и нить желания тоже

— Ну же, — шептал горячо Тянь на ухо Мо. — Ну же, просто скажи это, детка, и я тут же отстану. Я не буду приставать к тебе весь день — если ты это скажешь… Шань чувствовал, как дрожат руки, которые он выставил перед собой, чтобы не подпустить ближе и скрыть лицо. Потому что оно горело, оно пылало. Он был красным, как монашка, которой впервые показали порно. Ему казалось — при взгляде на него Тяню хочется смеяться. Найдите второго такого дылду, размахивающего кулаками направо и налево, и который по всей школе улепётывал бы от другого пацана из-за какой-то шутки, а потом краснел как девица. Это действительно была шутка, хоть и плохая. Хэ подошёл к нему, в своей манере закинул руку на его плечо и сказал: — Малыш Мо, хочешь заработать? — У меня для этого есть подработка. — Я говорю о большой сумме. Очень большой… Капкан захлопнулся. Причём в этот капкан он угодил не в первый раз. Снова и снова Тянь проворачивал такую штуку — заманивал вознаграждением, ждал, когда Мо согласится, а потом раскрывал свой чертовски хитрый замысел. И каждый раз Мо вдруг понимал: это задание отнимет у него больше, чем в итоге даст. — Чего тебе надо? — Скажи, что любишь меня. И Мо, отойдя от шока, бессловесно врезал ему по наглой улыбке. И побежал. Он убегал от Тяня по всей школе, петляя коридорами, летая по лестницам, пока, наконец, не угодил в ловушку — на крышу, где в это время как назло никого не было. Хэ, слегка раззадоренный погоней, загнал его в угол: медленно, шаг за шагом, они оказались в той части крыши, которая была спрятана от солнца и чужих взглядов. Больше всего раздражало Мо то, что он сам неосознанно сюда пришёл. Шань, притиснутый к стене, безуспешно держал оборону, а Хэ шептал ему, касаясь талии рукой: — «Я люблю тебя» — три слова. Можно просто «люблю», если тебя смущает полная фраза. Ну же, малыш Мо… У Шаня была привычка. Когда он был настолько сконфужен, что не знал, как ответить, его глаза отвечали сами. В уголках глаз собирались слёзы, будто все слова, которые он не мог выдавить, выходили в виде капель. И сейчас он неосторожно всхлипнул, а потом испуганно замер, услышав этот звук. Также он замер от того, что этот звук определённо услышал и Тянь. — Ты… плачешь? Мо помотал головой. В ту же секунду его рук коснулись горячие жёсткие ладони, с силой опустили их, а Шань опустил вслед и голову, лишь бы этот придурок не пялился на его слёзы. Наступила тишина. Тянь отчего-то задышал медленнее, глубже. Мо, немного успокоившись от того, что тот ничего не делал, поднял взгляд. Зря. Он вздрогнул и попытался отойти, но за спиной была стена. В глазах Хэ плескалось какое-то маниакальное желание. Будто он сейчас возьмёт и сделает что-то абсолютно ужасное. Такое выражение лица бывает только у чокнутых. Тянь наклонился к нему: — Не делай так. — А глазами пожирал. — Я не смогу себя контролировать. — В смысле? — не понял Шань. А потом возникла догадка — его собираются бить? — и он инстинктивно встал в защитную стойку. — Нет, — сказал Тянь, разводя его руки в стороны, — не это. Тогда что? Возможно, этот вопрос был написан на его лице, потому что Тянь коротко улыбнулся. А потом ответил так: обхватил его горящее лицо ладонями, столкнул их губы, медленно поцеловал нижнюю губу Шаня и погладил верхнюю пошлым движением языка… Шань толкнул его изо всех сил, но тот, ожидая этого, поймал его руки, отойдя лишь на шаг, и отпустил. Слёзы беспомощности снова покатились по щекам. Как можно так запросто целовать? Будто для него это совсем ничего не значит. Мо с противным ощущением в животе попробовал было убежать, но споткнулся о выставленную ногу Тяня и упал. — Да что ж… — шмыгнул носом Мо. Ладони жгло царапинами. — Детка, я тебя никуда не пущу, — прозвучало сверху. Мо как можно скорее развернулся с живота на спину, и