыпаться у двери и проходит в пустую, тёмную гостиную. Эта херня, такое беспросветное бешенство, происходит с ним не в первый раз. И не в десятый. Каждый день сердце кровью обливается, когда он с кем-то. Особенно тяжело сейчас, когда ты специально ищешь повод позаботиться, стараешься, лезешь из кожи вон, а встречаешься с равнодушием. Ему, видите ли, и без тебя хорошо, перезвоните позже. Руки засунуты в карманы мешковатых штанов, взгляд тёмных глаз устремлён на выключенный телевизор перед собой. Новенькие зелёные найки пинают журнальный столик, пока стоны сверху всё учащаются и учащаются, чтобы через несколько минут превратиться в визг и, наконец, замолкнуть. Слава болезненно ёжится, когда слышит какие-то поползновения сверху. Сейчас придётся делать вид, что всё в порядке. По походке Марлов мгновенно узнаёт того, из-за кого сейчас сходит с ума и кусает губы. Того, чьи глаза с расширенными от солей зрачками пронизывают и заставляют беспричинно смеяться от волнения. Того, кто до сих пор, кажется, ничего не понимает или не хочет понять. — СЛАва, что делаешь??. Марлов испускает тяжелый вздох, когда слышит в голосе Алишера крепкий градус. Болеет. Ага. Воспаление хитрости, спасибо. — Ты где?.. — Моргенштерн, не позаботившийся о том, чтобы надеть что-нибудь, кроме тёмных шорт, нелепо соскальзывает со ступенек на первый этаж, не падая только благодаря стене вдоль лестницы. — Я скучаю по самому лучшему битмейкеру в мире… Алишер устремляет окосевший взгляд на диван, и только тогда он замечает съёжившегося на диване друга. — Ну и куда ездил на своей классной тачке? Делай вид, что тебе похуй. Давай, Слава, как всегда. — Дела. Бизнес. — А чего в темноте сидишь?.. Моргенштерн, не обращая внимания на то, что его вопрос остаётся без ответа, развязно подходит сзади и перекидывается подкаченным телом через спинку дивана. Его руки находят плечи укутанного в тёмное худи Славы и осторожно их обнимают, прижимаясь поближе. Марлов с трудом сдерживает желание запищать внутри себя. Он лишь замирает; прекращает наяривать ногами по столику, опускает взгляд куда-то на ковролин и вдыхает запах вкусного одеколона, недавнего удовлетворения и крепкого вермута. Все эти запахи для него как ароматы Эдема. — Слава? — Что... Алишер, очевидно, пьян до победного. Иначе как объяснить тот факт, что он сейчас прилип к Славе и не отходит, не отпускает? Стоит, утыкается носом в шею своего битмейкера и просто чего-то ждёт. — Ты обиделся, да? Слав? — На что, блять. — Я тебе тёлочку не оставил. Обеих себе забрал... Ты не расстраивайся. Они не очень были. Алишер смеётся своим низким, грубым, по-настоящему мужским смехом, и этот смех возбуждающе разливается по пустому первому этажу. По телу Марлова пробегает дрожь; он сходит с ума от абсурдности ситуации. Как будто оказался во сне про них с Алишером, коих была не одна тысяча... — Ты сказал, что болеешь. Я переживал, — смущённо пытается всё разъяснить темноглазый лучик. — Ты переживал? Такой ты, конечно... Самый лучший битмейкер в мире. Слава теряется окончательно, когда Алишер, медленно и всё ещё хрипло посмеиваясь, ведёт носом от острой ключицы Марлова к кадыку, а оттуда всё выше, по лицу. — Ты... — единственное, что удаётся произнести младшему, когда он получает долгий, тихий поцелуй в левую щёку. Вот и всё. Космос побелел, кислород закончился. К такому пьяному возлюбленному Слава на все сто был не готов. — Ты что сейчас сделал? Алишер не отпускает Славу, играет с ним. Знает, что этот мальчик в его власти, и пользуется этим, раззадоривает. А Слава, в свою очередь, закипает. — Ты, блять, что сейчас сделал, я спрашиваю? Марлов вырывается из тёплых объятий и вскакивает на ноги, оборачиваясь к раздосадованному Алишеру, который безвольно опирается на опустевший диван и хлопает своими невинными глазами. — А че ты такой нервный сегодня? Расслабься уже. Напиши бит за две минуты. Трахни тёлку получше. — Не хочу. — уставшее фырканье, худые руки скрещиваются на груди. — Ничего не хочешь? « Хочу, чтобы ты исчез. Хочу забыть тебя. Хочу, чтобы ты умер. » — Какой же ты- « Хочу, чтобы ты трахнул меня, а не тех тёлок. Хочу поцеловать тебя, разорвав твои губы в кровь. Хочу прыгнуть на тебя и обвить своими ножками. Хочу. Тебя. » — В чём дело, объясни уже, Слав... — Блять, ненавижу тебя, Алишер.☁ ☁ ☁
