Мы делаем шаги

Стена Чуоку высока и неприступна. Глядя на неё снизу-вверх, Рамуда ощущает себя ещё меньше, чем есть. Его небольшой рост никогда не был для него проблемой, но именно сейчас кажется, что Амемура лишь букашка перед подавляющим великаном. Рамуда ненавидит Чуоку и их приказы всей душой. Он делает для них всё, чего они потребует, каким бы жестоким не было требование, но не получает ни капли одобрения в ответ. Для них он лишь инструмент, пешка, которую передвигают по шахматной доске и которую выкинут с поля, когда она перестанет быть нужна в игре. Так же, как его собственными руками избавились от TDD, в итоге избавятся от него самого. Он давно это понимает, а вот принять не может. Не хочет умирать, не хочет прощаться с яркими красками впечатлений и чувств. Связи с людьми способны дарить что-то, совсем отличное от отношения создательниц к нему. И хоть Рамуда до конца не понимает, почему привязанности бывают такими болезненными, эта боль для него гораздо приятнее, чем вечное унижение и лёд бесстрастных Чуоку.  Ненависть к ним, правда, вовсе не избавляет от необходимости быть здесь. Сезон рэп-баттлов открыт, и Рамуда обязан участвовать, параллельно продолжая собирать информацию для начальниц и выполняя их грязные приказы. Со времен распада TDD он практически не виделся ни с кем из своей первой команды, лишь иногда связывался с Ичиро по телефону. У него не осталось, наверное, привязанностей — лишь горечь от того, как всё закончилось, и насколько он сам был причастен к подобному концу. Джакурай презирает его, Саматоки, может, и тогда ещё относился с подозрением. Ичиро... С Ичиро всё проще, но и намного сложнее одновременно. Он — единственный, с кем Рамуда поддерживает контакт до сих пор, но всего, что между ними было, слишком много, чтобы распутать клубок переживаний в амемуровой искусственной душе. Увидеть его снова страшно до безумия, но и хочется настолько, будто никаких других желаний в этой глупой жизни не осталось.  Какой-то необъяснимый страх сковывает его, и он не решается сделать шаг и войти в стены Чуоку — тогда дороги назад уже не будет: придётся играть по чужим правилам и видеть людей прошлого, неизменно напоминающих Рамуде о том, какой он гнилой внутри и насколько у него нет права распоряжаться своей жизнью. Он не может двигаться вперёд. Ему до сих пор страшно посмотреть в глаза Ичиро и увидеть в них осуждение, понять, что тот знает, каков Амемура на самом деле, что это из-за него всё произошло, что Ямада — этот светлый человек, сгусток доброты и заботы — теперь тоже презирает его.  — О, Рамуда! Давно не виделись! — знакомый до подступающего к горлу кома голос за спиной заставляет вздрогнуть. В нём не слышно ни обиды, ни осуждения, но прежде, чем нацепить на лицо фирменную фальшиво-сладкую улыбку и повернуться на приветствие, Амемура секунду медлит. Ему нужно взять себя в руки, нельзя подавать виду, нельзя раскрывать страхи. Пусть Ичиро видит бодрого и весёлого Рамуду Амемуру, как и всегда.  — И-чи-ро!~ — ярким вихрем он подлетает к высокому парню, чтобы обнять и уткнуться щёчкой в бок, ощутить большую ладонь в волосах, что заботливо треплет их прямо как раньше.  Рамуда робко поднимает взгляд и видит эти два разноцветных глаза с живыми огоньками, полные доброты и нежности. У Ичиро отросли волосы, он стал шире в плечах и мужественнее, растеряв остатки юношеской угловатости, которую Амемура всегда находил очаровательной, но он не может не признать, что обнимать такого Ямаду тоже чертовски приятно. Позади него его младшие братья, неугомонные, ругающиеся даже сейчас, когда стоят перед воротами Чуоку, давящей и внушающей если не страх, то трепет перед своим величием. Весь Ичиро семейный и такой уютный, что в нём хочется утонуть, как в мягкой постели.  