Ритуал Дазая Осаму

      Входная дверь громко хлопает, оповещая своим скрипучим звуком настроение вошедшего. Чуя в несвойственной ему манере небрежно скидывает ботинки, грубым движением вешает шляпу на крючок и ерошит волосы неснятыми перчатками. Замирает всем телом, явно напрягаясь и о чем-то думая, от злости сжимая руки и скрипя зубами.       Ярость. Очевидная для Осаму, который вот уже с минуту наблюдает из-за угла за своим напарником.       Спрашивать «что случилось» не имеет содержательности. Дазай знает, что в такие редкие моменты, когда Накахара не может удержать свой эмоциональный фон стабильным и не в силах держать исходящие флюиды ненависти, Осаму ничего вразумительного услышать не сможет. Польется лишь безостановочный поток словоблудства, явно приправленного сверху субъективной оценкой к происходящему. Быстро и ясно его пошлют на хуй, долго и терпеливо объяснят на какой именно и в детально расписанной позе. Дазай посмеется с ролевого обмена, но в реальности воплотить такое не позволит. Ведь он знает насколько Чуя любит его член в себе и насколько сильно его клинит, когда в него долбятся совершенно грубо, размашисто и нагло.       Его детка любит жестко, любит, когда без церемоний и приторной нежности, когда быстро, безапелляционно и отчасти по животному. Когда от криков сводит горло, а ноги совсем немеют. Когда от избытка ощущений забываешь как дышать. У Чуи кинк на такой секс, еще больший на такого Осаму.       Который, впрочем, совсем не против утолять свой голод несдержанными криками удовольствия его детки.       Дазай знает, что делать.       Без лишних слов он подходит к Накахаре, заводит чужие стиснутые руки за спину и сжимает их в кулак. Чуя оказывается почти беззащитным, но на лице все также скользит неприкрытая злость и ненависть. Дазай сглатывает дикий, горящий безумием взгляд и жадно впивается в чужие губы. Топит в грубом поцелуе привычные протесты, прикусывает губу до крови и чувствует капитуляцию тела напротив, которое резко обмякает и едва слышимо стонет.       Чуе больно от прокушенной губы, Чуя ловит кайф.       Осаму впечатывает Накахару в стену, сильно вжимается в него своим телом и ощущает как внизу начинает гореть от жгучего жара. Чуя возбуждается с пол-оборота, Осаму понимает это по чужой твердости и несдержанности.       Дазай подкидывает дрова в пожар и несильно прикладывает голову Накахары о стену. Рыжие кудри встряхиваются, заглушенный крик вновь топится поцелуем. Осаму глотает чужие стоны, Чуя плавится под напором и просит большего, нагло вторгаясь языком и грубо сминая губы.       Дазай от перетянутой инициативы болезненно корчится и в голове вспыхивает натурально багровое желание наказать детку. Он отпускает сцепленные в собственноручный замок кисти Накахары, отходит от него на полшага и требовательно смотрит в расфокусированный взгляд напротив.       — На колени.       Твердой интонацией полосует пространство, и Чуя, как самая послушная детка, опускается, с предвкушением облизываясь от того, что ему прикажут.       Полное подчинение, грубость, боль — Накахара ловит очевидный дурман, когда все это складывается. А Дазай его лучшая находка в сложении фетишей.       Чуя тянет подрагивающие руки к недвусмысленно топорщащейся ширинке, но их тут же обжигает боль от удара. Накахара поднимает взгляд и сталкивается с холодностью во взгляде свыше. Детка провинилась?       — Я разрешал? — Чуя сглатывает и опускает голову, молча ожидая развязки. Возбуждение лишь нарастает. — Зубами.       