***
Ситуация становилась всё хуже: опиум уже стал неотъемлемой частью жизни, привычкой, которая собиралась его уничтожить. Сейчас он находился в Тильзите, на важных для его страны переговоров, но внутри продолжалась борьба принципов и привычек. К сожалению, опиум не являлся чем-то плохим в его понимании, поэтому он продолжал, продолжал с новой силой, беспощадно уничтожая себя. Александр уже не мог: каждая встреча с Наполеоном сопровождалась незаметным для окружающих нервным срывом, который император старался перетерпеть без эмоций на лице. Иногда этот человек засиживался у него чуть ли не до утра, что мешало отвлечься от навязчивых мыслей, в итоге под утро, оставшись один, он закуривал опиум, нервно постукивая пальцами по старинному столу, пытаясь обдумать, какие лучше всего предпринять шаги, за какие нити воздействия потянуть, чтобы получить наибольшую выгоду. В этот раз он не мог допустить ошибок, в этот раз ему это просто никто не простит. Александру становилось тяжелее вставать по утрам, тяжелее дышать, он стал замечать за собой хрипы и ощущение вечной усталости. Это недопустимо - переговоры есть переговоры. Нет времени на отдых и какие-то недомогания, просто нет. Постепенно грань между реальностью и выдумкой, которая создавалась в голове при употреблении опиума, стиралась, он терял себя. С каждым днём в Тильзите Александр всё сильнее тонул, тонул наедине с Наполеоном, он не мог больше найти привычную опору.***
— Последний раз, всего немного увеличив дозу, только для благополучия, всё на благо государства и народа, - шептал Александр, нервно и спешно закуривая опиум, ведь сегодня один из важнейших дней Тильзита: реальное обсуждение дел без развлечений.***
Романов стоял напротив Наполеона, они обсуждали очередные положения насчёт Европы, Александр чувствовал, что терял постепенно ощущение реальности и вообще смысл. Император Всероссийский перевёл помутневший взгляд на Бонапарта, который подозрительно замолчал и немного обеспокоено уставился на него. Александр попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь тяжёлый и горький хрип, он закашлялся, а ноги перестали выполнять опорную функцию. Император безудержно кашлял, чувствуя, что задыхается: ужас и паника лишь остались в измученном сознании, которое начало отключаться. Последнее, что он увидел - испуганный император Франции, в которого руки Александра вцепились как по инерции, русский государь не мог ничего сказать, но его глаза отражали главную мысль: "Молю вас, во имя господа, не дайте мне умереть. Хотя бы вы помогите мне выжить, если вы действительно хотели союза со мной. Спасите мою жизнь!"***
Александр закашлялся, стараясь выплюнуть горький комок, он почувствовал, как кто-то вытирал его губы мокрой прохладной тряпкой, а потом послышалась знакомая интонация: "Ну-ну, Александр, не надо перенапрягаться." Российский государь приподнял тяжёлые веки и перевёл мутный взгляд на Бонапарта, который сидел рядом с его кроватью. Император Франции покачал головой и заметил: "Вы совершаете над собой насилие и преступление, употребляя эту гадость, вы чудом уцелели, если бы доза была выше хоть на немного - вы бы погибли." Александр промолчал, отводя взгляд, как ребёнок пойманный с поличным за какой-то проказой: он чувствовал себя опять униженным, как при Аустерлице. "Наши переговоры немного затянулись, я бы хотел поставить вас сначала на ноги, а потом уже подписывать договор, конечно, времени у меня тоже не так уж много, но ради вас можно пожертвовать гораздо большим,"- Наполеон улыбнулся краем губ, немного покачиваясь на стуле, продолжая смотреть на императора Российской империи. Александр закашлялся и отвернулся, только выдавив хриплое: "Благодарю" и "Пожалуйста, оставьте меня одного." Ему было нечего добавить, да и сил просто напросто не было, хотелось поскорее отделаться от этого человека, в котором всё напоминало о унижениях императора Всероссийского. Неожиданно он почувствовал, как Бонапарт коснулся его руки и услышал: "Прошу вас, прекратите убивать себя. Теперь вы можете обзавестись действительно надёжным союзником, который будет на