Жаль, что приветственные прикосновения нельзя растянуть надолго. Неловкие объятия, перемежающиеся с тихим хихиканьем и возней в голубом свете мерцающего телевизора, заставляют Рамуду чувствовать что-то неведомое ему раньше. Странное неизведанное нечто трепещет в груди взволнованной птичкой, скребется и барахтается каждый раз, когда рука юного Ямады укладывается Амемуре на плечо. Он не понимает, но ему нравится, и потому кладёт розовую макушку на крепкое плечо. Ичиро хоть и самый младший из TDD, но такой сильный. Вокруг него странная аура спокойствия, и, попадая в этот магический круг, Рамуда забывает обо всех проблемах, с которыми ему нужно разобраться. — Тебе удобно? Чувствуешь себя хорошо? — Ичиро осторожно выхватывает банку пива из рук Амемуры. — Может, хватит на сегодня? — А что, я выгляжу так, будто мне уже хватит? Скучно-скучно, Ичиро-чан! Я абсолютно трезв, ~ — Мне так не кажется, — негромко говорит он, и его горячее дыхание щекочет ухо.  Что это?  Рамуда смотрит растерянно снизу вверх, вновь растягивает губы в улыбке и льнет ближе. У Ичиро немного красные щёки, и он старательно отводит взгляд, пряча его за смолянисто-черными густыми ресницами. Трепет в груди не утихает, но Амемура понимает, что это чувство ужасно приятное. Новое, неизведанное, странное и непривычное, но заставляющее почему-то смеяться и взрываться от восторга.  — Тебе не нравится обниматься со мной? — Рамуда притворно дует губки, пытливо изучает красное лицо.  — Эм... Н-нет. Думаю, нравится, — бормочет Ичиро и отодвигается немного, когда его нахальный сокомандник подаётся чуть вперёд в попытке заглянуть в глаза.  — Правда-правда? Тогда почему ты не смотришь на меня? Скажи, Ичиро! — Рамуда почти влезает ему на колени, хочет взять лицо в ладошки и заставить повернуться к нему, пьяно хихикает, потому что уши Ямады принимают всё более пунцовый оттенок. Забавно.  — Т-ты слишком близко, Рамуда... Это странно.  — Странно? Почему? Почему-почему-почему? Я странный? — Амемуре, правда, интересно. Ичиро вызывает в нём какой-то неподдельный восторг. Его хочется по-доброму помучить ещё немного, хочется обнимать без конца, такого тёплого и искреннего, у которого всё на лице написано. Глупый-глупый Ичиро Ямада.  Совсем не умеет прятать свои чувства. — Рамуда, ты о чём задумался? — тяжёлая ладонь Дайса падает ему на плечо, он чуть щурится, затягиваясь и смоля сигарету на кончике языка.  — Ой-ой-ой, извини, Дайсу! — встрепенувшись, Амемура легонько ударяет себя маленьким кулачком по макушке за невнимательность. — Предстоящие баттлы так волнуют, скажи?! Не могу избавиться от воодушевления, все мысли только о них!  Наверное, Дайс, даже если понимает, что это очевидная ложь, ничего не скажет. Рамуда привык, что Арисугава не лезет в душу, если видит, что собеседник не хочет ему открываться, и это удобно. Проницательность Гентаро сейчас была бы очень некстати. Хорошо, что он не курит. — А! Ага, — Арисугава широко улыбается и кивает, выдыхая сизый дым в пасмурный воздух. — Жду не дождусь узнать, каково это, когда стоишь на сцене!  — У меня тоже кровь кипит, — смеётся Рамуда, после затягиваясь, и надеется, что лёгкую дрожь в голосе можно списать на волнение от предвкушения.  