Накахара подавляет в себе тихий стон, член болезненно давит, но предвкушение от скорой разрядки подогревает интерес и желание. Чуя тянется ртом к ширинке и одновременно ощущает крепкие пальцы, вцепившиеся в его волосы. Они больно оттягивают их назад, но он все равно двигает головой вперед, сильнее создавая натяжение и увеличивая собственную боль. В штанах становится сильно туго. Терпение кончается опасно быстро.       Чуя с характерным лязгом хватает зубами замок молнии и тянет его вниз, ширинка раскрывается и открывает вид на чужое сильное возбуждение. Накахара непроизвольно сглатывает слюну и тянет зубами край штанов, чтобы припустить их и упростить себе задачу. Дазай поддерживает его действия сильным сжатием рыжей копны чуть ли не у основания. Чуя не может подавить болезненный выдох. В комнате становится жарко.       Накахара проводит языком по бугорку, оставляя влажноватый след на трусах, и хватается зубами за их край, стягивая вниз. Сначала появляется налитая кровью головка с естественной смазкой, а после, когда трусы стянуты на уровень штанов, Чуя видит весь член целиком. Становится очень больно, когда собственное возбуждение давит совершенно немыслимо. Накахара морщится, но все равно упивается своим состоянием и открывшимся перед ним видом. Он облизывает губы и собирает слюну во рту, а после с явным наслаждением проводит языком по головке, слыша сверху тяжелый выдох сквозь стиснутые зубы. Его папочке нравится, значит детка будет стараться лучше.       Накахара очерчивает языком вены, проводит им по уретре, наслаждаясь усилившейся хваткой, и вбирает в себя весь член. Он не давится, а расслабляет глотку, потому что знает, что скоро Осаму потеряет все терпение и начнет вдалбливаться в него без всякой осторожности. А пока Чуя насаживается ртом на член, всасывает щеки и старается обильно смачивать все слюной.       Дазай поначалу толкается медленно, растягивая удовольствие, но когда Чуя без спроса обхватывает его бедра и насаживается сильнее своим ртом — он понимает, что его детка на пределе. Осаму поднимает ногу и кладет ступню на член Чуи, мягко надавливая, чтобы сначала принести боль, а после, когда Накахара что-то хрипит с членом во рту, начать неторопливо тереться и подводить Чую к долгожданному удовольствию.       А Накахара чувствует эту ступню, и чувствует, что если скоро его не оттрахают в рот так, как надо, то он точно разозлится по серьезному и все к черту разрушит.       Дазай на ментальном уровне понимает состояние партнера и переходит к так обоим излюбленным действиям. Он начинает вдалбливаться в принимающий и готовый к подобному рот, сильнее прижимая к себе рыжую голову и увеличивая частоту поступательных движений, не забывая, конечно, о детке, сжимая и потирая ногой его член.       Чуя хрипит, но не давится, привычно расслабляет горло и отдается процессу полностью, теряя весь контроль над происходящим, сосредотачиваясь лишь на горящем ощущении внизу, где так хорошо, но так мало работает его папочка.       «Сдави сильнее!» — хочется прокричать, но рот уже немеет, а слюна вязкой нитью стекает вниз.       «Боже, я скоро кончу!» — когда Осаму теряет самообладание и долбится в рот, остервенело, но не безумно и все же немного контролируя действия, не забывая о чужом удовольствии.       Чуя испытывает слишком много всего сейчас. Внизу собирается комок, а слух ласкает тяжелое дыхание и редкие хриплые стоны, когда он напрягает горло и сдавливает чужой горячий член чуть сильнее, чем нужно. Чуя на грани, Дазай ее перешел уже давно.       Накахара вновь стискивает руками чужие бедра невербально передавая, что скоро кончит, умоляя не останавливаться, а у Осаму такого и в мыслях не было. Он лишь ускоряет и без того бешеный темп и через пару фрикций кончает, неосознанно сильнее давя ногой на член Чуи. Тот с приглушенным криком обильно кончает следом и хрипит нечто нечленораздельное.       