trust and obey

Тревожиться было не о чем. Но Хильда, примостившись на одном из могильных камней, то и дело ерзала от беспокойства. Целая вечность, казалось, прошла с тех пор, как она украдкой выбралась из спальни и прокралась через спящий дом, стараясь не потревожить отца — он весь вечер был не в духе. Он не одобрил бы того, что она собиралась сделать. Он бы сказал, что гордячка Зельда не заслуживает такой заботы. Что она недостойна носить имя Спеллманов, если продолжит ставить собственное самолюбие выше семьи. Что она должна усвоить урок. А потому нечего ее жалеть и здесь торчать. Потом он крепко сжал бы ее плечо, понуждая вернуться в дом. Но отец, к счастью, спал глубоким сном и не мог Хильду остановить — она решилась подлить в его чай наперстянку и надеялась, что он спишет все на усталость. Ночь была холодной и ясной. Ветер терзал облетевший колдовской лес — завывал, зацепившись за ветви, раскачивал их, заставляя поскрипывать на разные голоса, зарывался в ковер опавшей листвы. Ветер корявыми пальцами оглаживал Хильду по щекам, норовил забраться за шиворот и под пальто, но она только поеживалась и куталась, прятала от него руки и упрямо сидела на чьем-то надгробии, не отрывая взгляда от свежего могильного холмика — время шло, а он так и оставался непотревоженным. — Все не так страшно, — сказала она не то себе самой, не то Кислому Тому, который время от времени поднимал на нее грустные глаза и тихо поскуливал. Фамильяр не отходил от могилы с самого вечера. — Зельда скоро вернется. Хильда наклонилась, чтобы потрепать его по загривку. Все не так страшно. Если бы отец и правда хотел Зельде навредить, то не стал бы хоронить ее на этом клочке кладбища. Уж Хильда-то это знала. — Скажешь потом мне спасибо, — прошипела ей Зельда в третью ночь посвящения. Хильда упиралась и плакала — но сестра к ее мольбам оставалась глухой. Девочки затащили Хильду в лес, вытолкнули на поляну перед деревом, что стало виселицей для Тринадцати, — и Зельда вздернула сестру без малейшей жалости. А потом Хильда очнулась. Живая и здоровая. Когда первое потрясение сошло на нет, она малодушно подумала, что ей, наверное, было бы лучше остаться в земле. Эдвард всегда был гордостью Спеллманов, Зельда была примером горячей веры, которого Хильде никогда было не достичь. Она не была так талантлива, как старшие брат и сестра, не была так остроумна или смела. Неловкая, застенчивая, не оценившая больше половины студенческих развлечений, Хильда быстро превратилась в объект насмешек для всей Академии. Место, которое стало для Зельды и Эдварда билетом в настоящую, блистательную взрослую жизнь, для нее обернулось сущим кошмаром. И худшим монстром в нем была ее родная сестра — многие юные ведьмы были жестоки, но Зельда дала бы фору им вместе взятым. Выбраться из могилы было непросто — Хильде было до того обидно и страшно, что возвращаться обратно совсем не хотелось. Больнее всего ранила мысль, что Зельда ее предала — и Хильда была зла на сестру как никогда, и отомстить ей хотела не меньше, чем умереть. И теперь Зельда покоилась под тяжелой землей — а Хильда места себе не находила. Почему, да почему же она не возвращается? Ей было страшно представить мир, в котором больше не будет Зельды. Зельды, которая словно боялась быть с ней ласковой. Зельды, которая постоянно издевалась над ней. Зельды, которая не уставала ее воспитывать и повторять, что она ни на что не годится. Зельды, которая в ночь посвящения ждала ее возле могилы — и будто бы была напугана и взволнована, но быстро взяла себя в руки: всучила чашку с укрепляющим настоем, велела не ныть, а вымыться и не опаздывать на занятия. Гораздо позже Хильда подумала, что, возможно, все это было своеобразным актом заботы. Ее посвящение могло пройти гораздо хуже — ведьмы мучили бы ее до рассвета. Зельда убила ее практически сразу — и такая жестокость на всех произвела впечатление. И если уж Хильда тогда нашла в себе силы выкарабкаться из могилы, то Зельда и подавно должна была с этим справиться.