Они замолкают на некоторое время, и когда Дайс уже тушит сигарету о дно пепельницы, он внезапно выдаёт: — Не знаю, чё там у тебя случилось с этими ребятами из TDD, но сейчас мы с Гентаро — твоя команда. Положись на нас и не парься! — Ха-ха, как мило, Дайсу~ Ты такой хороший друг, спасибо! — Рамуде даже не приходится приподниматься, чтобы потрепать его по волосам, потому что Арисугава опирается локтями на перила балкона. Амемура даже не может признаться, что дело вовсе не в его бывшей команде. То есть, отчасти, конечно, в ней, но ему-то всё равно, что сейчас о нём думают Джакурай или Саматоки. Единственный, перед кем Рамуде хочется казаться лучше, чем он есть, это Ичиро. Нелепое желание сохранить фальшивый глянцевый фасад перед человеком, который впервые позволил любви расцвести у Амемуры в груди. Незрелой и глупой любви, немного болезненной, но всё же необходимой. Это было первое его собственное чувство, неконтролируемое Чуоку. Первое проявление его личной воли, и Рамуда ценит это, запрятав глубоко внутри и лелея даже спустя столь долгое время. Возможно, именно влюблённость в Ичиро подтолкнула его к тому, чтобы задуматься о себе, перестать быть марионеткой в чужих руках «от» и «до» и хотя бы иногда удовлетворять свои собственные желания. Вот только сейчас она же мешает ему, наконец, решиться на смелый шаг в будущее. —У тебя здорово получается рисовать! — Ну, я ведь моделье-е-ер! Я делаю очень много эскизов, рука уже набита! — Тебе это так нравится? — Ичиро осторожно кладёт подбородок на розовую макушку, рассматривая ворох изрисованных скетчами листов. — Я бы тоже хотел научиться рисовать. — О, Ичиро-чан рисовал бы своих любимых аниме-девочек! — Рамуда смеётся и прижимается спиной к чужой груди. — Н-неправда! Не только их! — Но Виви ты бы нарисовал первой!~ — Ох, ты запомнил её имя. — Я запоминаю всё, что нравится Ичиро, — Амемура лукаво улыбается, оборачиваясь и глядя из-под светлых ресниц пронзительно-голубыми глазами. — У тебя есть простая белая футболка? — Э? Да, — Ямада растерянно моргает, и это чертовски мило. — Давай повеселимся немного! У меня где-то был акрил, сейчас разрисуем её так, что самым крутым дизайнерам и не снилось.~ У Рамуды в комнате полный бардак, его личный маленький хаос, его собственный мир, в котором всё так, как ему того хочется. Он мало понимает в устройстве человеческих эмоций и желаний, являясь тем, кем ему приказано быть, но некоторые правила хочется нарушать. Таким же маленьким бунтом против выстроенных рамок становится и его съёмная квартира, в которой свои удобные порядки. Ловко перескакивая через разбросанные то тут, то там ткани, скетчи и канцелярские да швейные принадлежности, Амемура поочередно открывает ящики стола и, в конце концов, выуживает акриловые краски. Лёгкая дрожь предвкушения пробегается от кончиков пальцев по всему телу, когда он подхватывает Ичиро под руку и тянет к выходу. — Идём за твоей футболкой! В номере совершенно не сидится. Рамуда пробует сделать несколько набросков, но все его мысли витают на другой полярности от необходимости работать. Отвлекать себя не выходит. Минуты на электронных часах сменяются настолько медленно, словно кто-то намеренно растягивает патоку времени. В пачке сигарет не обнаруживается ни одной. Да и курить уже даже не хочется. Всё-таки он искренне ненавидит находиться в Чуоку. И баттлы тоже. Сама по себе музыка, бередящие душу ощущения во время выступлений — это весело, но атмосфера здесь давит. Рамуда не хочет сражаться, он вынужден это делать. Если задуматься, спустя эти два года ничего в его судьбе толком и не изменилось. Декорации и люди вокруг — и только. Нет, сам Амемура тоже другой. Он смотрит на мир иными глазами, задыхается от количества невысказанного и желанного, страдает от одиночества и вырезает в своей памяти каждый раз, когда он здорово проводит время со своими поссе. Те впечатления, вкус к которым он постепенно обрёл и изучил, сейчас для него и единственная отрада, и смертельный яд. Ноги несут куда-то, и Рамуда, не задумываясь, просто поддаётся, позволяет водить себя по коридорам отеля для участников баттлов. Впрочем, здесь не лучше, чем в номере: от каждого миллиметра этого места слишком сильно отдаёт Чуоку, осточертевшей и мучительной. Он и сам не понимает, как оказывается напротив двери, на которой строгими розовыми на чёрном канджи выведено «Ичиро Ямада». За дверью его номера слышатся звонкие голоса переругивающихся младших братьев и, кажется, какая-то музыка. Похоже, Джиро и Сабуро отвлекли старшего от любимого дела.