Отдышавшись, Дазай сжимает разлохмаченные волосы у основания, оттягивает чужую голову назад и Чуя с характерным чавкающим звуком выпускает изо рта член, а Осаму, наслаждаясь прикрытым негой красивым лицом, опускается на колени и приподнимает голову Накахары, вглядываясь в его глаза сквозь чужую пелену слез.       -Еще, — единственное, что хрипит Чуя и делится своей жадностью в глазах, заразительно передавая свой настрой Осаму.       Дазай на это заявление криво ухмыляется и подхватывает несопротивляющееся тело Нахакары, неся в общую спальню.       Он аккуратно кладет его на постель и, подмечая состояние Чуи, благоразумно предлагает немного подождать. Чуя закатывает глаза и что-то недовольно ворчит, триггеря Дазая. У того сразу загорается искра в глазах и он, все равно остающийся на своей мысли, решает немного побаловаться, прежде чем перейти к активным действиям.       Чуя не успевает сделать очередной вдох, как тут же чувствует, что его грубо и сильно перекидывают, так, что теперь он лежит на животе, а его руки вытянуты над головой и снова сцеплены в замок.       Полная беспомощность. Ебаный кайф.       — Ты закатил глаза? — опаляя ухо жаром шепчет Осаму и больно прикусывает мочку. Чуя сдавленно охает и взгляд снова топит возбуждающее томление.       — Разве ты не знаешь, как мне это не нравится? — Дазай сползает вниз и быстро стягивает чужие штаны с трусами. Чуя чувствует пробегающий по голой коже холодок и член начинает подрагивать от новых ощущений.       — Разве я не говорил так не делать? — риторический вопрос служит прелюдией перед смачным ударом по заднице. Чуя дергается всем телом, запрокидывает голову и отрывисто вскрикивает, ощущая, как горят пять пальцев на месте удара. Там теперь точно очевидный след руки, и Чуя готов умолять о продолжении.       — Тот, кто ослушивается, обычно получает наказание, — Дазай хмыкает и вновь, совершенно не щадя сил, бьет по другой ягодице. Накахара громко вскрикивает и все его тело пробивает очередная дрожь.       Боже, как же больно. Дазай, пожалуйста, еще.       — Плохих деток нужно воспитывать. Ты согласен, Чуя? — и очередной смачный шлепок, оставляющий после себя картину пяти пальцев.       Накахара стонет в голос, дрожит всем телом и лишь может задушено вытолкнуть из себя:       — Папочка, пожалуйста…       — Что пожалуйста? — издевательски тянет Осаму, хотя сам уже чувствует жжение от налившегося вновь возбуждения.       Чуя поджимает пальцы ног, старается потереться членом о простынь, но чужие властные руки вжимают его в постель и не дают совершить лишнего движения.       — Пожалуйста, — на выдохе тихо говорит Чуя и, закусывая губу, продолжает, — трахни меня пожестче.       Осаму на эту просьбу обманчиво мягко проводит по красной коже ягодиц, а после в знак одобрения не сильно ударяет еще пару раз. Чуя понимает, что вновь на пределе, возбуждение туманит все мысли, хочется лишь одного. И это одно Дазай дает с большим удовольствием и умением.       Он заменяет свои руки на наручники и теперь Чуя к кровати прицеплен однозначно прочно. Осаму встает с кровати, ненадолго оставляя Накахару томиться в ожидании и собственном возбуждении, а после приходит голый и со смазкой в руках.       Он поднимает вверх рубашку Накахары, прикусывает пару позвонков, тут же зализывая языком, и берет в руки смазку, щедро выдавливая на тонкие пальцы. Чуя ощущает, как задний проход умело массируют холодные пальцы, и эта острота ощущений будоражит мозг. Накахара в нетерпении приподнимается и Осаму вводит сразу два пальца. Чувство заполненности заставляет Накахару вскрикнуть и насадиться сильнее, Дазай на такую самовольность больно шлепает по заднице и свободной рукой давит на спину, приказывая не двигаться. Чуя зарывается лицом в подушку и дрожит всем телом в ожидании, когда пальцы заменит горячий пульсирующий член.       