вашей стороне, а не будет отравлять вашу душу посредством опиума." Наполеон никогда не смог бы забыть, как Александра трясло, бросало то в жар, то в холод, из его уст вырывались горькие всхлипы и хрипы, а тело сводило судорогами. Сначала лицо императора покраснело, а потом побелело настолько, что ужасало одним своим видом, он напоминал мертвеца. Бонапарт смотрел на этого прекрасного человека и искренне не понимал: зачем тот так поступает с собой? Почему никто до этого не предпринял никаких решительных шагов? Нет, понятно, что многие просто не могут перечить, но что насчёт семьи? Мать или брат Константин? Хотя, разве может обыкновенный узурпатор понять все тонкости императорской жизни, не так ли? Александр промолчал, только бледные щёки на секунду порозовели, но только на секунду. На незначительную секунду, которая стала началом конца.***
Наполеон всегда говорил громче всех, перекрывая другие голоса. Но ночью он переходил на сладостный шёпот, которого Александр так боялся, но, боги, ждал. Император понимает, что допускает непоправимую ошибку, но каждый день лишь всё повторялось: завтрак, совместная прогулка, обед, совместные развлечения или переговоры, вечер, ужин, постель. С тех пор как Бонапарт решил поставить его на ноги что-то явно пошло не в ту сторону. Как было весело вместе с ним пускаться в галоп, чтобы оставить неуклюжего короля Пруссии позади. Как было легко в эти моменты, когда Наполеон заговорщически подмигивал и они скакали всё быстрее. Как же было здорово, когда они расходились после обеда, чтобы Фридрих Вильгельм ушёл, а потом вновь встречались. Прекрасные тёплые вечера, когда они одни прогуливались рядом с Неманом, под руку, император Франции глядел на Александра со всей нежностью, а он просто тонул. Внутри разгорался костёр, а ведь всё началось с малой искры: с надежды, которую Наполеон решил ему дать. Сладостные речи о новых землях, провинциях, о разделе Османской империи, боже, боже, как же были прекрасны эти речи. Император Франции опутывал измученное сердце путами ложных обещаний и нашёптываний, его влияние возросло настолько, что великий князь Константин напряжённо пришёл обсудить ситуацию и положение к брату, но не получил никакого ответа. Александр стал улыбаться, а его глаза начинали сверкать, когда он видел Наполеона. Но счастье не может продолжаться долго, пора было возвращаться и приступать к остальным государственным делам. Пришлось поклясться в вечной памяти и любви, горько стараясь впитать в себя последние поцелуи и прикосновения и разъехаться, единственное, что осталось от Бонапарта - его дипломат в столицу, Савари.***
Пройдут годы, он будет поддерживать переписку с этим человеком, будет ждать его писем, как ничто другое. Коленкур будет не раз наблюдать его нервное лицо и выслушивать горькие речи, которые сводились к одному: "Почему? Почему ваш император всё не пишет? Почему он так редко пишет?" Александр будет оправдывать свои всплески всегда одним: государственные решения требуют срочности, а особенно между горячо любимыми союзниками. Французский посланник будет стараться его утешить, но император Всероссийский будет продолжать сидеть с бледным, практически неживым, лицом. И только когда Коленкур будет быстро заходить с письмом от императора Франции, Александр будет оживать, подрываясь с места и стараясь сдерживать эмоции. Он будет поспешно открывать конверт, на лице будет расцветать глупая наивная улыбка, а сам он будет светиться от счастья, читая эти прекрасные строчки, которые уверяют его в вечной любви и близкой дружбе. Коленкуру останется лишь с сожалением глядеть на эти сцены, а потом умолять Бонапарта писать императору Всероссийскому чаще и быть аккуратнее.***
Как же Александру иногда хочется написать: "Бонапарт, научите меня вновь дышать, позвольте измученным лёгким вздохнуть кислорода." Наполеон пишет всё реже, союз начинает давать трещины, доверие рушится, Александр начинает видеть во снах кровавую табакерку и огонь, который сжигает всё на своём пути, а силуэт Бонапарта надрывается от громкого ужасающего смеха.Всё это возвращает его лишь к опиуму.