Женщина-загадка

Тсуджимура позиционировала себя как женщину-загадку. Это было не так просто, как думал Анго, который себя вообще никак не позиционировал. Эта деталь любви к нему не прибавляла. Как и то, что звонил он когда попало, не пытаясь соблюдать хоть какую-то секретность, а ещё плевать он хотел на хрупкое чувство общей тайны. — Здравствуйте, Анго-семпай, — вымучено выдавила Тсуджимура, одной рукой прижимая к уху мобильник, другой забирая с прилавка свое латте. Она кивнула в знак благодарности баристе, задней мыслью пожалела, что сегодня тут не та хорошенькая девчушка, которая начала работать в этой кофейне на прошлой неделе, и начала прикидывать, как же сейчас сядет за руль с латте и телефоном. Последний остался возле уха, прижатый плечом, а стаканчик с кофе был отставлен в сторону. Ну вот, теперь совсем остынет. — Что-то случилось? — А у вас? — ответил вопросом на вопрос Анго, и глаз Тсуджимуры, кажется, дернулся. Наверное, от недосыпа, её ведь не может так раздражать собственный семпай, да? — С тех пор, как я отрапортовала вам о последнем задании, — а это было 40 минут назад, отметила про себя Тсуджимура, — нет. — Какое счастье, — было похоже на то, что Анго правда выдохнул с облегчением. — Как там Аятсуджи-сенсей? — Наверное, сидит в подвале в окружении своих жутких кукол, — Тсуджимура постаралась звучать как можно более непринуждённо, хотя вопрос немного сбил её с толку. Как и мысли о десятках слишком искусно сделанных кукол. — А что, он снова вне видимости снайперов? — Снова. На вас вся надежда. Берегите себя, — прибавил Анго после секундной заминки. У Тсуджимуры дернулся второй глаз. Не успела она открыть рот, чтобы спросить, что не так, как Анго отключился. А что-то точно было не так, ведь никто никогда не звонил Мизуко Тсуджимуре, чтобы спросить, как у неё дела! Кроме мамы, но сейчас не об этом. Кто такой Аятсуджи и почему он сенсей? О втором Анго, может, и знал, а Тсуджимура могла только догадываться. Ещё бы, каждый день присматривая за ним, как за дитём малым. Медленно превращаясь из важного-преважного агента в воспитательницу детского сада. И ничего, что пока в её группе только одно дитё — на мужчину всё-таки не тянет — и две кошки. Сути это не меняет. Ну и если коротко, Юкито Аятсуджи был гораздо, гораздо более раздражающим по сравнению с Анго детективом-убийцей. Раздражал он как минимум потому, что всегда смотрел на Тсуджимуру так, словно никакой загадкой она для него не была. Невольно напрашивался вопрос, и для кого же она старается, для себя? Нет, для других, ведь быть загадкой для самой себя сомнительное удовольствие. Справедливости ради стоит отметить, что даже в нем Тсуджимура себе не отказывала. Она припарковалась возле нужного ей дома, но до порога дойти не успела. Снова зазвонил мобильник, и это снова был Анго, а значит, разговаривать близко к дому было нельзя. Хороший слух Аятсуджи продолжал поражать. Впрочем, в этот раз Тсуджимуре и рот открывать не пришлось, Анго коротко изложил суть нового задания, детали пообещал прислать на электронную почту и положил трубку. Перед этим пожаловавшись, что правительство снова отклонило просьбу об устранении опаснейшего эспера Юкито Аятсуджи. Облегченный вздох Тсуджимуры уже точно никто не мог слышать. Она слишком хорошо знала, что под собой подразумевает это устранение. И почему-то была уверена, что мертвый Аятсуджи окажется гораздо более отвратительным, чем живой. В задумчивости она дошла до нужного ей кабинета, да так и замерла в дверях. Аятсуджи сидел тут, за своим рабочим столом, а вовсе ни в каком не подвале. И, наверное… работал? Он пришивал кружева к юбке какой-то новой куклы, оттенком бирюзовых волос уж больно напоминающей… — О, — глубокомысленно изрекла Тсуджимура. — Угу, — кивнул Аятсуджи. — Я не знала, что ты… шьешь. — Я еще и самих кукол иногда делаю. Как бедный холостяк, живущий от зарплаты до зарплаты, не могу же я всё покупать. Как жаль, что флиртовать с симпатичными баристами я тоже не могу себе позволить. Тсуджимура невольно съежилась под неожиданно пристальным взглядом и продолжила рассматривать куклу. Её смущение быстро сменилось злостью. Ну конечно, костюм горничной, кто бы сомневался. Довольно симпатичный, с длинной юбкой и без двусмысленных намеков, но… — Прояви чудеса дедукции и угадай, как её зовут, — нарушил неловкую тишину Аятсуджи. Тсуждимура только мотнула на это головой. И так было понятно, к чему идет дело, но она лучше умрет, чем это озвучит. Или будет снова высмеянной за отсутствие логического мышления при такой-то работе. Как-то всё равно, её вообще волновать не должно, что себе думает её… подопечный. — Ладно, знакомься, это Мизуки-чан, — Аятсуджи гордо продемонстрировал своё творение. — И почему она так одета? — Ей идет, — пожал