Пыль и пепел

Ветхий пол под ногой неожиданно провалился, поднимая в воздух миллиарды пылинок и трухи. Данте сдавленно шипит, морщась, вытаскивая ногу из внезапной ловушки. Теперь воздух окончательно стал смесью пыли, пепла и трухи. Полудемон осторожно отряхивается, отходя от провала на несколько шагов, и тут же замирает под пристальным взглядом светло-голубых глаз. И пусть портрет давно выцвел, Данте помнит каждую деталь на нём. Он улыбается и едва заметно кивает маленькому Вергилию, даже с картины смотрящему внимательно и сосредоточенно. Пожалуй, именно такими словами Данте в ещё самом раннем детстве описывал любимого старшего братика. Внимательный и сосредоточенный. Данте поспешно отводит взгляд от картины, пока взгляд сам собой не перешёл на Еву. Он не ради этого здесь. Полудемон оглядывает весь первый этаж, благо на это не уходит много времени. Несущие стены почти все покосились или превратились в груды обломков, пепел, плотным слоем укутавший пол и оставы согревших шкафов смешался с пылью, странно переливаясь в свете дневного солнца. Ни птиц, ни животных ни в самом доме, ни в окрестностях не наблюдается. Людей и подавно. После пожара, здесь, кажется, никого и не было. Хотя это, конечно, не правда. Данте выпрямляется, прикидывая куда ему нужно. Идти в отцовскую библиотеку бесполезно – пожар начался именно оттуда, все книги наверняка выгорели. Но Данте не стал бы бередить старые раны только ради того, что и так знает. У него есть более эфемерная надежда. Вергилий ведь всегда был любознательным мальчиком. Он осторожно ступает на первую ветхую ступень лестницы, ведущей на второй этаж. Перила почти полностью сгорели и покосились, но Данте осторожно касается их, пальцами собирая сколы и глубокие царапины, по странной причине оставшиеся на дереве. Помнится, тогда их с Вергилием здорово отругали за то, что они играли в доме с новенькими деревянными мечами. Ева тогда только укоризненно покачала головой, а Спарда вычитал им лекцию, и наказал, запретив играть в доме. Лестницу, правда, с тех пор так и не поменяли. И не поменяют уже никогда. Данте спотыкается на этой мысли, встряхивая головой. Пыль в воздухе приобретает явный привкус горечи, и он набирает её полными лёгкими. Не поменяют. Но это ведь и не нужно, так? Пол второго этажа опасно поскрипывает под ботинками, и Данте осторожно пробирается по завалам. Меньше всего на свете он сейчас хочет провалиться, упав на первый этаж. Дом пережил много чего, и был давно не в лучшем виде, но старый дощатый пол держится, пропуская полудемона вглубь. Несколько комнат зияющих выбитыми и сломанными дверями, протягивающими чёрные обгоревшие руки мало интересуют полудемона. Ещё тогда, будучи только что осиротевшим мальчишкой он в первую очередь побежал сюда только ради того, чтобы обнаружить полностью сгоревшие комнаты родителей и свою собственную. Он помнит, как тогда ему хотелось забиться в ещё тёплый после огня угол и так и остаться, захлёбываясь собственными слезами. Тогда что-то удержало его от столь постыдного поступка. Может, понимание того, что дорогой любимый братик так бы не сделал. А Данте должен быть не хуже его. Полудемон наконец останавливается у одной из комнат, будто не решаясь сделать шаг вперёд. Тогда, будучи маленьким мальчиком, заходить в братскую комнату он не стал. Была ли это трусость или просто юношеское потрясение он не знал. Теперь, стоя на пороге верговской комнаты спустя почти сорок лет он чувствовал едва заметный озноб. То, что это именно комната Вергилия не вызывало сомнений. Даже сейчас Данте чувствовал едва уловимый запах мяты, которым комната брата пропахла основательно. Безусловно, в старой выгоревшей комнате, где царили только пыль и пепел, не было никакого намёка на подобный запах, но Данте это совершенно не волновало. Не было никакой надежды, что то, зачем он пришел, осталось цело. Но ради этого он мог рискнуть. Когда-то давно Данте был уверен, что знает своего брата идеально. Им не было и десяти, а младший уже тогда не сомневался, что