Быть глухонемым в мире, где люди находят своих соулмейтов по звуку голоса — было, мягко говоря, расстраивающе.
Тодороки было двадцать два.
У него была неплохая, устраивающая его жизнь. У него была работа. Он жил в небольшой уютной квартире. У него был кот. Ему даже посчастливилось обрести друга. Хотя, причиной для такого малого количества людей в его круге общения была скорее не его особенность, а лишь неуверенность в себе.
С Мидорией он знаком еще с тех пор, как им было по шесть лет.
Изуку был самым дружелюбным человеком, которого Шото когда-либо встречал. Тогда, много лет назад, он был не первым, кто захотел с ним дружить, но первым, кто остался рядом с ним, даже когда понял, что новый друг ему не ответит, не посмеется вместе с ним, не расскажет о том, как прошел день.
Ну, так было в детстве.
Когда им было по тринадцать, Мидория выучил язык жестов.
От значимости его поступка Тодороки в тот день по-настоящему расплакался.
До этого он мог свободно общаться без использования блокнота с ручкой или телефона только с сестрой, а с ней он мог обсуждать не все. С Мидорией было в разы легче. Он помогал ему совершенствовать свои навыки, и спустя год Изуку мог использовать язык жестов так же свободно, как и сам Тодороки.
Они ровесники, и когда им было по шестнадцать, Мидория впервые услышал голос своего соулмейта.
Тодороки был рядом с ним в этот момент, и он отлично помнит, каким было выражение его лица. Шото прочитал по губам расстерянного Изуку «вау», а затем удивленное «Урарака?», когда тот почти сразу узнал знакомый голос своей одноклассницы.
Тодороки лишь поздравил его, усмехаясь при взгляде на смущенное и покрасневшее лицо друга. Тот что-то бормотал, но Тодороки не успевал понять, что, да и это было не важно.
Спустя два месяца Тодороки познакомился с Ураракой как с девушкой своего лучшего друга.
Он немного завидовал, но это было даже естественно.
Он ни разу не слышал голоса своего соулмейта, и невольно задумывался над тем, что люди, не способные слышать вообще, никогда не смогут слышать и своего соулмейта тоже.
Это расстраивало. Не могло не расстраивать.
По статистике больше половины людей находили свою родственную душу до двадцати лет.
Тодороки было двадцать два, и он ни разу не слышал ничего.
Урарака была милой. Тодороки было комфортно рядом с ней. До знакомства с ним она уже была в курсе того, что он не слышит, и, насколько Шото мог по ней судить, ей было почти все равно.
У нее была живая мимика, и, говоря что-то Тодороки, она старалась делать это так, чтобы ему было легче прочитать по ее губам. Шото нравилось общаться с ней.
Именно она и помогла найти ему работу. Точнее, она его наняла. Год назад они с Изуку исполнили свою общую мечту — открыть пекарню. Если честно, когда Тодороки впервые услышал об этом, он почти не верил в то, что что-то из этого выйдет. Ему, безусловно, нравилось быть кондитером, это всегда привлекало его интерес, но с трудом верилось в то, что из идеи нанять на работу глухонемого человека выйдет что-нибудь стоящее.
Но все было более чем замечательно.
Работа приносила Шото удовольствие и заработок, Изуку и Урарака почти всегда были рядом с ним и такая жизнь его устраивала.
На его бейджике под именем было написано короткое извинение с объяснением.
Почти все понимали все сразу и относились с пониманием, хотя дни, когда его пытались оскорбить и задеть побольнее тоже случались.
У кассы всегда были заготовлены специальные таблички с самыми популярными фразами, которые Тодороки время от времени было необходимо сказать покупателям. Мидория придумал это, и так действительно было удобнее.
Пекарня не была жутко популярной, чего Тодороки втайне боялся, но к ним приходило немало людей. За год появились даже постоянные покупатели.
И, так как Урарака была на седьмом месяце беременности, в последнее время Тодороки был на работе один.
Сегодняшний день был в числе таких.
Входная дверь открылась, и Тодороки поднял голову, отвлекаясь от телефона. Увидев знакомое лицо, он немного расслабился.