* * *

Там, где смерть, царит кромешная тьма. На груди Зельды земля лежит тяжким бременем — не продохнуть, не пошевелиться. Лишь неожиданный приступ страха бьется в висках: Хильда! И имя сестры из небытия вытягивает память о том, что случилось. — Если ты хоть немного заботишься о своей семье, ты сделаешь то, что Темный Владыка тебе приказал, — строгий голос отца и сейчас отдается эхом в ее ушах — до боли. Ей не нужно было дважды напоминать, что сумеречный долг — священная, нерушимая клятва между ведьмой и Сатаной. И возможность исполнить его Зельда ждала как великую честь — не всем последователям дано засвидетельствовать свою преданность лично, так ей внушали с детства. Но великая честь обернулась огромным разочарованием. — Даже если это бессмысленно и жестоко? — спрашивает Зельда, не успев прикусить язык. Отец злится, а она — в ужасе. Он мертвой хваткой сжимает ее плечо — выволакивает из-за стола, напомнив, что ее долг — подчиняться. Это было последним, что она помнила, прежде чем проснуться в Каиновой земле. — Твоя сестра должна участвовать в лотерее, не ты. Голос Люцифера — низкий, звучный и непреклонный — будто раздается у нее в голове. У Зельды мигом пересыхает горло: уступить место сестре — такая малость, она ожидала, что Он потребует чего-то, обещавшего большую славу. Она не думала, что ее долг перед Сатаной затронет и Хильду. — Но, Темный Владыка, возможно... — Ты смеешь перечить мне, ведьма? — вместе с его рычанием грозовой раскат комнату сотрясает. Свечи трепещут испуганно и гаснут разом, как резким порывом подкошенные. — Нет, конечно же, нет, — Зельда смиренно не поднимает глаз, невольно складывает руки у груди в молитвенном жесте. — Моя сестра верна Церкви и почтет за честь стать королевой, но... Владыка, разве нет иного способа ей и мне доказать свою преданность? Если Хильда станет королевой Пиршества... Нет, это немыслимо. Она не справится, не сможет принять этот жребий с достоинством, опозорит всю их семью. Зельда всем сердцем надеется, изо всех сил старается, чтобы Он узрел в ней лишь задетое честолюбие и не почуял ее настоящий страх. — Такова моя воля, и она должна быть исполнена. От густого и едкого запаха серы слезятся глаза, царапает горло — а может быть, дело не только в нем. У Зельды внутри все стынет от мысли, что Хильда и правда может оказаться на троне из черепов — глупая, милая, слишком добрая Хильда. Она еще совсем дитя — и года не прошло, как приняла крещение. Зельда качает головой во мраке и тишине девичьей спальни — кто угодно, только не ее сестра. Только не Хильда, которая, несмотря на запреты, приносила в библиотеку печенье и чай, если замечала, что Зельда засиделась над гримуарами за полночь. Только не Хильда, которая забиралась под ее одеяло в поисках укрытия от дурных снов — Зельда пресекла эту привычку после собственного крещения, решив, что ее младшей сестре пора повзрослеть. Только не Хильда, которая должна была бы ее бояться и ненавидеть — но вместо этого верила в лучшее и упрямо любила. Несколько дней Зельда металась в сомнениях, но так и не рассказала сестре, кому перед Пиршеством придется тянуть жребий от Спеллманов. Вместо этого она упорно молилась, упрашивая Люцифера позволить ей доказать свою верность иначе — и последствия не заставили себя ждать. Неприятности посыпались на Спеллманов одна за другой: мелкие неурядицы преследовали Хильду и Эдварда, охотник на ведьм выследил их отца. Тогда Зельда призналась, что отвергла волю Темного Владыки, и спросила совета — но только лишь навлекла на себя родительский гнев. На такую опасную глупость отец прежде считал ее неспособной. — Ты разочаровала меня и Владыку, девочка. Но Зельду всеобщее разочарование беспокоило в последнюю очередь. Она чувствует себя загнанной в угол — умри она или выживи, Хильде все равно придется участвовать в лотерее. С тех пор как умерла их мать, только Зельда могла тянуть жребий — до крещения Хильда была слишком мала, после же Зельда не собиралась менять заведенный порядок: она старше и тверже, она справится, какую бы участь ей Люцифер ни послал. Земля засыпается в глаза, забивается в уши и нос, оседает даже на зубах — возвращаться к жизни больно и совсем не просто. Смерть и могила неохотно расстаются с тем, что попало в их темный и душный капкан, тянут всем свои весом обратно, но Зельда упорно пробивает себе путь наверх — к воздуху, злому осеннему ветру и бледному лунному свету, — кто защитит Хильду, если ее не станет?

