***
По коридорам и аудиториям пополз слух, что в семинарию приглашен читать лекцию какой-то католик. Студенты сдержанно шумели, обсуждая это дело за обедом. Лекция должна была иметь формат открытого мероприятия. Старшие курсы пастырского отделения приглашались на нее в обязательном порядке, младшие курсы, регентши и иконописцы — по желанию. Ещё утром Ника Черновец, щеголяющая заживающим рубцом на ухе, сетовала, что какие-то особо гениальные барышни углядели в лекциях католика чуть ли не признак скорого конца света, устроили безобразно бабский стихийный митинг в общаге и задумали накляузничать на руководство непосредственно митрополиту. Диванный скандал осложнил ещё и тот факт, что все недовольные барышни с кем-то да встречались, а парни их не отличались ни особым умом, ни тягой к знаниям. Один, Глеб, и вовсе являлся гражданином весьма упертым: не особо разбираясь в матчасти, он временами позволял себе вполне националистические и местами даже антисемитские высказывания. Этого Глеба Лоргар обходил девятой дорогой — у Глеба с Бидоновым были весьма натянутые отношение, тогда как Лоргар считал Бидонова своим приятелем. Рыжее стихийное бедствие, Бидондер, несмотря на все свои недостатки, симпатию вызывал. А вот Глеб с его специфическими идеями — не очень. Говорят, дьявол скрывается в мелочах. Высказывания Глеба по типу «матушка — это как батюшка только женского пола», «нельзя рисовать драконов — они от сатаны», «а вот отрок Вячеслав* говорил, что под землей живут динозавры и скоро все повылезут», «я бы запретил показывать детям этих нарисованных страшилищ, детки пугаются, а потом болеют», «у нас своя русская правильная вера», «Бидондера точно отчислят, он какой-то того» и «черный цвет — цвет сатаны, а Черновец им опять своих японских чертей рисует» и прочее в том же духе вроде бы и были мелочью. А вроде бы и нет. Идеи Глеба были опасны. Опасны и непрошибаемы в своём кондовом невежестве. Не выдержав очередной поток бреда, Лоргар как-то раз сцепился с ним в словесном поединке и обнаружил в нём феноменальную глупость и фанатичную одержимость очень странными идеями несовместимыми с православием. Как Глеб до сих пор не вылетел из семинарии, Лоргар не знал. Но призрачный шанс того, что этот человек станет священником, пугал. После последнего богословского диспута в пищеблоке Глеб смотрел на Лоргара исподлобья и демонстративно удалялся всякий раз, когда на горизонте всплывали очертания трехметрового студента. Но озвучивать свои идеи при Лоргаре он больше не рисковал. Но даже несмотря на всё это, от Глеба так и веяло грядущей подлянкой, поэтому Лоргар старательно следил за собственными словами и поступками. Чтобы лишний раз не подставляться. Сам Лоргар в лекциях католика беды не видел: учебник по сравнительному богословию и перепечатанные лекции питерского профессора — это, конечно, хорошо. Но живой носитель конкретно католицизма, да ещё и с лекцией о католической обрядовости — это куда нагляднее и познавательнее. Можно задать вопросы, в конце-то концов. Сравнить. Это же здорово. Тем более, что католики по факту ближе к православным чем представители иных христианских конфессий. Как минимум, тем что не потеряли апостольскую преемственность, да и в плане догматики тоже. — Лоргар, вечером череда, не забудь, — напомнил Леха, роясь в конспекте. Преподаватель старославянского языка опаздывала, хоть пара и шла уже пять минут как, однокурсники сонно переговаривались, кто-то простывший, громко сопя носом наскоро передирал чей-то конспект. По аудитории сонно бродил Стас, разыскивая собственный учебник. Последняя парта у окна имела множество преимуществ. Даже имея рост Лоргара, сидя за ней можно было дремать вполглаза или рыться в телефоне. Лоргар сонно досклонял архаичные старославянские числительные и, зевая в ладонь, уткнулся лицом в столешницу: навалившиеся комом проблемы и вчерашнее сидение на чердаке так и не позволило выполнить домашнюю работу по целому ряду предметов. Успеть-то