Вергилий – его, и что они всегда будут рядом. С тех пор прошло гораздо больше, чем хотелось бы, а те мысли младший полудемон ныне вспоминал с толикой ностальгии и тоски. Та наивность – детская и чистая – не могла вызывать иных эмоций. Ныне Данте не был уверен, что хоть на одну десятую знает Вергилия. Всё что у него есть – маленький, но всегда такой большой братик, а после – ненависть, ярость и непонимание, переросшее в кровавую вражду. Но все-таки, когда-то неоправданно давно, Данте действительно хорошо знал своего брата. Полудемон делает первый шаг, доски под ним нехорошо поскрипывают, но он вряд ли замечает это. Сквозь выпавшие окна в комнатку проникает дневной свет, высветляя скелеты давно минувших дней. Тогда это было страшно и невероятно больно. Сейчас это только холодный пепел и безразличная пыль. Он осторожно опускается у выгоревшего остава кровати, плавно отсчитывая ровно три половицы от едва заметной царапины на полу. И пускай таких тут наберутся сотни, Данте всегда отличит именно ту, с которой всегда начинался отсчёт. Этот тайник Вергилий обнаружил почти случайно, и с самого начала не рассказывал о нём никому. Но маленький Данте, пусть и не всегда отличался внимательностью, выкрыл брата почти сразу. И под общим согласием ничего не рассказывать родителям у них появился маленький секрет. Сейчас Данте даже не сомневался, что и отец, и мать знали о тайнике, но всё равно молчали. Полудемон осторожно приподнимает отсчитанную половицу, поддевая ещё несколько соседних. Тайник вскрывается легко, с него наружу вырывается многолетняя труха и пыль. Данте заглядывает внутрь и мягко улыбается. Да, когда-то он хорошо знал своего брата. Там, внизу, одна на одной стоят книги. Вергилий иногда так делал, тайком утаскивая их из отцовской библиотеки, а затем, под покровом ночи, тихо читал их Данте, когда младший в очередной раз приходил к брату после кошмаров. Впрочем, Данте даже не сомневался, что и о сворованных книгах их отец прекрасно знал, пусть Вергилий и всегда возвращал их туда, откуда забрал. А вот эти вернуть не успел. Данте осторожно протягивает руку - сверху на одной из книг лежит записка. Данте хорошо помнит почерк маленького Вергилия, и даже не прочитав понимает, что там написано: «Данте – не трогай!» И пусть бумага местами истлела, огонь не тронул ни её, ни книги. Тайник был хорошо защищен, в этом Данте даже не сомневался. — Прости, братик, — тихо бормочет он невидимому маленькому Вергилию, поднимая книги. Он долго смотрит на маленькую записку, и, подумав, быстро прячет её в нагрудный карман. Он знает, где её место – за фотографией Евы, в рамке на его столе. И пусть в этом сантиментов больше, чем следует, никто ведь не узнает о маленькой слабости легендарного охотника? Данте осторожно начинает перевязывать книги заранее приготовленной ленточкой, крепко связывая их вместе. Ему ещё ехать, не хотелось, что бы его подарок выпал или разлетелся. За этим занятием он отвратительно медленно осознает, что слышит тихие шаги. Все инстинкты многолетней охоты на разных тварей будто по команде дают сбой, и приходит в себя он непозволительно медленно. — Данте! — полудемон поднимает взгляд от своего занятия, мгновенно вскакивая на ноги и шарахаясь назад, ударяясь затылком о стену. Руки сами собой тянутся к пистолетам, но останавливаются на полпути. Он не сможет этого сделать, даже если перед ним самый страшный демон преисподни. Впереди – невысокая фигурка. Чёрные шорты, такая же рубашка и светлые, почти седые волосы. Вот только вместо светлых, всегда любопытных ясных глаз – два чёрных провала. Данте чувствует, как у него подкашиваются ноги. Морок? Данте смотрит в бездонную пустоту глаз брата и чувствует, как у него начинают дрожать руки. В комнате резко начинает не хватать воздуха, даже проникающий свет с улицы не делает лучше, только, будто насмехаясь, подчёркивает жуткое лицо мальчишки, отражаясь от пыли, поднятой в воздух. — Данте! — маленький Вергилий делает нетвёрдый шаг вперёд, протягивая руку. Кончики его