Дазай не тратит много времени на растяжку, Чуя достаточно растянут, чтобы быстро принять в себя три пальца, а когда они с хлюпаньем свободно входят и выходят — вытаскивает их и раздвигает чужие ноги в стороны, размещаясь по центру. Он специально давит на позвоночник Накахары, чтобы тот не мог двинуться, а сам наседает на него своим телом и издевательски медленно входит. Чуя сдавленно стонет в подушку и мысленно умоляет ускориться, но Осаму сегодня мучает нарочно, чтобы у Накахары все мысли вышибло и ни о чем, что разжигает ярость, у него не было сил думать. Он справляется на ура, поставьте ему ебучую пятерку за успехи.       Чуя недоволен, Чуя хочет большего, а не медленно скользящего члена внутри. Он хочет, чтобы в него вдалбливались быстро, размашисто, глубоко и чтобы шлепали, сдабривая удовольствие болью. Он что, так много просит?       Дазай с наслаждением входит в податливое нутро, фиксирует своими ногами чужие колени и давит своим весом, не забывая при этом слегка царапать спину, оставляя так любимые Накахарой полосы красного.       Но терпения надолго не хватает, особенно, когда Чуя в немом протесте сжимает его внутри себя и не дает так просто двигаться в своем темпе.       — Детке хочется по-другому? — тянет Осаму, не забывая все равно двигаться медленно и тяжело дышать, упиваясь жаром тугих стенок.       — Блять, пожалуйста… — Чуя хрипит свою просьбу, ловя кайф от того, как Осаму специально глубоко входит на его словах. И застывает на месте, пульсируя внутри.       — Все ради тебя. — Шепчет Дазай и без всяких сомнений наседает всем телом на Чую, начиная вдалбливаться так, как он того хотел. Дико, глубоко, быстро, импульсивно и не щадяще.       Чуя запрокидывает голову и чувствует тяжелое дыхание у самого уха. Дазай вбивается умело, у Накахары вышибает дух. Кровать трясется и скрипит, наручники больно стягивают ослабевающие руки, тяжесть и жар чужого тела буквально сводят с ума.       Дазай в него входит размашисто, задевает простату и приносит чистое удовольствие. Без всяких рамок и размытых границ, без морали и правил. Так, как нравится им обоим.       Чуя надрывно кричит, не стесняясь собственного голоса и эмоций, Дазай прикусывает его ухо и что-то шепчет, заставляя Накахару покрываться мурашками.       — Так хорошо, — очередной толчок, выбивающий громкий стон, — не останавливайся, — сдавленно выдыхает Чуя, наслаждаясь грязным звуком хлюпанья и шлепков тел, — только не останавливайся, — умоляет, чувствуя приближающийся оргазм. Член трется о простынь, Накахара испытывает боль от прокушенного уха, от натирающих в кровь наручников, от тяжести чужого тела, от бесконтрольной долбежки, и вот прямо сейчас он кончит так, как никогда не кончал. Накахара чувствует это безумие, которое охватывает двоих прямо сейчас, чувствует животность, которая руководит, чувствует то, как ему хорошо.       — Я сейчас… — Чуя закусывает губу, прикрывает глаза и действительно забывает о всем на свете, когда его накрывает волной самого сильного оргазма.       Он кричит, дергается, изо рта текут слюни, а в глазах копится влага.       Ему безумно хорошо.       Дазаю тоже, потому что от криков наслаждения его детки, от чувства тугости, когда Чуя непроизвольно сжимается, у него клинит мозг, и через пару фрикций практически следом за Накахарой он кончает. Обильно, внутрь любимого тела, со сдержанным стоном.       Осаму слезает с тела Чуи, переворачивается на спину и смотрит на покрасневшее, влажное лицо совершенно измотанного, но довольного Нахакары.       — Детке понравилось?       — Да, папочка.