Тянь был тут как тут: опустился на колени, придвинулся так близко, что Шань чувствовал тепло его тела, его мятное дыхание на своём лице. Если бы его горло не сдавливали спазмы и он мог говорить, он бы сказал: я не боюсь того, что ты мне сделаешь. Я не от этого убегал. И он бы точно замолчал после этих слов, потому что дальше шло: я боюсь того, что слова «я люблю тебя» окажутся правдой. Он никогда, никогда, никогда этого не скажет. — Как же ты красиво плачешь, — прошептал Тянь совсем рядом с ухом, касаясь его шероховатыми губами. Он нависал над Мо, и тот был заперт между его руками, одна слева головы, другая справа; Мо свёл колени, и Тянь провёл от его бедра до коленки ладонью, вызывая дрожь. — Ничто не заводит меня так сильно, как это. Что за псих! Шань зажмурился, закрыл уши. Он ничего не слышит. Ничего не видит. Его здесь нет. Сквозь прижатые к ушам ладони прозвучал голос Тяня: — Что же мне с тобой делать? Как тебя наказать? — З-за что? — хрипло запнулся Мо. Хэ улыбнулся: — Настолько милым тебе быть нельзя. Не рядом со мной, малыш Мо. В этой странной улыбке не было превосходства и не было опасности, в ней была незнакомая смесь из обожания и грусти. И Мо захотел провалиться сквозь землю. Просочиться под этот идиотский бетон, вниз, пролететь пять этажей, а потом бежать, пока ноги не откажут. Потому что слова «я люблю тебя» фантомно зазвучали в его ушах, слова «я хочу тебя» загорелись в глазах Тяня, слова «позволь мне» током прошли по колену, на котором всё ещё лежала рука Хэ. Шань ощутил, как грудь ходуном ходит. Он не мог найти такой ритм дыхания, который бы его успокоил. Медленно, словно открывает огромную тяжёлую дверь, он развёл колени. Мышцы дрожали, будто сейчас они пойдут против него и вновь притянут коленки друг к другу. Он спрятал глаза ладонью. Может, если он не будет видеть, станет проще. Хэ не заставил себя долго ждать. Он тесно прижался к нему — промежность к промежности, жарко и слишком близко; Мо задохнулся от контакта — до этого он никогда такого не делал, его тело знало только прикосновения собственных рук. Он снимал напряжение под грохот воды в душе, смотрел взрослые видео на телефоне с наушниками и касался себя не слишком смело; и всё это не шло ни в какое сравнение с ощущением настоящего живого тела, так близко находящегося прямо напротив самой чувствительной части Мо. Тянь поцеловал его. Его губы мягко дотрагивались до губ Мо, не заходя дальше, будто он растягивал удовольствие. Он ласково убрал руки Шаня и завёл их вверх, прижимая к полу. Контраст холодного бетона и горячих касаний вызвал мурашки по всему телу. Шань прислушивался к ощущениям: что-то зрело внизу, пульсировало тяжко и густо. Губы стали такими чувствительными, что он мог бы пересчитать складки на тонкой нижней губе Тяня. От рук Хэ как будто иголками шёл ток, и чем больше этот ток кололся, тем жарче Мо становилось. — Не надо, — пошёл он на попятную, испугавшись этого жара. — Я передумал, не надо, не на… Тянь недовольно выдохнул, и в этом выдохе прозвучал утробный рык. Шань замолк, чувствуя новые слёзы, стекающие по вискам. Лицо горело так, словно у него температура. Он отворачивался, но Тянь повернул его лицо к себе. — Детка, чего же ты так боишься? — спросил Тянь. Он прижался к его макушке носом, втянул в себя воздух, поцеловал слёзную каплю на виске, а потом облизал губы так, чтобы Шань это видел. — Меня? Или себя? Нас обоих, прокричал внутри Шань, потому что ни ты, ни я всего этого не контролируем. А когда нет контроля, так легко всё сломать. Ведь то, что было между ними, поддерживало Мо. Он неосознанно прислушивался к уведомлениям на телефоне и даже посреди глухой ночи мог проснуться от вибрации нового сообщения. Он глушил в себе радость, когда Тянь глядел на него, но не мог поспорить с тем, что на сердце от