пальцев едва заметно подрагивают, в голосе – мольба и страх. Данте никогда не слышал подобных интонаций в голосе брата. Иллюзия? — Что за… — дыхание спирает само собой, и вопрос так и остается невысказанным. Маленький Вергилий резко замирает, начиная с опаской оглядываться по сторонам, будто пытаясь понять, где тот, к кому он обращается. Мальчик сжимается, становясь похожим на маленького испуганного кота, на которого резко выскочила машина. — Данте… Ребёнок отшатывается, с его губ, уже на пределе слышимости, срывается имя младшего брата, и Данте, уже не сомневаясь, делает один неловкий шаг, бросаясь на колени и прижимая к себе мальчишку. Он чувствует, как в его плащ отчаянно впиваются маленькие пальчики: — Данте… Для иллюзии маленький Вергилий удивительно реален, и это должно бы насторожить полудемона, но вместо этого он только крепче обнимает мальчика. — Всё нормально, — тихо проговаривает Данте, не совсем понимая, кого хочет успокоить. — Не уходи. Пожалуйста. Не оставляй меня, — маленькое тельце в его руках совсем по-настоящему вздрагивает, и полудемон чувствует, как Вергилий плачет. Именно что чувствует – он не решится посмотреть. — Не уходи. — Не уйду, — тихо обещает Данте. В этот раз он его не отпустит. Не посмеет. От маленького Вергилия обманчиво пахнет свежей мятой и лесными ягодами. Кажется, именно с таким запахом был их общий шампунь. Помнится, Вергилий всегда злился, когда ему покупали такой, ибо он был и у Данте. А ещё больше он злился от того, что этот шампунь ему нравился гораздо больше всех остальных. А Данте всегда не понимал, отчего любимый старший братик так негодует. Тогда он хотел поддержать брата и не мылся целую неделю, пока это не заметила мама. Тогда же Данте ходил весь вечер довольным, ибо их искупали вместе: «если уж они не хотят сами». Вергилий подулся для виду, а потом они долго-долго играли вместе, уснув в верговской комнате на полу. Кажется именно здесь, где выросший и сломанный Данте сейчас обнимал странную иллюзию маленького брата, что плакал у него на плече и просил, что бы тот не уходил. Когда всхлипы стихают, Данте осторожно разжимает пустые руки. Всё, что остаётся от маленького Вергилия – пыль и пепел, осевшие на влажных щеках легендарного охотника на демонов. Полудемон осторожно поднимается, чуть пошатываясь. Ватные ноги неохотно подходят к связанным книгам. Иллюзия исчезла, как и полагается иллюзиям, но Данте отчего-то все же оглядывается по сторонам, и говорит в пустоту: — Я больше не брошу тебя, Вергилий. Ему кажется, или ответом ему действительно служит тихий юношеский смех, задорный и искрящийся радостью. На этом Данте быстро покидает сломанную как все их жизни комнату, по привычке осторожно придерживая дверь одной рукой. Вергилий не любит когда хлопают дверью, и плевать Данте хотел, что эта сама дверь сейчас валяется в нескольких шагах дальше. Улица встречает его уже закатным солнцем, ещё будто лениво окрашивающим всё в золотисто-оранжевый. Уже подходя к мотоциклу Данте в последний раз оборачивается на груду обломков, что когда-то была его домом. На чудом уцелевшем крыльце сидят две маленькие фигурки, одна из которых сжимает в руках какую-то книжку, а вторая задорно смеется. Вдруг мальчишки поднимают взгляд на полудемона, вскидывая руки в прощальном жесте. Маленький Данте умиротворенно улыбается, опуская голову на плечо брата. Маленький Вергилий смотрит внимательно своими светлыми глазами и тоже мягко улыбается. Полудемон улыбается в ответ, махая рукой, тем самым окончательно прощаясь с мальчишками. Его ждут дома. Там его Вергилий – всегда такой холодный и собранный, сломанный не меньше Данте, но почему-то до сих пор остающийся в агентстве. И пусть та пропасть, что залегла меж ними, в глубину может коснуться Ада, но ведь не зря они оттуда выбирались. Данте по маленьким осколкам соберёт новый мост новыми деталями. Сегодня их сорок первый День Рождения. Начинать заново ведь никогда не поздно? Мотоцикл под ним задорно взрыкивает - под колесами уже просто пыль дороги.