всё написать, он успел, но всё пришлось делать на ходу. Расправившись с упражнениями, Лоргар с грохотом выбрался из-за стола и хмуро заглянул в окно. Серые панельные дома, грачиные стаи, мокрый асфальт, провода ЛЭП черными линиями расчертившие небо, пятна легковушек в промозглой серости дворов. Аврелиан заложил руки за спину и хмуро кивнул своим мыслям. В нагрудном кармане кителя, холодя сквозь ткань рубашки кожу, всё ещё покоился мглисто-лиловый шарик с голубыми рунами в нём сияющими. Ввязываться в нездоровые игры космических арлекинов не хотелось от слова «совсем». Лоргар ещё раз достал сферу и пару раз подбросив в воздухе, спрятал обратно в карман. — Лёха. Слушай, — Лоргар задумчиво побарабанил пальцами по подоконнику и замер, неподвижно уставившись в окно, — здесь мой брат. — Который младенец? — в голубых глазах Володина рассеянно мелькнуло непонимание, он листал учебники, выписывая что-то в один из своих многочисленных конспектов. — Который из прекрасного далёко. — Подожди, я не понял. Это в каком таком смысле? — Ворон, — щелкнул щеколдой Лоргар, — птица — никакая не птица. — У тебя многовато братьев. Какой из них? — Корвус Коракс. Я так понимаю, он считает себя орудием возмездия, — пальцы Аврелиана нервно дрогнули. — Мы постоянно во что-то влипаем. Почему я не удивлен? — растерянно пробормотал Лёха, озадаченно моргая. — Ворон. Ворон Коракс. Он — мой брат, увязавшийся за культистами. Не поверишь. До сих пор в голове не укладывается. Меня случайно нашел мой брат из другой реальности. Невероятно. Просто невероятно. Лешка замер, озадаченно поскреб пятерней щетину на подбородке, расплылся в ухмылке: — Я такое видел в каком-то индийском кино. Там ещё все пели и плясали. — Без шуток, Алексей. Я чувствую, что он не чужой, — хмуро ссутулился Лоргар, исподлобья изучая серый городской пейзаж, — на днях съедет в Кукуевку, но пока что он здесь. — То есть, он здесь, в семинарии? А если начальство просечет? Подожди, ты действительно ему веришь? — Я ему верю, — переплетенные в замок пальцы будущего примарха судорожно сжались и побелели пятнами, — он нам не враг. Думаю, это он прикрывал нам спину когда явились демонетки. Это его я ощущал в тенях. Он… с ним что-то произошло. Он искажен варпом, я отчетливо ощущаю исходящие от него миазмы тварных энергий… — А это точно, что он…? — начал было Лёха и осекся, — блин, как его вообще угораздило вывалиться в двадцать первый век? Там же, в будущем, война. Он нужен там, а не здесь. — Народ, пары не будет! — звонко сообщил какой-то заглянувший в аудиторию первокурсник. — А… точно? — донеслось сквозь кашель, шарканье подошвами, шум перелистываемых страниц и ропот голосов, — а чего так?.. — Болеет что ли? — Аркадия Павловна болеет, у нее грипп. У нас тоже пары не было, дежпом попросил сидеть тихо, — моргнул младшекурсник, поздоровался с кем-то прошедшим снаружи, в коридоре и шустро убрался восвояси. Где-то в коридоре кто-то пронесся сломя голову и звонко гремя пятками. Алексей, всё ещё озадаченно моргая, откинулся на спинку стула и, вытянув свои длинные ноги, пару раз задумчиво качнулся на стуле. Сжав в горсти ластик, он рассеянно хлопнул им по столешнице и поднял глаза на друга: — Что будем делать, Лоргар? — У нас нет выхода, будем искать способ ему помочь. И, похоже, что методом тыка, — пожал плечами Лоргар и грузно осел пятой точкой на жалобно хрустнувший подоконник, скрестив руки на груди, — последователи другого меня как-то возвращаются в свою временную линию. Если удастся отследить как именно они это делают, мы сумеем помочь и Кораксу. Бесноватый колхидский старец, из которого в храме вышли бесы, наверное, знал как вернуться. Но его уже не спросить. Он отбыл сразу после таинства крещения, оставив за собой в варпе мощные возмущения. Нам нужен кто-то ещё. Кто-то оттуда. Но, опять же, как бы ни был хорош в бою Коракс, бросать его прямиком в пекло опасно. Его могут убить. Их как минимум больше. Иногда количество способно