* * *

Сначала землю пробил стиснутый кулак, затем показались голова и плечи. Хильда бросилась к сестре, чтобы помочь. Кислый Том беспокойно кружил вокруг них, тявкал, попытался уткнуться носом в подол платья Зельды, когда та, тихо постанывая, выбралась целиком и встала. Она закашлялась, ощупала горло руками, вытерла лицо от земли — только грязь больше размазала. — Зельда! Хильда тревожно и радостно заглянула ей в лицо, и заметила, как Зельда поморщилась. — Что-нибудь болит? Она подхватила сестру под локоть, помогая удержать равновесие, но Зельда тут же вывернулась из этой ласковой хватки. — Я в полном порядке. Я не такая неженка, как ты, — отрезала она и, задрожав, обхватила себя руками — ветер пробирал до костей. Хильда чувствовала нутром, что Зельда избегала на нее смотреть, злилась, — только в толк не могла взять, что на этот раз натворила. Зельда отвернулась и нетвердым шагом пошла в сторону дома — один, другой, третий... Хильда поджала губы, но не тронулась с места — надолго ли хватит упрямства сестры? Кого-то другого Зельда, наверное, смогла бы провести, но не ее — Хильда на себе успела узнать, как после воскрешения каждый вдох отзывается в легких болью, как первое время кругом идет голова, а ноги отказываются служить толком. Смерть оказалась очень утомительным делом. Зельда, оступившись, едва не упала и остановилась — она глотала стылый ноябрьский воздух, как будто не могла надышаться. — Я приготовлю ванну. Тебе нужно смыть грязь и переодеться, — Хильда догнала сестру и как ни в чем не бывало подцепила под руку снова. Зельда закатила глаза, с досадой выдохнула, но больше спорить не стала.

* * *

Горячая вода не могла решить их проблем, но хотя бы смыла могильную землю и кровь и принесла слабое утешение утомленному телу. Зельда следила за сестрой из-под полуопущенных век — благодарность внутри мешалась с натянутым, точно струна, страхом и каким-то еще неуютным, неловким чувством. Неужели виной? Хильда старалась ей помочь, Хильда причитала о том, как жестоко было со стороны отца так поступить — и ни словом не помянула того зла, что Зельда ей причинила. — Я заслужила это наказание, — Зельда перебила ее. — Я оспорила волю Темного Владыки, и мне повезло, что со мной расправился отец, а не Он. Зельда наклонилась вперед, чтобы окунуть волосы в воду, — ей показалось, что в прядях мелькнули мелкие хлопья застывшей крови и грязи, — а когда подняла голову снова, не смогла удержать вскрик: — Адские гончие, Хильда! Зельда вцепилась в запястье сестры — на шее последней заалели следы острых когтей. — Сатана помилуй, Зельда, что с тобой такое? Ты как покойника увидала, — Хильда попыталась улыбнуться, хотя и выглядела не на шутку напуганной. А потом, тихо охнув, вдруг скривилась и потерла проступившие ссадины — они начинали ныть. — На тебе метка Темного Владыки, — голос у Зельды сел. От собственной беспомощности ее едва не тошнило. В ночь посвящения Зельда знала, что сможет Хильду вернуть — это было опасным, но все-таки трюком. На Пиршестве Пиршеств все было всерьез. — Хильда, я не могу сделать того, о чем он меня просит, — она зашептала и с усилием провела мокрыми ладонями по лицу. — Но если не сделаю... — Зельда покачала головой и невольно снова посмотрела на метку — будто Темный Владыка хотел ей напомнить: чем упрямее она будет за сестру вступаться, тем скорее навлечет на них обеих Его немилость. — Он что, просит тебя кого-то убить? — Хильда опустилась на корточки рядом и тут же замахала руками: — Ой, нет, не говори. Не нарушай из-за меня тайну. Зельда ответила сестре горькой усмешкой и потянулась к ее виску, чтобы заправить за ухо выбившуюся прядь. Если подумать, поручение Сатаны было донельзя простым — ей стоило лишь попросить Хильду. Ей стоило лишь приказать Хильде, напомнив, что теперь она взрослая ведьма и должна принимать участие в обрядах и празднествах. Но если бы Сатана избрал ее королевой, разве смогла бы Зельда себя простить? Она опустила оба предплечья на бортик ванной и прижалась к ним лбом, пряча лицо. Мысли о том, что Хильды может так просто и скоро не стать, как ледяной водоворот, — и вырваться из него было непросто. Рука Хильды робко коснулась ее головы. — Зельда, выпей успокаивающий чай, пожалуйста, — голос выдернул из омута на поверхность. — Утро вечера мудренее.       