он плечами, а Тсуджимура поспешила ретироваться на кухню. Больно не хотелось светить своими порозовевшими щеками. Она заливала растворимый кофе кипятком и думала, не было ли это всё хитроумным планом Аятсуджи, чтобы снова заставить её что-то для него делать. Наверное, нет, она ведь и себе кофе готовит. То остывшее латте оказалось просто отвратительным, нужно бы черпануть сил из чего-то другого. Как иначе обсуждать до ночи проблемы мирового масштаба? Тсуджимура вернулась с двумя чашками, и именно этим они и занялись — обсуждением проблем мирового масштаба. Точнее очередного задания от Анго. Аятсуджи даже с некой благодарностью взял чашку, при этом, похоже, специально пытаясь не дотронуться до чужих пальцев. Тсуджимуру эта деталь, конечно же, ничуть не задела. Она хмуро села напротив него и встретилась с не таким уж и стеклянным взглядом Мизуки-чан. Интересно, лицо ей тоже Аятсуджи рисовал? Схожесть угадывалась сразу. Тсуджимура кивнула самой себе и начала рассказывать, куда им завтра после полудня нужно поехать. Местные полицейские закрыли дело, обозвав его групповым самоубийством, но выглядело всё слишком уж странно. Неправдоподобно, в глаза сразу кидалось чересчур много несостыковок, объяснить которые можно было только вмешательством эспера. Тсуджимура только собралась высказать свою теорию на этот счет, как её собеседник поднялся со своего места и преспокойно куда-то ушел. Ей даже обидно от этого не было, просто руки в черных перчатках мелко затряслись, а глаза предательски защипало. Какого чёрта… Какого чёрта они проводят вместе столько времени, но даже не то что стоят на мертвой точке, а ещё больше отдаляются друг от друга? «Или нет?» — проскользнула смелая мысль, когда Аятсуджи вернулся с пачкой печенья и положил её посередине стола. — Я думаю, — отрешенно проговорил он, — что кофе у тебя теперь получается идеальным. Практика творит чудеса. — А, — сказала Тсуджимура и на этот раз покраснела ну точно слишком заметно, — спасибо. А про групповое самоубийство ты что думаешь? — Что умирать это очень глупо, даже если вместе с кем-то, — Аятсуджи опустил голову на руки, но продолжал выглядеть крайне сосредоточенным на чем-то своем. И ещё милым, потому что ни странных очков, ни той странной шляпы на нем не было. Светлые пряди беспорядочно разметались. — Я про задание, — Тсуджимура кашлянула в кулак и начала убеждать себя, что краснеть — удел школьниц, а не женщин-загадок. — Всё очевидно, — и Аятсуджи начал рассказывать, как же всё было на самом деле. Сначала Тсуджимура удивлялась, потом слишком устала от этого и начала каждое предложение сопровождать зевком. Солнце успело сесть, и она потянулась, чтобы включить настольную лампу. Аятсуджи задумчиво потер переносицу и снова куда-то ушел. Вернулся он с картами и заявил, что продолжать трапезу после шести вечера они не будут, а пить столько кофе вредно для сердца. Да и остатки мозгов есть риск вымыть. Тсуджимура на это покрутила пальцем у виска и отметила, что уже после девяти, а не шести. Немного подумав, она признала, что карты могут быть не такой и плохой альтернативой. — Если играем, то в бридж. И если я выиграю, то чай делаешь ты. Аятсуджи-сенсе-ей, — протянула Тсуджимура, чувствуя, что окончательно перестает воспринимать реальность. Всё начало напоминать какой-то не самый плохой сон. У неё в ногах улеглась кошка. Вторая нагло запрыгнула к ним на стол. Аятсуджи согласился легко. И выиграл. Дважды. Но чайник ставить всё равно пошел. Вот тогда, кажется, Тсуджимуру и вырубило окончательно. Проснулась она через неопределенное время в темноте, лампа не горела. Зато, как и раньше, перед ней сидели Аятсуджи и Мизуки-чан. И оба на неё смотрели, вот женщина-загадка и решила, что лучшего времени, чтобы уползти к себе домой, уже не будет. Наблюдая за её хилой попыткой подняться, Аятсуджи только покачал головой. — Может, останешься? — На н-ночь? — если бы это был не сон, Тсуджимура бы точно снова покраснела. — Ну, можешь навсегда. Мои кошки вроде не против. — Хорошо, — она положила голову обратно на стол уже с чистой совестью. А проснулась от ярких солнечных лучей почему-то на диване. Укрытая пледом, которого у неё дома точно никогда не было. Под боком у Тсуджимуры спала кошка, а привычных каблуков на ногах не было. Вроде же их не снимала… Тсуджимура закрыла глаза и подумала, что в последнее время позволяет себе представлять непростительно много. Аятсуджи… никогда не превратится в друга, не с его способностью убивать. А если он не убьет её, то когда-нибудь пристрелить его получит приказ Мизуки Тсуджимура. Разве она посмеет ослушаться начальство? И всё-таки, это был хороший сон. Со счастливой улыбкой женщина-загадка пошла на запах кофе. На — не свою — кухню. Обе кошки были не против.