Может быть, разговор с Ямадой что-нибудь поменяет? Смогут ли они, как и раньше, беззаботно поболтать обо всякой чепухе? Или эта каменная тяжесть на душе Амемуры так и продолжит гвоздить его к земле? Потоптавшись пару секунд в нерешительности, Рамуда всё-таки стучит. Голоса по ту сторону тут же стихают, и спустя мгновение дверь открывается, являя взору лидера Шибуи слегка растерянного и растрёпанного Ичиро. — Э, Рамуда? — Привет. Не хочешь пройтись? — на губах отчего-то смущённая улыбка, а в голосе нет привычной приторности. — Конечно! Подожди секунду, — Ямада скрывается в глубине своего номера, а когда выходит снова, на нём уже одна из излюбленных мешковатых толстовок. Кажется, он даже рад немного развеяться, уставший от пререканий младших братьев. Шагая рядом с высоким и большим, таким уютным Ичиро, очень хочется прильнуть к нему тонким боком и прижаться головой к крепкому плечу, как два года назад. Рамуда всегда был тактильным, и все в TDD привыкли к его любви к объятиям, хоть и реагировали по-разному. И если, прильнув к Саматоки, можно было нарваться на пару ругательств, то с Ямадой Рамуда обниматься просто обожал. Но сейчас — после всего, что между ними так глупо закончилось — даже просто схватить под руку неловко. Тишина, повисшая пока они поднимаются вверх по лестнице, опускается на плечи тяжёлой ношей как слой многовековой пыли, осевший на их застрявшие во временной петле отношения. — Твои братья… не ладят? — наконец, спрашивает Рамуда, выдёргивая спутника из каких-то своих размышлений. — А? Да, есть такое. Уже не знаю, как их помирить, — неловко хмыкает Ичиро в ответ и ерошит и без того лохматые волосы. — И между родственниками бывают конфликты, значит, — скорее самому себе произносит Амемура, никогда семейных уз не знавший. Отношения между людьми — штука сложная и ему совсем недосягаемая. То есть, он может понять это умом, но не может примириться внутренне, не может прочувствовать и сделать какие-то выводы. — Здесь я тебе, увы, не помощник, Ичиро! — Они просто подростки, в которых слишком бушует гордость и желание получить признание. Но я надеюсь, что они как можно скорее придут к взаимопониманию и примут, что им нужно объединиться, чтобы быть действительно сильными. Я в них верю! Они справятся, вот увидишь. Ямада отзывается о младших братьях с невероятной теплотой, и на лице у него играет мягкая улыбка. Рамуда уже и не вспомнит, когда такая же была обращена к нему. В груди что-то щемит, но холодный ночной воздух на крыше заталкивает все рвущиеся наружу эмоции обратно в амемурово искусственное нутро. Ветер треплет их волосы и одежду, Рамуда чуть ёжится, запахивая свою голубую куртку, и подходит к перилам. После секундного копошения в карманах он выуживает сигарету и зажигалку, прикуривая. — Давно ты куришь? — спрашивает Ичиро, останавливаясь рядом и вглядываясь в розовую бездну Чуоку под ними. — Дольше, чем ты можешь представить, — добродушно и самую капельку глумливо отвечает Амемура, куривший ещё во времена, когда легендарная TDD лишь была очередным правительственным проектом по подчинению территорий. — А что? Не нравится? — Я привык к леденцам, — просто отвечает Ямада. — Хотя, думаю, курить тебе тоже идёт?.. Рамуда прыскает и тут же заходится звонким смехом. — Ичиро! Ты такой забавный! Забавный-презабавный! Такой ответ я ожидал услышать меньше всего.