Домашний Уют

      Ключ поворачивается на два оборота по часовой стрелке, но ничего не происходит. Значит, Синчэнь куда-то ходил сегодня. Сун Лань три раза достаточно сильно ударил костяшками в дверь. Замок еще раз щелкнул, только изнутри и один раз - это щеколда. – Привет, душа моя, – Синчэнь улыбается, зная, что это Цзычэнь, не имея для того, на первый взгляд, оснований. На самом же деле, как раз есть. Вообще, Синчэнь большую часть времени проводит дома и спит в свое удовольствие, а у Сун Лань с утра тренировки, потому закрывается он и вечером отпирает замок. Но Синчэнь не крот, чтобы вечно в норе сидеть, не выползая, так что есть меж ними уговор: три громких раздельных стука. Слепого наивного молодого человека так легко обмануть, а грабители нынче умные. – Снова ходил без шапки? – переступив за порог, он сразу снял шапку и положил ее на полку, где нашел шапку своего возлюбленного тоже. Вроде как, ничего необычного. Шапка лежит там, где должна лежать. Так-то оно так, только Синчэнь после похода куда-либо никогда не вешает шарф и шапку на место. Именно это есть показатель наличия шапки при сегодняшней его прогулки. – Прости меня, душа моя, – виновато произнес Синчень. - Сегодня достаточно тепло, я не замерз. – Синчень, там такой ветер весь день, –вздохнул Сун Лань. –Ты нагуляешь себе отит. Много раз об этом говорю. Синчэнь виновато молчал, теребя полотенце, свисающее с плеча. Как нашкодивший ребенок, ей богу. Суровый Сун Цзычэнь всегда таял перед этим прелестным личиком. Холодное от осеннего ветра и влажное сверху от накрапывающего под вечер дождика пальто отправилось на плечики обсыхать. – Надевай шапку, пожалуйста, – Сун Лань произнес это тише, с просящей интонацией, подойдя к Синчэню для ежедневного поцелуя вечером, – Отит опасен при обострениях, понимаешь? Синчень знал фразу, которую он всегда недоговаривает: "Я не переживу, если с тобой что-то случится", знал истинную силу любви Цзычэня, в том числе и то, что этот человек за себя так не переживает, как за него. И сейчас понимал, что делает ему больно, заставляет волноваться, и чувствует себя откровенно паршиво. Его чувствительной душе невозможно вынести такие мысли. От волнения подскочило давление и открылись раны, которые все не заживают, а Синчэнь впечатался в любимого, шепча "прости, я больше так не буду". Цзычэнь достал бумажный платок, котооых носил с собой как минимум три пачки, чтобы утирать кровь, ведь она почти не отстирывается. Сколько уже вещей Синчэня было безнадежно испорчено глубоко въевшейся кровью... Это Цзычэнь еще умалчивал, что на собственных домашних футболках тоже есть бардовые засохшие следы. Внутри у него сидит еврей, который не может допустить, чтобы из-за какого-то пятна целыф предмет одежды перестал быть функциональным. – Не переживай так, – нежно говорил Цзычэнь, поцеловав возлюбленного в лоб. – Раны открылись. Синчэнь судорожно отошел и перехватил уже окровавленный платок и пачку с чистыми, самостоятельно утирая слезы и все еще шепча: "прости, любовь моя". Цзычэнь обнял со спины так тепло, ласково и уютно, как одеялко, укрывающее от всего в этом мире. От природы он неразговорчив, и не мог говорить много, однако старался воспрлнять это действиями. – Я не плачу, – улыбнулся Синчэнь через минуту, даря Цзычэню ежедневный чмок в щеку после работы. – Идем, ужин стынет. – Тебе не стоило... Но его прервали на полуслове. – А-Лань, я слеп, но не беспомощен, –Синчэнь повернулся в объятиях, и, пользуясь положением старшего, обеими руками взял его за лицо. Правда, не сразу нащупал. – Если все обязанности будут на твоих плечах то зачем тебе нужен я? Синчэнь знал, куда надо надавить. Точнее, нужно просто правильно его позвать, тогда в нем на время утихает гиперзаботливость. – Я уже давно не А-Лань, – буркнул Цзычэнь и смутился, а также остался недоволен. Это детское имя вызывало у него смешанные эмоции. Оно было отголоском его семейной трагедии после которой семьи-то и не осталось. – Это замечательно. Взрослые мужчины не берут на себя слишком много, потому что понимают, что их второй половинке неловко, когда все делают за нее, – Синчэнь мягко улыбался и трепал черные волосы. Сун Лань промолчал, а Синчэнь, такой нежный и легкий, потянул его ужинать, потому что стынет. Синчэнь не знал, но Сун Лань внимательно осматривал его руки на предмет крупных порезов или ожогов на тонких пальчиках. По его мнению, эти пальцы не должны заниматься работой вроде готовки, в процессе которой можно получить