* * *

— Перестань молоть чепуху, ничего худого с тобой не случится, — Зельда оборвала сестру резко и отвернулась. — Ты не настолько благочестива, чтобы Темный Владыка избрал тебя королевой. Смотреть в расширившиеся, испуганные глаза Хильды не было никаких сил. Как будто благочестие играло какую-то роль! Зельде оставалось только надеяться, что прежним упрямством она не слишком прогневала Сатану и участия Хильды в лотерее будет достаточно. Что Владыке, как рискнула предположить ее сестра, важнее готовность подчиниться. Страх Зельды переплавлялся в злость: на Хильду — ей нужно было научиться держать себя в руках. Если Люцифер окажет ей честь и провозгласит королевой, она должна принять это с честью, если же нет — в будущем это умение еще не раз пригодится. На себя — за то, что ничего не могла сделать. На Темного Владыку — за то, что он заставлял отдать на заклание родную сестру. На Эдварда и на отца — за то, что они и пальцем не пошевелили, чтобы защитить Хильду. Зельда помогла ей подготовиться — подогнать по размеру платье, уложить волосы, а после тайком плеснула себе щедрую порцию виски из отцовских запасов. Крепость напитка румянцем разлилась по ее щекам, и очень кстати — бледная, как мертвец, она смотрелась ничем не лучше сестры. — Улыбайся, Хильда, — Зельда подцепила ее подбородок пальцем. — Это величайший праздник, а не похороны, слава Фрейе! Не позорь нас перед всем шабашем. В полумраке Проклятой Церкви все внимание приковано было к двенадцати ведьмам. Они одна за другой тянули бумажки, молились беззвучно — и каждая о своем. Зельда впилась ногтями в собственные ладони так, что после на них останутся синяки, сердце стучало где-то у самого горла. Зельда поджала губы — у Хильды постыдно затряслись руки, когда она поднесла бумажку к огню, — и всем телом подалась вперед. Алое. Зельда не откинулась назад — почти что рухнула на спинку скамьи. Пламя, слава Сатане, было алым. Хильда растерянно озиралась по сторонам, Зельда улыбнулась ей впервые за последние несколько дней — быть служанкой, конечно, то еще удовольствие, но лучше уж так, чем стать главным блюдом.

* * *

Отчетливое ощущение тревоги вытряхнуло Зельду из сна — оно возникло словно из ниоткуда и с легкостью преодолело броню травяного отвара с тимьяном. Зельда села в постели, заозиралась по сторонам — откуда взялось это чувство, будто за ней наблюдают? — Кто здесь? — она сложила руки вместе, готовая в любое мгновение соткать заклинание — защитное, если кому-то вздумалось над ней пошутить, или изгоняющее — для нечисти. — Я милосерден к тем, кто чтит мою волю, — тяжелая, мерная поступь копыт, силуэт, словно соткавшийся из ночной тьмы. Едва уловимый красноватый блеск позади и отголоски жженой серы в воздухе. Зельда испуганной птицей выпорхнула из постели, чтобы преклонить колени. — Темный Владыка... — Ты доказала свою преданность. Этого довольно. Зельда склонила голову, не в силах ответить на эти слова благодарностью. На несколько мгновений все умолкло, — будто целый мир вдруг замер, остановился, — и гортанное рычание в последний раз прокатилось по комнате и угасло: — На сей раз.