~ Кажется, лидер Икебукуро несколько смущается, почесывая подушечками пальцев переносицу. Амемура следит за его реакцией с нескрываемым интересом. Он уже и забыл, как легко было его смутить. Или нет. Всегда помнил, просто… давно не ощущал. — Не глумись надо мной! Просто… блин, это выглядит как что-то, что ты мог бы делать. Хватит, — Ичиро со сконфуженной усмешкой пихает его в плечо. Ниточка неловкости, протянутая между ними, похоже, немного ослабляется. Даже дышать становится легче, и Рамуда всеми легкими втягивает едкий табачный дым, после выпуская его в черноту неба. Звёзд здесь не видно из-за ярко освещённых улиц, и кажется, будто по холсту просто разлили чернила. Хоть и прошло два года, с Ичиро всё ещё приятно просто находиться рядом. Он слишком добрый человек. Амемура не заслуживает его целиком и полностью, не имеет на него ни капельки прав, не может даже помышлять. А раньше его это не останавливало. Наверное, нынешние чувства сильно отличаются от тех, что были тогда. Как и они сами. Рамуда теперь другой человек, Ичиро другой человек. Их пути разошлись, сколь грустно бы ни было, и в памяти всполохами проносятся лишь разговоры и поцелуи о былом. Новый порыв ветра срывает натлевший пепел с сигареты и разгоняет мурашки по спине. Холодно. Рамуда не успевает даже в полной мере осознать это, как чувствует заботливо накрывшую его плечи толстовку Ямады. — А ты? — Всё в порядке. Я не из мерзляков. Думал, ты помнишь. — Помню. Сейчас к нему как никогда хочется прижаться боком, прикрыть глаза и ощутить тепло тела, которое когда-то казалось практически родным. Рамуда, наверное, и сейчас сможет вспомнить родинки на теле бывшего любовника и то, как он вздрагивал, когда Амемура касался их наманикюренными пальчиками, а после целовал. Ичиро тогда был неопытным и милым. Вздрагивает ли он сейчас, когда его кожи касаются в тех местах? Обниматься с Ичиро приятно всегда. Неважно, дружеские это объятия или по-доброму дразнящие, чтобы вывести на смущение и полюбоваться румянцем на юных щеках, или те, когда они уже стали встречаться — Рамуда ценит каждое. От него никогда не пахнет табаком, только конфетами и парфюмом, потому что Ямада Ичиро кажется человеком, которому не нравится запах табака. Рамуда скрывает, что курит, скрывает, что боится самого себя и «Партии слов», но не скрывает своей любви к объятиям, прикосновениям и поцелуям. Его юный парень очень заботливый и милый, потому что продрогшего Амемуру после их спонтанной прогулки он кутает в такую большую и мягкую толстовку, хранящую его запах и тепло. Рамуда мог бы пошутить, что его быстро согреют жаркие поцелуи на крыльце у дома, а может, не только они и не только на крыльце, но он сдерживается, прижимаясь и утыкаясь довольным личиком в крепкую грудь, а после всё-таки коротко чмокает на прощание, чтобы отпустить, наконец, Ямаду домой. Касание его обветренных губ ощущается ещё некоторое время, когда Рамуда сверлит взглядом закрывшуюся перед ним дверь. Ичиро хороший мальчик и должен следить за братьями, а потому не может проводить много времени с ним. Амемура всё понимает, но всё равно испытывает странную грусть, смешанную с одиночеством. Впрочем, огромная толстовка, согревающая не столько сама по себе, сколько тем, что принадлежит Ямаде, делает его возвращение к себе не таким уж плохим. Как дизайнер одежды Рамуда чертовски внимателен к вещам. Особенно к чужим. Так что с толстовкой он обходится очень аккуратно, кропотливо подшивает растрепавшийся край и перед тем, как вернуть, вкладывает в карман леденец. От Амемуры всегда пахнет сладостями, и, если толстовка Ямады тоже начнёт ими пахнуть, будет замечательно. Ведь тогда их запахи смешаются. Амемура эгоист, наверное, но не может справиться