этих взглядов становится теплее. Он думал: если всё так и продолжится, то, пожалуй, у него будет ещё немного сил, чтобы пережить завтрашний день. И он не знал — будет ли интересен Тяню после того как тот получит то, что хочет. — Ты… — Я — что? — Хэ пытался поймать его взгляд. — Ты не относишься… к этому всерьёз… Мо старательно отводил влажные глаза, чтобы не подтвердить эту дурацкую правду, прозвучавшую в его словах: да, мне важно, чтобы ты относился к этому всерьёз, потому что я отношусь к этому всерьёз. Тянь вздохнул, как если бы Мо был каким-нибудь шкетом, который опять признался учителю, что не выучил таблицу умножения. — Какой же ты всё-таки глупый, малыш Мо. Хэ толкнулся бёдрами вперёд — и Шань резко перестал дышать, высвободил руки и прижал их к губам, останавливая стон. Между ног стало тепло, жарко, и он почувствовал, как бельё становится влажным. От одного движения этого подлого, извращённого… — Разве я, — прошептал тот, касаясь губами светящегося от стыда уха, и продолжил тереться об его пах, — просил бы тебя сказать, что ты меня любишь, — освободившейся рукой он придвинул Мо ещё ближе к себе, — если бы сам тебя не любил? Дух захватывало. Шань зажмурился и хватал ртом воздух, чувствуя, как зависает на грани. Если бы он мог получать от мозга сообщения о состоянии, тот бы сейчас заходился красными предупреждениями: сенсорная перегрузка! Перегрузка! — Если бы я тебя не любил, — продолжил Тянь, — разве я добивался бы тебя так долго? Мо чувствовал себя так беспомощно. Ему говорят такие красивые слова, а он вот-вот кончит и позорно разрыдается. Его разум и тело разрывало от ощущений, рукам требовалось за что-то схватиться, и он слепо потянулся вверх, зацепился за шею Тяня, ткнулся куда-то губами — и похоже, Тянь подставил губы, чтобы заполучить этот поцелуй. — Я так сильно тебя люблю, что иногда даже больно, — доверительно прошептал ему в губы Тянь. — И я так сильно хочу, чтобы ты меня любил, что сделаю всё на свете. — Я… — начал Мо, но слёзы снова встали комом в горле. Он смотрел в глаза Хэ — и там было любовное томление — ну же, скажи это. — Я… Он себя ненавидел. Он даже не мог понять, по какой причине плакал. Привычка плакать — глупая, детская привычка — всегда заявляла о себе, когда в нём бушевало слишком много чувств. Он плакал, когда ему было очень обидно или больно. Он плакал, когда ему было слишком хорошо и когда он был по-настоящему счастлив. Это сильное, светлое и необъятное, как небо, чувство, кажется, действительно было любовью. — Малыш Мо — такой плакса, — ласково сказал Тянь, нависая над ним, а потом вновь поцеловал. — Никому не показывай свои слёзы, кроме меня. — Многого хочешь, — огрызнулся, выдыхая с дрожью, Шань. — О, многого хочу? — опасно низким голосом переспросил Хэ, прищурившись. Шань сглотнул, понимая, что его язык — та ещё непослушная сучка. Когда надо что-то сказать — молчит. Когда лучше держаться за зубами — обязательно скажет какую-нибудь хрень. — Ты понимаешь, в каком ты положении? Шань понимал. Он лежал расхристанный перед Хэ, абсолютно открытый, слабый от ласк. Стоило представить, как это выглядело со стороны, и Шань весь покраснел, даже на шею перешло. Он попытался снова свести коленки, закрыться. — Поздно стесняться, принцесса, — усмехнулся Тянь, останавливая движение его ног. В такие моменты Мо сомневался, что любит его. Скорее ненавидит. — Тем более, мы ещё не закончили. — Он опалил дыханием шею Мо, прикоснулся к ней в мягком укусе, а потом скользнул рукой под футболку. Шань напрягся, ощутив пальцы на нежной коже живота, над светлым пухом волос, идущем от пупка вниз, и неосознанно вцепился в его предплечье, словно так сможет его контролировать. «Не сможешь», — сказал он себе. Хэ Тянь — это необузданная эмоция природы. Как крошечному Мо справиться с силой его