задавить качество. Я не хочу обрекать собственного брата на смерть. Я должен найти способ перенести его в его время, но в места относительно безопасные. Идеально было бы перенести его на один из имперских миров… из того, что я успел прочесть, можно сделать вывод: соваться прямиком в логово другого меня — самоубийство. — Нормальные герои всегда идут в обход? — тонко улыбнулся Лёха, качаясь на стуле. И многозначительно прищурился, разглядывая шрамы собеседника. — Нормальные герои всегда идут в расход, — помрачнел Лоргар и ссутулил плечи, нервно одергивая под кителем рукава белой рубашки, — но и это тоже. Боже упаси нас доверять инопланетным арлекинам языческого божка, но такая штука, Алексей. Их покровителя хлебом не корми, дай только нагадить сидящим в варпе матерым паразитам. И он как-то перемещал в наш мир и обратно своих расписных друзей. А это уже интересно. — Арлекины, — дернул щекой Леха и отбросил к конспектам ластик, — трикстеры — народ ненадежный. Того и гляди облапошат. — Они нас так и так облапошат, — усмехнулся Лоргар, нервно шаря пятерней по вороту и застегивая рубашку на все пуговицы, — лучше уж оказаться в итоге деятельным идиотом, а не пассивным дурнем, который так боялся принимать решения, что слил под днище всю игру. — Знаешь, мы тут опасались что этот Коракс того. Засланный казачок, — Лешка покатал по столу ручку и запустил пятерню себе в волосы, — всё-таки, не верю я ему, Лор. Там, в будущем, столько мощных колдунов что становится дурно. И целый легион профессиональных шпионов-диверсантов с неясными жизненными ориентирами. Ты уверен насчет нашего нового друга? — Да. Это он был в частном секторе, — Лоргар аккуратно приземлился за парту, попутно проверяя не шатается ли табурет. Типовые семинарские стулья под трехметровым студентом ломались на «раз», поэтому руководство выделило Лоргару монструозную дубовую табуретку вроде тех, на которые в храме, во время отпевания, обыкновенно ставили гробы. Табурет этот Лоргар таскал с собой из аудитории в аудиторию, на обеды, завтраки, ужины и на все общественные мероприятия. Неудобно, конечно, курсировать по корпусу с табуретиной в обнимку, да никто ж тебе в несуны табуретов не нанимался, всё сам. И это нормально. Кто ж виноват тебе, что ты — здоровенный детина, под которым хрустит бетон? Правильно, никто, — да не враг он, Лёх, я ж мутант, я это как собака чую. Надо как-то искать подругу Ники. Сдается мне, если разгадаем загадки арлекинов, поймем как вернуть Корвуса домой. — Как скажешь, — задумчиво кивнул Володин и с грохотом отъехал на стуле чуть назад. Лоргар бережно раскрыл молитвослов. Карточка с изображением грозного воителя в золотой броне мягко легла в раскрытую ладонь. Лоргар порывисто спрятал портрет Императора обратно в книгу и, пожевав губами, рассеянно пробормотал: — Я всё больше опасаюсь что этой «подруги Яны» давно нет в живых.***
Семинарский сад трещал на все лады гомоном воробьиных стаек, заполонивших заросли ракиты и бергамота. С тихим звоном и шепотом облетали кудрявые ивы, устилая листвой садовые дорожки. Пожелтевшие прутья давно отцветших вербен и пестрые, зеленовато-алые листья девичьего винограда ползущего по стенам сарая для метел. Сам сарай, квадратное бетонное строение, утопал в листве. Лоргар сорвал гроздь мелких, сизых ягод и задумчиво отправил в рот парочку. Нестерпимо горькие, вяжущие, они отдавали виноградным духом и освежали восприятие. Соберись, Лоргар. Это должно закончиться здесь. Это твой путь, Лоргар. Твой и ничей более. Люди не должны страдать. Больше никто не должен страдать. Цегорах — чудовищная тварь, связываться с которой опасно для жизни. Он знает о тебе, детина ты стоеросовая. Он хочет наладить контакт. Ты — его крапленая карта с копченой рубахой. И это уже не изменить. Случайные свидетели не должны превращаться в часть его безумной игры. Только не они. Думай, Лоргар. Думай, думай, думай, думай, думай. Ты по этой части — знаменитый мастер. Лучше одному