раны. Эти пальцы созданы для музыки или чего-то более возвышенного и прекрасного. На кухне верно ждало два кота: черный и белый. Черный кот, Фу Сюэ, переехал к Синчэню вместе с Цзыченэм два года назад. Этот кот очень умный, красивый и боевой. А появился он весьма странным образом. Когда Цзычэнь еще учился на тренера, он жил в общежитии. Имея хорошие отношения со своими соседями, и был у них график закупок. То есть каждую неделю был человек, который закупает продукты и готовит. Цзычэнь, конечно, готовил на уровне холостяка, но им, матерым будущим тренерам, много не надо: пельмеши с майонезом (сметана дорогая) или покупные котлетки с пюрешкой (макарошками, когда денег совсем нет) и нормально. Тогда был как раз его черед. В магазине он купил котлетки на развес и зашел в пекарню за свежим ароматным и аппетитно хрустящим хлебушком. Вернувшись домой, он начал разбирать все свои скромные покупки: свежая лепешка, хрен ядреный, кот черный, погрызенная пачка котлет... Погодите, кота он не покупал. Делать нечего - оставил. Нельзя животное на улицу выбрасывать: не по-человечески это. Соседи тоже люди понимающие были, как могли прятали кота, ведь животных в общежитии нельзя. Веселое время было: они ведь учились. Днем пропадали на занятиях, а когда практику ставили, так вообще возвращались только вечером с полным отсутствием сил. Кот, что интересно, не убегал из комнаты, не выпрыгивал в окно и спал в ногах Цзычэня, свернувшись в черный невидимый клубочек. Потом, почти сразу после выпуска из универа, он обрел очень длительное, а может и постоянное место жительства - квартира Синчэня. Привыкал он к этому месту долго: квартира большая по сравнению с той комнатушкой, где он жил раньше. Теперь он не бывает один, да и прятаться не надо - ходишь, лежишь, бегаешь, где хочешь, и никто слова не скажет. Поначалу Фу Сюэ обитал исключительно в спальне, даже лоток и миски пришлось туда поставить, потому что выходить он отказывался. Постепенно их передвигали к своим законным местам в туалете и на кухне соответственно. А у второго, белого, Шуан Хуа зовут, история еще интереснее. Синчэнь любит открыть окно и забыть о нем, а потом удивляться, откуда же так холодно. Фу Сюэ умный - не убежит, все понимает пушистый, но гулять ходит. Черт знает, где он его откопал, но Цзычэнь застал вечером дома Синченя, Фу Сюэ и отмытого белого котенка. Удивительно, что он, мальчик, притащил в дом котенка, тоже, кстати, мальчика. Видимо, Фу Сюэ в душе немного кошка). Котенок этот явно из ямы какой-то, потому что обоих потом от блох лечили. Вылечили, выходили беленького, да и оставили. Дрались коты, конечно, иногда, но куда без этого. Беленький котенок вырос в чудесного белого кота: пушистого очень, в отличие от короткошерстного Фу Сюэ. Котик, видно, очень полюбил своего спасителя, так что ночью спал под его боком или на нем. Второе выглядело смешно: строгий Фу Сюэ, устроивший острую мордочку на вытянутых вперед лапах и поперек него растеклось нечто белое, да еще и громко сопящее. Сун Лань редко гладил Шуан Хуа, потому что это белое длинношерстное существо оставляло свою волосню везде, где возможно. Даже в еде нередко замечаешь белые волоски. Черный кот всегда ждал своего хозяина на его стуле. Хозяином он признавал исключительно Цзычэня, хотя к Синчэню относился хорошо. Каждодневный ритуал - поприветствовать кота перед ужином. – Здравствуй, дружище, – большая рука пригладила лоснящуюся шерсть. Кот приласкался, прижмуря глаза. – Не обижал сегодня Шуан Хуа? Кот молчаливо спрыгнул на пол. Молчание – знак согласия. – Не обижал, – вместо него ответил Синчэнь. Цзычэнь кивнул, чуть улыбнувшись. Хорошее поведение поощряется хрустящим лакомством, которое всеми котами любимо по непонятной смертным людям причине. Кот с удовольствием принял вкусную награду. После этого он ушел. Видимо, с довольным видом лежать на полу. А Сун Лань занял место, где ранее сидел кот. К столу сегодня был рис и мясо, которое должно было быть пряное, но получилось острое. Синчэнь перепутал пакетики с приправой, ведь наощупь они все одинаковые. Но у него своя система запоминания: по порядку. Однако, тут или система сбой дала, или пакетики перепутаны. Синчэнь извинился за это, но Сун Лань уверил его, что всё равно вкусно, хотя сам не был любителем острого. На самом деле не так уж и остро было, но Цзычэнь привык к более пресной пище. После сытного горячего ужина пришло время не менее горячего только что заваренного чая. Цзычэнь беспечно