желаний? Как превозмочь стихийную страсть, куда деться от тотальной неспособности бороться? Только прямиком в его объятия. Мо задушил стон на корню, когда горячие пальцы пролезли под пояс его брюк, под бельё, коснулись члена, и лишь выдал рваный вздох. Сердце стучало в ушах. Оно тяжело и почти больно перекачивало кровь. Если сейчас начнётся землетрясение, потоп, ураган и пожар, если сейчас наступит апокалипсис, он не заметит. Потому что весь мир в его невероятном многообразии образов и ощущений сосредоточился в крошечной точке, в чёрной сингулярности удовольствия — в руках Хэ Тяня. — Руку убери, — проскулил Мо. — Почему? — У меня сердце… остановится. — С чего это? Пальцы плотно взяли его член, большой огладил поверхность, и это почти грубое, твёрдое напряжение мышц отозвалось в плоти Шаня, как отзывается во всём теле удар под дых. Он прижал ладони к глазам в попытке стереть со сетчатки увиденную картинку — выглядывающая бурая головка, блестящая соками, и бледная, крупная рука Хэ, обхватывающая… — Я… я не могу столько… ощущений… я не выдержу. Я ж сдохну… Рука на мгновение замерла, а потом уверенно двинулась вверх и вниз. — Милый, трогательный Мо… — В отличие от сладости его слов, в отличие от красивого изгиба его улыбки, голос насквозь прошивало плохо скрытое животное желание. Шань подавил скулёж, закусив костяшку пальца, и зажмурился, съёжился. Руки, руки, руки. Они касались его, гладили его, потирали и сжимали. Он лежал на холодном и твёрдом бетоне, но не чувствовал ни холода, ни боли. Ему было жарко и мягко. Словно тем, что тает, как свечка, и превращается в пластичный воск, он каким-то образом компенсировал то, что под спиной было жёстко. — Я так долго ждал, когда ты позволишь прикоснуться к тебе. Так долго… Понимаешь, я не отпущу тебя. Только не теперь. Шань выдохнул: — И не надо. Хэ целовал его, чередуя нежность и напор; в один момент он толкнулся языком в губы Шаню, и те робко раскрылись. И Шань пропал. Потому что ощущать что-то тёплое, чужое на собственном языке заставило его вздрогнуть, а потом задохнуться, потому что ощущения почему-то усилились стократ, как если бы прикосновение чужого языка надавило на какую-то скрытую кнопку. Шань застонал, прижался к Тяню так близко, что тому не оставалось иного выбора, кроме как посадить Мо себе на колени. Шань вцепился ему в волосы на затылке, спрятал лицо в сгибе между его шеей и плечом, чувствуя, как стремительно намокает от его слёз одежда Тяня. Пожалуйста, думал он, не останавливайся, иначе я погибну. И Хэ словно слышал его мысли. Он шепнул ему: — Давай, не сдерживайся, малыш. И Мо заколотило. Затрясло. Мир взрывался — или это было только в его голове? Кровь бешено шумела в ушах, Мо в беспомощном жесте укусил Тяня за плечо, но это не помогло ему остановить стоны. Он обхватил его торс ногами, лишь бы оказаться как можно ближе. В один оглушающий и яркий момент он достиг пика, горячая волна поднялась и спустилась по телу и выстрелила там, внизу. — …люблю, люблю, — звучал забвенный шёпот, — люблю, люблю, люблю… Тянь счастливо засмеялся. — Ты меня смущаешь, малыш Мо. И поняв, что это его шёпот, Мо так сильно покраснел, что показалось, будто сейчас из ушей повалит пар. — Ты этого не слышал, — сказал он куда-то в плечо Тяню. — Конечно, — серьёзно ответил Тянь. — Не слышал, как ты повторил «люблю» восемь раз. — Заткнись! Мо понял, что ему совсем не хотелось отпускать Тяня, и от этого он смутился только сильнее. — Я не пойду в таком виде на уроки. — Тогда мы пойдём… ко мне. И продолжим. — Нет, — выпрямился Шань. — Нет, я передумал. — Поздно, детка. — Тянь заботливо поправил его одежду, а потом одним рывком встал вместе с ним на руках. — Мы закончим то, что начали. И Мо не знал, что рвалось наружу сильнее: маты или радость. И никогда в этом не признался бы.