умереть за всех, не так ли? И ты это можешь, Лоргар. Цегорах не успокоится пока не вцепится тебе в глотку. Все твои близкие и друзья в лучшем случае погибнут, если ты позволишь им следовать за тобой. И это в лучшем случае. А в худшем… Ты ж хотел быть вторым Данко, Лоргар. Вот и соответствуй. Прими весь удар на себя. Ты сможешь. А поджилки что потряхивает — не смотри. Это реакции глупого тела. Оболочки, ощущающей скорую смерть. Господи. Прими душу раба своего, Господи. Коракса только. Коракса побереги. Хороший он. Славный он парень, Господи. Я… спасибо. За брата спасибо. Такими братьями впору гордиться. Он замечательный. Я рад, что успел… что видел его. Аврелиан аккуратно вытянул из подпрелого грунта длинный витой арматурный штырь. Подвязанная к нему кудрявая забугорная красотка-ива немедленно накренилась, безвольно осыпая листву и растопырив бледные волнистые ветки. Нехорошо это, конечно, но не смертельно. Привяжут к чему-нибудь другому. А уходить в никуда безоружным просто глупо. Кто-то чуть правее с хрустом вломился в кусты. Вопли и треск прошлись эхом по саду. Всё ещё сжимая в кулаке мглисто-лиловую сферу, Лоргар замер, оглянулся и скептически поджал губы: сквозь заросли малины к нему отчаянно продирался Димка Мизгирёв. — Он здесь! Ты куда это собрался? — вынырнувший из-за дерева Володин ткнул в Лоргара пальцем, — ага! Я знал что ты попробуешь свалить один. — Геройствовать в одно лицо не дам, я тоже хочу сражаться! — отдирая от кителя цепкие ветки малины, сообщил оскорбленно Димка, — я из-за тебя без куртки на улицу выбежал, я, я… Ника! Он под виноградом! — Да вижу я где он. Не ори так. Лоргар, — выходя на плиты из-под ивы, тревожно позвала Ника, кутаясь в огромную цветастую шаль с кистями. От девушки исходил мощный душок уайт спирита**, скипидара*** и пивного сусла****. Кажется, ее вырвали прямо с занятия: надетый поверх рабочей одежды фартук пестрел пятнами высохшей краски, каплями сухой шпатлевки и засохшим месивом из опилок и авиационного клея ПВА, — Лоргар, я не успела связаться с Виктором. Нам надо его дождаться. Я думала… — Я не имею никакого морального права подставлять Виктора, — возразил Лоргар, подняв эльфийскую сферу и сосредоточено наблюдая как сквозь ее мглистое марево пробивается свет звезды по имени Солнце, — он не сгинет в застенках Комморага потому что не попадет туда. Ни под каким видом. — Вообще-то ты дал ему меч-испаритель, — возразила Ника и нахмурила брови, — я думала, ты признал его боевой единицей. Я думала, это значит что он с нами. — Вы тоже никуда не идёте. Дальше я иду один, — Лоргар обвел цепким взглядом притихших друзей, — вот только давайте без этих постных лиц. Я скоро вернусь. Присмотрите за городом. На чердаке мой брат. Если не передумает и не сбежит, дня через три за ним приедет моя мама. Особо не дергайте его, дайте человеку нормально отоспаться. Пока меня нет, Лёха за старшего. Слышал, Алексей? — Не, не слышал, — нахально протянул Володин и филосовски пожевал губами, — словеса басурманские, ни шиша не понятно. Я иду с тобой. — Мы тебя не бросим, — возмутился Димка. Да так, что даже его уши покраснели, — хочешь ты этого или нет, но мы идём с тобой! — Нет. Простите, — Лоргар отступил на шаг. Усыпанная золотой и багряной листвой осенняя аллея утопала в промозглой тишине расчерченной тонкими тенями ветвей. В паутинах дрожали капли. Где-то посреди клумбы трудолюбиво утеплял свою нору на зиму жирный паук-мизгирь. Прелой листвой и влагой дышали раскидистые заросли одичавшего жасмина. Лоргар подкинул сферу, поймал и решительно выдохнул, мысленно прощаясь с друзьями и со старушкой Землёй, — я в деле, старина Цегги. Нематериальный лиловый вихрь с утробным ревом взметнул ввысь охапки листвы. Сфера просияла ослепительно-голубым, и по коже Аврелиана, решительно сжавшего в пятерне мглистый шар, зазмеились цепи голубых эльдарских рун. Руны оживали, подрагивали и гасли. Чтобы вспыхнуть снова. Лоргар стиснул зубы, прижал сферу к