***
Возвращение в Донкастер даётся тяжело. Луи не испытывает и грамма тех эмоций, которые переполняют Элеанор. Она всю дорогу до дома, в который Томлинсон не возвращался после смерти матери, просит показать город, познакомить с друзьями, оставшимися здесь после выпуска. И это разочаровывает. Не в ней, нет. В себе. За то, что так безвольно поддаётся просьбам, словно смог оставить всё это в прошлом, словно давно отпустил то, что когда-то было так дорого сердцу, то, что принесло и самую сильную боль. — Дружище, сколько лет, — Стэн, тот худощавый и угловатый парнишка, теперь же уверенный в себе мужчина, набравший пару лишних килограммов, заключает его в крепкие объятия. Хлопает по спине. Целует руку Элеанор и улыбается весь вечер, рассказывая о работе, детишках и красавице жене. И Луи совсем немного завидует этой энергии и счастью, плещущихся в глазах напротив. — Хотел собрать остальных парней, но сам понимаешь, у всех семья, работа, дела. Но ничего, увидимся на вечере в школе, да? Слышал, Стайлс только не приедет. Жаль, конечно. Этот чёрт как умотал в свою Америку, так и не соизволил навестить старых друзей, — и если Луи и подвисает после его фамилии, то Элеанор этого не замечает, обнимая нового знакомого на прощанье.***
Уже битый час Томлинсон ворочается в кровати. Сон никак не идёт. Тихо поднимается и покидает комнату, неожиданно решая подняться на чердак. В место, где в сотне коробок покоятся воспоминания. И от чего-то впервые на сердце становится так легко. Больше часа он перебирает старые книги матери, письма, украшения и даже какие-то документы. Каждый предмет, попадающий под внимательный взгляд, заполняет опустошенную душу теплотой и любовью, с каждым связана особенная история. Наконец доходит и до собственных вещей. Одежда, плакаты, тетради, футбольный мяч, коллекции фишек и комиксов. Фотографии. Луи резко закрывает коробку, как только замечает аккуратно сложенные снимки. Это странно, но он помнит каждый. Стоит лишь закрыть глаза и представить. Школьные мероприятия сменяли семейные застолья и даже дикие попойки у Грэга дома. Первые пробы пера в уличной съемке, портреты прохожих, портреты друзей. И, конечно же, того, чье имя Луи выцарапывал не только из памяти, но и из сердца. Его фотографий там было больше всего. Вздох. Томлинсон вновь заглядывает внутрь. И решение, заменить те работы, что он привез с собой из Лондона, приходит само собой. Он подхватывает тяжёлую коробку и спускается в гостиную. Впереди длинная ночь.***
Это благотворительный вечер. И, возможно, Элеанор была права, настаивая взять с собой костюм. В растянутом свитере и джинсах Луи чувствует себя до ужаса нелепо не только рядом с собственной девушкой (к чему, по правде говоря, немного привык за прошедшие года). Все разодеты в дорогие смокинги и вечерние платья. Официанты разливают шампанское гостям, бродящим по залу в поисках экспонатов, за которые не жалко будет вывалить приличные бабки. К чему этот фарс? Томлинсон в очередной раз обещает себе не поддаваться так легко уговорам Элеанор. — Что это? — они доходят до секции с собственными фотографиями Луи. Он замирает напротив одной. «Любовь. Луи Томлинсон, 2009 г.» гласит, невероятно нелепая, надпись под холстом, на котором изображён он сам. — Сюрприз! — восторженно улыбается Колдер. — Когда ты ушёл отправлять фото на печать, я порылась в коробке и нашла это, а потом заскочила в типографию, пока ты спал днём. Ты здесь такой счастливый, Лу! Кто это фотографировал? — Не помню, — ложь легко срывается с губ. Разве он мог забыть? Десятый класс. Они оба обкуренные в одном из парков валяются на траве, пока Луи пытается снять звёздное небо. Гарри легко выхватывает камеру из рук друга. Щелчок. Готово. В его взгляде наигранное возмущение и смазанная улыбка. Весь вечер Луи глушит тупую боль шампанским (плесните же ему вискаря), пока Элеанор, так удачно сцепившись языками, остаётся в компании жён его друзей.***