Слава отошёл от дома буквально два метра и теперь стоит, упирается головой в железный забор и курит тонкую сигарету, беспощадно раскрыв ту пачку, которую выбирал специально для Алишера. Дебил. Дурак. Стоял ведь на кассе, вспоминал своей тупой влюблённой головой, какие же из этих САМЫЕ любимые. Дурак. Дебил. Ничтожество. Как вообще можно было влюбиться в парня так сильно? Слава никогда не верил в любовь между мужчинами, но вот он сам, живой пример, стоит, истерит, не может не думать о том, кому пишет треки и делает деньги. Стоит и теряет себя, оставляя лишь облако разочарований и боли. Дверь веранды приоткрывается, Моргенштерн снова на горизонте. Натянул на себя тёплую кофту и носки, тапочки и капюшон. Держит в руках что-то, приближается. Марлов на всё это смотрит боковым зрением, пока нервно сбивает пепел с кончика сигареты. — Во-от ты где. Алишер спокойно подходит к дрожащему Славе и протягивает тому вафельку киндер. Тот задумчиво смотрит на неё, а затем поднимает взгляд широко распахнутых глаз на предмет своего бесконечного обожания и застывает. — Бери уже. Я-то знаю, как ты их любишь. Худые пальчики Марлова обхватывают шоколадку, попутно касаясь крепкой руки старшего. По телу словно электричество бежит. — Спасибо. — Стрельнёшь сигу? Слава указывает взглядом на свой карман, и Алишер быстро пробирается внутрь, находя нервно вскрытую пачку и металлическую зажигалку. — Клёвые сиги. — вскоре старший выпускает дым вверх и долго наблюдает за ним, будто ждёт чего-то необычного от банального углерода. Марлов справляется с упаковкой шоколадки и принимается хрустеть. Так и не может поднять взгляд на Моргенштерна. Переживает безумно. Тогда говорить начинает сам Алишер. — Слушай, я это за тобой не в первый раз замечаю, — правое плечо Моргенштерна упирается в забор, а взгляд прочно устремлён на курящего друга. — Как только ты встречаешься с фактом, что я ебу тёлок у нас дома, ты сам превращаешься в тёлку. Я не понимаю этой хуйни. Есть что сказать — ты, типа, говори. Не еби мозг. — Зачем ты меня поцеловал? — прерывает Марлов убийственный для себя монолог. — О чём ты? — Серьёзно, блять. Зачем ты меня поцеловал в гостиной? — резко вскидывает голову Слава и удосуживается посмотреть на Алишера. — Ты разобиделся до того, как я это сделал. Че за хуйня? — Я не разобиделся. — Как раз-таки наоборот. Заебал уже, рассказывай. У Славы сердце колотится триста раз в минуту. Прощай, мир. Всё сливается в единое целое, слёзы застилают вечно смеющиеся глаза. — Заебал? Я тебя заебал, да? — Конкретно сейчас — очень сильно, — Моргенштерн безразлично пожимает плечами, затягиваясь поглубже. — Я тебе не нужен, да? — Слав- — Ты меня не любишь, — младший нервно отстукивает по забору макушкой, а голос всё сильнее дрожит. — Никогда, блять, не любил. Алишер молча смотрит на своего битмейкера, замечая, наконец, что Слава на пределе. А тот и правда сбивчиво дышит и просто плачет. Его хрустальные слёзы с позором текут по нежным щёчкам, потому что признаваться человеку в запретных и неправильных чувствах слишком тяжело и больно. — А я... Люблю тебя... И я, блять, уже не могу смотреть на сиськи и задницы тёлок, которых ты ебёшь. Не могу слышать это всё. На тебя смотреть не могу. — пауза. — Ты мне кислород перекрываешь. Ненавижу. В одной фразе и ненавидеть, и любить. Алишер совсем затихает, молча курит и пронизывает взглядом Марлова, желая сказать хоть что-нибудь, что его успокоит, но сказать нечего. Абсолютный шок и распутье. Трагедия мирового масштаба. Слава тихонько откусывает шоколадку и принимается хрустеть ею, справляясь с истерикой, вышедшей наружу впервые за много месяцев. Всё, не может стоять рядом с ним. Слишком сильно влюблён. Марлов хочет в дом, он разворачивается, чтобы уйти, но Алишер внезапно перекрывает ему дорогу. — Дай пройти. — Подожди. — Я сказал, дай. мне. пройти. Алишер смотрит на ревущего Славу донельзя обеспокоенным взглядом и берёт того за худые плечи, пытаясь заглянуть в глаза младшему. — Отпусти, я тебя ненавижу... Ненавижу... Ненавижу... Марлов прячет личико в ладонях и ревёт во весь голос, чувствуя себя униженным. Он было вырывается, но Алишер больше ни о чём не думает, просто крепко обнимает Славу, прижимает низкого и худенького, обездоленного мальчика к своему роскошному и желанному телу. Целует того в макушку и позволяет плакаться в кофту, лишь бы у Славы отлегло, полегчало. Руки Марлова жалко обнимают Моргенштерна в ответ. — Прости, Алишер... Я не должен был. Никогда не должен был. — Всё-всё, успокаивайся. Старший гладит младшего по тёмным волосам, расчёсывая пряди пальцами. Младший дышит старшим всей грудью, теряет контроль окончательно, сдаётся и подчиняется. — Ты теперь не хочешь иметь со мной дела, да?... — тихонько протягивает Марлов. — Идём спать, Слав. Ты просто никакой... А Марлов ещё несколько минут плачет в объятиях самого дорогого человека на свете, не понимая, как он вообще докатился до такого, как он вообще влюбился в человека, которому решил написать бит. Наверное, самое ужасное — не узнавать себя. Тем не менее, это уже случилось.