груди и закрыл глаза, изготовившись к худшему. — Лоргар! — всплеснула руками Черновец. Кто-то ринулся наперерез, пытаясь изловить Аврелиана за рукав. Над головами просиял сложный лиловый символ. И прямиком на головы семинаристам с диким грохотом, прямо из лилового сияния, рухнул труп. Длинноногий, тощий труп, франтовато наряженный в какой-то невозможный шашечно-полосатый узорчатый костюм. Белая маска шута ехидно скалилась ртом-щелью и матово сияла. Клочья энергий и неведомые руны погасли и истаяли будто их и не было. Лоргар распахнул глаза, в недоумении склонился над рухнувшим в листву телом и на всякий случай спрятал сферу в карман. — Да чтоб тебя. Трупачина, — расстроенно изумился Леха и уселся подле на корточки, — смешная шутка. Ничего не скажешь. — А давайте я потыкаю в него палкой, может, он живой, — оживился Димка и шумно полез в кусты за веткой. — Никаких палок, имей уважение к разумным существам, — отозвалась Ника, присев на корточки и пытаясь нащупать на шее арлекина пульс, — а пульса-то и нет. Кажется, действительно мертвый. — Это девушка или парень? — вытянул шею Димка, любознательно таращась на расцвеченный малиново-голубыми ромбами камзол шута и на сбившиеся на бок, собранные в высокий конский хвост чернильно-черные волосы, — ух ты, вот это косища! — Дим. Не пялься так, имей совесть, — сделала строгое лицо Черновец и аккуратно поправила шуту прическу, — что нам делать с мертвым эльфом? — Ну не здесь же оставлять… — пробормотал Леха и заглянул под куст, — вроде бы ничего из него не вывалилось. — Лёха! — Что? Действительно же, ничего не… — Может, у него есть оружие? — шмыгнул носом Димка. Лоргар моргнул, опустился на корточки и бережно усадил труп, облокотив о бетонную стену сарая. На голову шуту немедленно посыпались листья. — Может мы не будем рыться в карманах месье комедианта хотя бы из уважения к его профессии? — взвилась Черновец, гневно сияя глазами, — он не сделал нам ничего плохого. — Почему ты думаешь, что это не девка? Да здесь эта маска и такое шмотьё, что не понять. Может оно вообще средний род… — Это мужчина. Очень интересный мужчина, — Черновец густо побагровела и отдернула руки, обнаружив что почти машинально застегивает на трупе камзол. Поймав на себе насмешливый взгляд Алексея, девушка кашлянула, нервно одернула свитер и попыталась справиться с собственным голосом. В нём отчетливо ощущалась паника, — я не в том смысле. Ну, это видно. И. Я. Это. Ребята. Надо его похоронить. — Правильно, — кивнул Леха многозначительно ухмыляясь и щурясь то на труп, то на багровую Нику, — прах к праху. — Ну, я подумал, артефакты… можно… — Димка стушевался, — а вообще… не важно, забудьте. Вы правы. Это не та ситуация. Не то же самое что собирать трофеи с поля боя. Действительно, выходит будто могилу обокрали. — Куда его? — Леха стряхнул с головы шута листья, пытливо вглядываясь в его маску. — Не трогайте маску, — предостерег Лоргар, пытливо осматривая тело на предмет повреждений и щупая узкие, изящные, бледные до синевы запястья, — их анатомия явно отличается от нашей, но ткани всё ещё мягкие. Он умер недавно. Странно, повреждений нет… — Маску, — перебила его Ника, моргая и поспешно отводя глаза, — маску надо снять. Может, его ещё можно откачать… — Я даже не представляю как она вообще снимается, — признался Лоргар, осторожно подхватив двумя пальцами безвольно упавшую на грудь голову шута, — она закрывает и виски, и затылок, и лицевые кости. Какая всё-таки тонкая работа. — Осторожнее с ней, их артефакты могут быть с подвохом, — авторитетно заметил Лёшка, — арлекины зажигать любят. И умеют. Ника достала гремящий «Куклу колдуна» телефон и присвистнула: — Ребят, я пойду. Сейчас урок закончится. Последний урок сегодня, я ж реставрацию прогуливаю… — Иди, — Лоргар аккуратно подхватил мертвое тело на руки, — слушай. К вам в кабинет же дежпом особо не ходит? — Ну, как бы, да, — медленно кивнула Ника, — ребята сегодня уйдут играть в футбол с гастрбайтерами, я