отхлебнул, и ему поплохело. Он же поел острого! И так жжет язык и всё, что может жечь, а он сдуру решил залить это всё горячим чаем. Эффект такой же силы, как от ментоловой жвачки со стаканом холодной воды, только в обратную сторону. Сун Лань не ощущал себя обваренным изнутри, но чай ощущался много горячее, чем есть на самом деле, однако, он этого старательно не показывал. Потерпеть можно, жжет не так, что б невтерпеж совсем, а то Синчэнь вон как переживает, что перепутал приправы. Есть у них еще одна необычная традиция. Каждый вечер они пили две кружки чая. Первая кружка пьется на кухне из маленьких чайных пар, потом Синчэнь доставал из шкафа для посуды две большие пивные кружки и наливал чай туда. Самое удивительное то, что в него эти пол-литра как по щелчку вливаются. Цзычэнь никак не может понять, как в это хрупкое тельце столько воды вмещается, потому что в него нет, хотя он крупнее. Откуда эти пивные кружки? Одна была в подарок к пиву в магазине, грех не взять было, а вторую Цзычень докупил, чтобы пить много чая вместе. Синчэнь налил, а Сун Лань уносит, потому что слепой не вписывается в повороты, если не следит дорогу рукой по стене. Он же не летучая мышь, в самом деле, чтобы на чувство воспринимать пространство. Их гостинная не была большая, как и вся квартира в целом, что исходило из удобства Синчэня. Входом служила арка со шторкой из шнурочков с бусинками, которые с одной стороны были собраны и привязаны лентой к стене. Это сделал Цзычэнь, потому что в один момент ему надоело натыкаться на эти бусинки. Другая половина все так же висела и служила одним из пространственных ориентиров. Обои светлые с кофейным мотивом, плотные шторы с витиеватым узором, на полу мягкий прямоугольный ковер с геометрическим узором белого и коричневого. Диванчик только выделялся. Он бежевым был. А чтобы не было таким пятном, то и тумба, на которой стоял телевизор, тоже была подобрана светло-бежевой. На диване было две большие подушки в светлых наволочках с надписью "Coffee" и две маленькие просто шоколадного цвета. Иронично, что в такой обстановке они пьют чай из пивных кружек. На мягкой большой спинке дивана покоились акула и дельфин, которые хранили два пледа: в шотландскую клетку и с котятами. Синчэнь уже устроился в шотландском пледе. Кружки встали на подставочки для горячего на простенький кофейный столик. Не успел Цзычэнь сесть, как к нему на колени тут же взобрался Синчэнь, ставя любимого в положение полулежа и устроился на его груди, ощущая себя самым счастливым человеком. Сун Лань лишь кладет руки поверх, легко поглаживая, и молчит. Синчэнь ровно дышит и прислушивается к сердцебиению, которое вкупе с поглаживаниями и общим молчанием усыпляют. Они живут вместе мало, еще не набрались достаточно опыта, но единение их душ сильнее любой проблемы, которая попробует их на прочность. Наслушавшись, Синчэнь приподнялся, опираясь на широкую грудь Сун Ланя, и несмело "посмотрел" на него. Обеими руками обрамив аккуратное узкое личико, суховатые губы Сун Ланя целомудренно и долго целовали еще более сухие губы Синчэня. Оба любили именно такие поцелуи, когда на главном плане нежность и вполне осознанная взрослая любовь. Первым отстраняется Синчэнь, потому что знает, что Сун Лань самостоятельно в деле "поцеловать любимого" не способен остановиться. Он кладет голову на прежнее место и полушепотом, как будто еще не определился, хочет ли он, чтоб его услышали или нет, признается, будто в первый раз: – Я так люблю тебя, Цзычэнь. – Я тоже, – коротко, но тепло отвечает Сун Лань и прижимает свою будущую "жену" к себе. Да, он грешит собственническими настроениями, когда поистине любит что-то и желает сохранить это. Мысленно Цзычэнь точно знал, что они будут семьей, а жена и мать тут Синчэнь. Только последний, конечно, ничего не знает, потому что это лишь мечты и почти безосновательные выводы, в которые просто хочется верить. Цзычэнь очень хочет создать с этим прекрасным молодым человеком крепкую дружную семью. И они, возможно, станут родителями не для одного ребенка. Синчэнь лежал тише воды ниже травы, а уставший Сун Лань начал проваливаться в дрему. Он сыт, в тепле, обнимает самого любимого человека - это ли не счастье. Он лежал с закрытыми глазами, но еще не совсем уснул, как почувствовал, что кто-то прыгнул на Синчэня. Скорее всего, это Шуан Хуа, потому что Фу Сюэ дремал под кофейным столиком. Надо бы встать да перейти в спальню, но сил ни у того, ни у другого на это нет. Слишком уютно.