Этот парень был их постоянным покупателем, и Тодороки всегда забавляли его торчащие волосы, которые выглядели колючими, но почему-то все равно казались мягкими на ощупь.
Тодороки знал, что этого парня зовут Бакуго, и что он любит дорогие пирожные с огромной кучей крема и украшений.
Тодороки всегда вспоминает о Бакуго, когда готовит их.
Бакуго был чуть ли не одним из первых людей, которые пришли в их пекарню, когда они только-только открылись. На этом месте раньше был книжный магазин и тот сперва не понял почему вместо привычной обстановки он наткнулся кучу сияющих надписей, тихую музыку и разнообразие выпечки.
В первый же раз Бакуго поругался с Мидорией, и Тодороки уже не помнил что там вообще было между ними.
Казалось, это было давно.
Бакуго отряхнул свою красную вязаную шапку и такого же цвета шарф от снега и подошел к кассе. Наткнувшись взглядом на приветственно махающего ему Тодороки, он кивнул в знак приветствия и опустил шарф на шею, чтобы Шото мог видеть, что он говорит.
— Привет, — понял Тодороки и легко улыбнулся. От Бакуго веяло холодом. — Давай просто как обычно. И еще половину вон того… нет, правее… да, вот.
Тодороки не сдержал улыбки, на что Бакуго фыркнул. Объясняет он, конечно, лучше всех.
С легкой улыбкой Шото повернулся чтобы упаковать все, становясь спиной к Бакуго. Сейчас они были в пекарне одни, и обстановка здесь стала уютнее с приходом Кацуки.
Шото управился за пару секунд — привычными движениями перекладывая выпечку в коробочку и кладя уже ее в пакет. Он аккуратно поднял первую коробку, собираясь положить ее, но вдруг услышал какой-то шум.
Пирожное разлетелось по столешнице, а раскрытая коробочка упала на пол, пачкая бежевым кремом и его.
Тодороки замер.
Погодите, он что, только что, слышал?
Что-
Вау…
Это ведь… Неужели Тодороки все-таки может слышать своего соулмейта? Свою родственную душу?
Шум в голове прекратился в ту же секунду, как и начался, как будто…
Тодороки обернулся к Бакуго. Это ведь не мог быть он, верно? Это…
Кацуки нечитаемым взглядом посмотрел на свою любимую сладость, теперь разбросанную по частям по комнате, и вздохнул.
Тодороки сдвинулся с места и поспешил принести еще одно пирожное, но уже куда более растерянно.
Он только что слышал.
Бакуго, не замечая смены чужого настроения, скучающе обводил взглядом помещение. Была уже середина декабря, а здесь не было ни единого украшения к Рождеству.
Бакуго аккуратно коснулся ладони Тодороки, чтобы тот посмотрел на него.
— Вы будете здесь украшать? — спросил он, и, дождавшись запоздалого кивка заторможенного Тодороки, чуть смущенно продолжил: — Я могу помочь. Ну, украсить. Вряд ли твой Мидория найдет на это время. Он ведь постоянно с Ураракой сейчас, так?
Тодороки вновь кивнул. Ему нравилось, что когда они с Бакуго были одни, тот говорил больше, чем в присутствии Изуку, Очако или других покупателей.
Эта мысль всегда была непонятно приятной.
Тодороки пожал плечами на предложение Бакуго, не уверенный в том, что должен ответить.
Мысли против воли уносили его в определённо неверном направлении.
Боже…
А что, если он действительно слышал голос Бакуго?
Сердце Шото будто замерло и продолжило стучать в удвоенном ритме.
О
боже.
Тодороки теперь казалось, что он слишком явно пялился на губы Бакуго, но нет, это было совершенно естественно, он ведь должен понимать его как-то, и…
Шото вздрогнул от того, что Бакуго вновь тронул его за руку.
— Тодороки? Все в порядке? — понял Тодороки и закивал. Бакуго слегка хмурился.
Шото опустил взгляд на свои руки и протянул Бакуго пакет, дожидаясь, пока тот оплатит. Кажется, уходя, тот сказал что-то еще, но Тодороки успел разобрать только «до завтра».