слышала. Ярик опять засядет в свой углу за этот его первый «Невервинтер» и закроется от дежпома; он в наушниках, его оттуда пушками не дозовёшься. Я — на череду. Если дежпом и заглянет, только перед отбоем. Проверить как вымыты полы. — Отлично, — Лоргар кое-как, одной рукой, стащил с себя китель, бережно спеленал в него труп и, пеленая, ненароком получил от бездыханного тела пяткой в глаз, — надо же, какой я неловкий. Смотрите. Ты, Ника, идёшь на занятия, мы идем следом… — На первом этаже регентская общага, можем наткнуться на кого-то, — не согласился Димка, — да и как объяснять встречным чего из твоего кителя ноги торчат? — Это меньшее из зол, — покачал головой Лоргар, — куда хуже прятать тело здесь, по территории частенько гуляют и прихожане с детьми, и студенты. Поэтому несем труп к иконописцам. — Ну, а дальше? — Володин кивнул на свисающие с руки Лоргара икры шута. Затянутые в сумеречно синий расписной шелк, — эльфы эльфами, но труп очень скоро завоняет. — Это не беда. Откроем окно, я Ярику скажу что бухой косплеер, приятель мой, плохо ему. У нас сейчас такой смрад от скипидара, что хоть на стенку лезь. Не то что одного мертвяка, роту не учуять, — хмыкнула Ника, искоса поглядывая на обнаженную бледную шею эльфа и тонкие, изящные запястья, — накроем моим пальто, пусть выглядит всё так, будто он спит. Яр эльфов того, любит, он у нас вообще фанат Невервинтера, Морровинда и всяких Варкрафтов. Главное, чтобы Ярику не пришло в голову будить нашего покойничка и выяснять какую такую фракцию он собой изображает… — Воевать-мастерить, стул заморозили, — заржал Леха, отряхивая плечи от листвы, — ты не в курсе, у него есть те отбитые переводы от «Фаргуса» из девяностых? — Не знаю, спроси. Вроде что-то было, — Ника мельком заглянула в телефон, — ладно, я побежала. Осторожнее, ладно? — Иди, — величественно кивнул Лоргар, крепче прижимая к груди бездыханное тело и стараясь не цеплять его безвольно болтающейся головой ветки, — мы сейчас придем. Главное, дождись нас. Димка шмыгнул носом и растерянно моргнул: — Ребят, а что такое «фаргус»?***
Вечерняя служба шла своим чередом. Хор, под рукодством серьёзной девушки с третьего регентского курса, тонко и слегка дрожаще выводили "Величит душа моя Господа". Кадильный звон гулял в золотом свете свечей и теплом сиянии красных, синих и зеленых лампад. Диакон деловито обходил храм по периметру, ровно и степенно плясало в его руке дымящееся кадило. Впереди диакона поспешно вышагивал дежурный по храму студент, изредка тихо делающий замечания прихожанам, замешкавшимся на пути у диакона. Люди неторопливо отходили, чаще всего сами, с пути следования диакона, неспешно крестились и так же неторопливо возвращались на свои места. Плыли клочья пахучего, смолистого дыма, пахло простым ладаном, горячим воском, старыми книгами, детством и светлой радостью. Лоргар мирно подпевал хору, заняв собой треть левого клироса и нависнув над певчими ожившей скальной глыбой. Уставщик, сухощавый и нервный Коля Шмата, орудовал над стопкой книг, шуршал страницами и постоянно ускользал куда-то в алтарь через боковые, диаконские врата. Кто-то из ребят случайно облокотился спиной на слабо закрепленное древко хоругви. И алый трехвостый стяг с вышитым на нем Христом опасно заходил ходуном, мотая кистями. — Лоргар, — до слуха Аврелиана донесся чей-то шепот, — да блин. Лоргар! Лоргар обернулся. Снизу вверх, задрав головы, на него взирали встревоженная Ника и угрюмо поглядывающий по сторонам родновер. — Витя пришел, — свистяще шепнула Черновец, улыбаясь и кивая на родновера. Сам Виктор всем своим видом выражал противление среде и независимость, — он поможет… Ты знаешь с чем. — Иду, сейчас, — одолев спуск, Аврелиан крепко пожал протянутую руку и решительно повел озирающегося родновера прочь из храма, под таинственные переливы старинного напева, в рыжеватом свечном зареве. Древнерусский бисер древней молитвы переливался и мерцал шелком и теплым светом детских