Зона с фотографиями самая безлюдная. Все предпочитают изысканные картины, старинные украшения и даже предметы мебели. Луи прячется от толпы, топчется у собственных снимков. Элеанор назвала их прелестными, заметив, что любое издательство оторвало бы их с руками и ногами в те времена. Но Томлинсон не видит в них ничего особенного с профессиональной точки зрения. Плохой свет, неудачные ракурсы и заваленный горизонт. Особенными их делает лишь тот, кто на них изображен. Руки, уже тогда забитые татуировками. Непослушные, вечно торчащие в разные стороны кудри. Губы. Глаза. И даже протёртые до дырок вансы. Гитара на перевес. Бутылка пива на лавочке рядом. И нигде нет лица. — Думал, ты их сжёг, — хриплая усмешка позади. — Что? — Луи на автомате оборачивается и, уже второй раз за вечер, теряется. — Не думал, что ты сохранишь хоть что-то, — уверенно повторяет Гарри, делая небольшой глоток из бокала. И вот Стайлс уже не на снимках. Стоит рядом с ним, в грёбанной кожаной куртке, под которой надет вязаный чёрный свитер. Узкие джинсы. И неизменные вансы, только теперь совсем новенькие. — Ты пялишься. — Что ты здесь- — Мне, как и всем бывшим ученикам, было прислано приглашение, — и всё? Вот так вот легко? Бесит. — Понятно, — Луи отворачивается, пытаясь успокоить сердце, бешено бьющееся в груди. — Стэн сказал, что- — Он не знал, что я приеду. — Ты, блять, можешь не перебивать меня? — тут же заводится Томлинсон, яростно сжимая собственный бокал. На секунду их взгляды пересекаются в немой борьбе, прежде чем на лице Стайлса появляется мягкая улыбка, а в уголках глаз собираются морщинки. Сучонок. Некоторые вещи остаются неизменными. — Ну, привет, Луи Томлинсон, — и без зазрения совести этот придурок утягивает Луи в крепкие объятия. «Я скучал» повисает между ними в коротком мгновенье.***
— Так ты вернулся в Англию? — они выходят на улицу перекурить. Не вспоминают прошлое, не вспоминают обиды и тот последний разговор. Всё совсем не так, как представлял себе Луи. Слишком взрослые теперь, чтобы вступать в те подростковые перепалки? — Не знаю, — уклончиво отвечает Стайлс, стреляя сигарету. — Как получится. Разговор не идёт. Но Томлинсон не ощущает неловкости. Как и раньше. Почти. — Видел много твоих работ. Теперь не просто мальчик со старым фотоаппаратом, да? — Заткнись, — улыбка сама собой рисуется на лице. — Расскажи лучше, чем сам занимаешься? Никто из парней не в курсе, говорят, совсем пропал. Обижаются. — Был сложный период, а потом... Как-то стыдно что ли было? — Луи хочет сказать, что у всех был этот сложный период. Молчит. Давно ведь не дети. — Прости, что не приехал на похороны Джей. Я хотел позвонить, но, — Гарри делает пару затяжек. Нервничает? — Я был таким мудаком тогда, Томмо. Пиздец. — Забей, Хазз, я ведь тоже- — Нет-нет, послушай, я ведь приехал- — Луи! Вот ты где! — из здания выходит Элеанор, тут же обхватывает себя руками. Октябрь ведь. Ветрено. — Я тебе обыскалась. — Гарри, — Луи отводит взгляд в сторону, — Познакомься, это моя невеста, Элеанор. Элеанор, это Гарри, мой, — запинается, — Школьный друг.***
Когда следующим днём Томлинсон приезжает, чтобы забрать фотографии, оставшиеся невыкупленными, то не обнаруживает холста со снимком, сделанным поздним далёким вечером в парке. — Извините, мне кажется, здесь не хватает одной работы, — хмурится Томлинсон. — Название? — молодая девушка тут же открывает планшет, просматривая списки. — Э-э, «Любовь»? — Господи, как же глупо. — Всё верно. Она была куплена. — Кем? — Мне очень жаль, мистер Томлинсон, покупатель предпочёл остаться анонимным. Но, кажется, Луи и сам знает ответ.