с этим детским желанием сделать что-то «личное» для каждого их «общим». — Я много врал. Всем, — наконец говорит Рамуда неожиданно даже для него самого серьёзным голосом, туша сигарету о край ограждения и пуская окурок в свободный полёт с крыши здания рэп-баттлов. «И до сих пор продолжаю» — вертится на языке, но Амемура лишь усмехается. У него нет выбора. Он либо делает то, что ему приказали, и живёт, либо сопротивляется и умирает. «Амемуру Рамуду» стирают из этого мира, и его больше не существует ни в одной из вселенных, ни в воспоминаниях его близких, ни в земле под могильным камнем. В конце концов, он всего лишь проект. Вкусивший тягу к жизни и совсем не желающий потерять все эти эмоции и впечатления, что ещё может познать. — О чём? — спрашивает Ичиро и смотрит на Рамуду, который качает головой и пожимает плечами в ответ. Он не может сказать этого. — О многом. Тебе и в страшном сне не приснится, Ичиро.~— он хихикает, бегло взглянув на собеседника, но глаза остаются серьёзными. — Но кое-что было правдой. — И что же? — Ямада чуть щурится, глядя теперь на огни зданий напротив, и его профиль чертовски красивый. Хочется ткнуть в очаровательную родинку под глазом. — То, что я любил тебя. Рамуда делает шаг к Ямаде и осторожно дёргает за рукав лёгкой кофты, заставляя развернуться к нему в ответ. Приподнимается на цыпочках в попытках сократить разницу в их росте, кладёт маленькую ладошку на затылок и наклоняет Ичиро к себе. Это их последний поцелуй. Поцелуй, знаменующий завершение этих двух лет молчания, замерших в пустоте отношений и невозможности сделать новый шаг вперёд. Ичиро, явно не ожидавший, теряется и в удивлении размыкает губы, чем Рамуда пользуется, сминая и обхватывая их своими, проскальзывает кончиком розового языка по зубам и уверенно толкается в рот. Получается до смешного неловко и по-подростковому странно. Словно этот поцелуй тоже из прошлого, как и ворох терзающих Амемуру воспоминаний. Казалось бы, у Рамуды накопилось достаточно опыта, чтобы одним поцелуем Ямаду заставить сбивчиво дышать и постанывать в губы, но он банально не может справиться с собственным телом, чуть дрожит и прижимается отчаянно-тесно, выхватывая каждую секунду их последней близости. Чувствует сильные большие руки на своей талии, бережно придерживающие, и хихикает. Он по-прежнему чертовски заботливый, этот дурак. Оторвавшись, он глубоко втягивает холодный воздух, стягивает со своих плеч большую согревающую толстовку, в которую успел незаметно положить леденец — по их старой традиции и в напоминание об этой ночи, о нём самом — надевает её на Ичиро, слегка улыбается. На этот раз искренне и абсолютно не лукаво. — Если бы не ты, я никогда не стал бы тем, кто я сейчас и кем буду потом, — Рамуда не собирается ничего объяснять Ямаде, на лице которого читается полная растерянность. — Я ничего не могу рассказать тебе, но… пожалуйста, наблюдай за мной, ладно? И пока, Ичиро-чан~ Амемура хихикает, делая несколько шагов назад, затем разворачивается и быстро исчезает за дверью, ведущей в здание, оставляя бывшего возлюбленного, нынешнего друга и соперника смотреть ему вслед. Дышать становится легче, бежать по лестнице — тоже. Рамуда отпустил то, что не давало ему двигаться дальше. Позволил и дорогому Ичиро сделать новый шаг. И пусть у Амемуры всё ещё множество тревог, а жизнь находится в опасности каждую минуту существования, он может попытаться выбраться из этого всего. Он вытаскивает из кармана телефон, набирает номер Гентаро и просит их с Дайсом собраться у его номера. Когда он подбегает к двери, те уже ждут его. Рамуда налетает на них с объятиями, и его звонкий голос разрезает бесстрастную тишину длинного коридора. — Давайте веселиться, мои поссе!