воспоминаний. Незамысловато и мягко переливались, сплетались, плыли по притихшему храму чистые девичьи голоса повторяя снова и снова «честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим». Кое-где им дребезжаще и торжественно подпевали старушки. Лоргар моргнул и потупил глаза. В груди всё сжалось от тяжкого, мрачного осознания: он убийца. Да, он защищал свою землю, друзей и себя. Да, так и должен поступать любой нормальный человек. Но факты — упрямая вещь. Он убивал. Собственными руками. И это поселило где-то глубоко в груди что-то темное, исполненное тоски и мертвящего холода. — Мирно здесь, — басовитый, низкий голос родновера как-то неправильно дрогнул, — это они на древнерусском поют? — На старославянском. Все богослужебные тексты Русской Православной Церкви написаны на старославянском языке, — тихо отозвалась Ника, — мы изучаем его в семинарии. В идеале, кто хорошо знает старославянский, легко поймет любой славянский язык. Сербский, польский, украинский, белорусский. Любой. Все они похожи. Мы все из одной семьи. Мы братья. Родновер поспешно отвернулся, кашляя в кулак и сутулясь. Покинув храм, Лоргар уверенно зашагал в сторону регентской общаги. По пути так никто и не попался навстречу. Ника довела спутников до аудиторий, у самых дверей заговорщики замешкались. В тусклоосвещенном персиково-рыжем коридорном сумраке особенно ярко белела местами ободранна дверь туалета с традиционным белым листком, гласящим: «УХОДЯ, ГАСИТЕ СВЕТу!» На столах сохли квадратные куски толстой фанеры, покрытые свежей, неотполированной шпатлевкой. Рядом, на заляпанном табурете, покоился накрытый мокрым полотенцем наполовину полный тазик. С какой-то густой и глянцево-белой субстанцией в нем. Пока Ника хмуро рылась по карманам ища ключи, родновер, заинтересованно ухмыляясь, поднял со стола одну из досок и поднёс к лицу: — Пахнет мелом. Какая-то странная шпатлевка. — Это левкас, его варят на меловой основе. Дай сюда, — Ника хмуро отобрала у любознательно тыкающего пальцем в корыто родновера сырую доску, — это первого курса. Зашлифуют и будут рисовать горки. — Кого? — весело переспросил Виктор, увлеченно ковыряя пальцем содержимое тазика и намазывая пахнущую мелом массу себе на руку, — прикольная хрень. — Дно не поднимай, — возмутилась Черновец, отбирая тазик у Виктора, — внизу оседает вся грязь. Виктор присвистнул и забрался обеими руками в картонную коробку битком набитую белыми от левкаса наждачками. Из общей кучи вывалилась черная абразивная сетка. — Вот ты где, — Ника подхватила ее и загремела ключами, отпирая дверь в класс, — я уж было думала, что потеряла. Лоргар мягко улыбнулся: Виктор, ничего не слыша, самозабвенно рылся в куче каких-то греческих журналов. Журналы эти валялись буквально повсюду, перемешанные с тюбиками акриловой краски, со слипшимися кистями и пригоршнями еловых шишек. Всё это добро торчало из картонных коробок, возлежало на стуле и гнездилось в столе. С пустых ведер свисали грязные тряпки, за одним из столов, у стены, пылились рулоны каких-то ватманов, наброски и полусломанная гардина без струны. Что-то загремело, и из ближайшей неустойчивой, мятой коробки на матерно ругнувшегося Виктора посыпалась целая флотилия баночек из-под детского питания. Ника закатила глаза и с ироничным фырканьем распахнула дверь класса. Ощутимо запахло свежесваренным кофе. Что-то глухо ударило об пол. Охнула тихо Ника. — Твою ж налево… — вырвалось у родновера. Лоргар непонимающе поднял глаза. На одной из парт, живописно задрапировавшись свисающим с плеча лоргаровым кителем и манерно цедя горячий кофе из преподавательской чашки, вальяжно восседал недавний эльфийский труп. А клацающий клавиатурой в углу Ярик, не глядя глотал содержимое чайника. Его старенький компьютер тарахтел нутром процессора, а на экране огненно-рыжий и верткий кровавый эльф оживленно носился по безжизненной багровой пустоши, неистово гася с двух рук всяких лавовых тварей и иных отродий виртуального мира.