До завтра, Бакуго.
***
На следующий день Мидория, замученный совестью из-за того, что скидывает всю работу на друга, все же пришел. Тодороки был немного расстроен этим. Он ведь собирался сказать Бакуго о том, что слышал его голос.
Боже. Тодороки
слышал.
От одном воспоминании об этом в груди разливалось тепло, и Шото вспоминал всякие глупые крылатые фразочки вроде «бабочки в животе».
— Тодороки, ты в порядке? — Спросил его Изуку, когда тот которую минуту подряд водил тряпкой по столешнице на одном и том же месте.
Шото неловко кивнул, прекращая. Было немного стыдно. Он ведь даже не был уверен в том, что он слышал действительно Бакуго. Если он ошибается, то это…
Это было бы больно. Шото хотел, чтобы Бакуго оказался его родственной душой. Мысль об этом была невероятно приятной.
Даже если Бакуго в итоге отвергнет его и больше не станет даже приходить к ним, Тодороки все равно чувствовал, что просто обязан ему сказать. Бакуго просто должен это знать. Уже потом он решит, что с этим знанием делать, и Тодороки не останется ничего, кроме как принять его выбор. Но сейчас он лишь обязан сказать.
***
Тодороки понял, что зашел новый посетитель по тому, как дернулся Мидория, с привычной улыбкой поворачиваясь и вставая рядом с ним за кассу.
Волнение будто бы разлилось по внутренностям Шото, стоило ему увидеть Бакуго.
Тот был привычно хмурым и даже не поздоровался в ответ на слабую улыбку Тодороки — ну, типичный Бакуго.
Он что-то сказал, и Мидория, кивком указав Шото на кассу, чтобы тот занялся оплатой, скрылся из виду. До Тодороки только спустя секунд дошло, что тот не сбежал, а пошел смотреть, осталось ли у них еще что-нибудь внутри. Шото скосил глаза на прилавок и увидел, что любимых пирожных Бакуго действительно нет.
Он опустил глаза на клавиатуру и тут же вздрогнул, хватаясь ослабшими пальцами за край столешницы.
Боже.
Он снова слышал это. Это был все такой же мутный шум, что и вчера, ведь Тодороки не умел различать слова. Он слышал всего второй раз в жизни.
Вау.
Шото тяжело сглотнул, боясь поднять глаза на Бакуго.
Что, если это не он?
Нет…
Мидория мог вернуться в любую минуту, и Тодороки, вздохнув, поднял голову, смотря на Бакуго. Шум в голове прекратился, и Тодороки с трудом осознал, что причиной этому был Бакуго, чьи губы замерли, прекратив напевать играющую в пекарне песню.
Бакуго выглядел растерянным. Еще бы, Тодороки ведь на него откровенно пялился, краснея все больше с каждой секундой.
— Ты чего? — понял Шото, опустив взгляд на губы Кацуки.
Мидория вернулся вовремя.
Тодороки тут же схватил его за локоть, заставляя обратить на себя внимание.
Изуку обеспокоенно нахмурился, собираясь что-то показать жестами, но Тодороки опередил его, быстро двигая руками в воздухе перед собой и стараясь не путаться в пальцах.
Господи.
«Скажи Бакуго, что он красиво поет»
Шото выдал бы что-нибудь менее банальное, если бы не был сейчас так сильно взволнован.
Кацуки Бакуго — его соулмейт.
С ума сойти.
Мидория непонимающе нахмурился, и Тодороки безумно захотелось поторопить его, ну, пожалуйста, но тот спустя секунд просиял, улыбаясь то ли счастливо, то ли совершенно удивленно.
Он повернулся к Бакуго и сказал ему то, что просил Тодороки.
Шото подождал ровно четыре секунды, прежде чем не выдержал и посмотрел на реакцию Бакуго.
Тодороки впервые видел на его лице растерянную, но искреннюю улыбку, но уже спустя секунду мог чувствовать ее вкус на своих губах.
***
В повседневной жизни Бакуго выглядел грубым и молчаливым, но окружающие его люди даже не догадывались о том, что только благодаря ему Шото Тодороки знал, как звучат слова «Я люблю тебя».
