sounds like you deserved it

Чонгук сжимает нос двумя пальцами, пряча голову между коленями. Его бокам перепадает ещё парочка пинков, и рёбра болезненно ноют, заставляя выпустить изо рта жалобный всхлип. Кто-то хватает за волосы, заставляя разогнуться, из-за этого безбожно слезятся глаза, и Чонгук практически ничего не видит. — И что вы здесь устроили? Хватит, — приказывает низкий раскатистый голос. — Он заслужил это! — выкрикивает кто-то другой. — Я бы ему ещё!.. — Хватит! Прекратите это. Или хотите вылететь отсюда? Я с удовольствием прямо сейчас приглашу директора. — Да ты что?! Ты должен быть за нас, в конце концов! А ты исключением нам угрожаешь?! — Я вообще ничего никому не должен. Так что, закрой-ка свой ротик, детка. А не то придётся укоротить тебе язык. Кажется, кто-то говорит что-то ещё, но Чонгук перестаёт прислушиваться, откидываясь спиной на кирпичную кладку подсобного помещения. Его загнали сюда, сначала преследуя в школьных коридорах, и никто, ни одна живая душа, не стала его защищать. Чонгук, в принципе, их всех понимает. Раньше он был вроде как альфой. Ну, чисто гипотетически. Помогал прессовать местных задиристых омег, наводил страх на детвору в своём родном районе. А всё почему? Потому что думал, что в свои восемнадцать обязательно раскроется альфой. Не гипотетичным, а самым настоящим. Но свершилось совершенно не так, как думалось. В свои восемнадцать Чонгук проснулся омегой. Несуразным высоким омегой, с ярким душистым запахом чайной розы. Мама вообще сказала, что очень похоже на варенье из розовых лепестков. Большущее спасибище. Чонгук об этом, конечно же, прямо-таки всей душой мечтал. Но ладно бы, он справлялся со своим внутренним кризисом принятия себя, так ещё и окружающие решили воздать ему по заслугам. Это даже немного смешно, если бы не было так больно. — Доигрался? Чонгук не с первого раза разбирает, что ему говорят, а когда слышит — просто хмыкает, поднимая голову. Тэхён недовольно рассматривает его, закатывая глаза, а потом присаживается рядом, доставая из кармана носовой платок. — Мне твои подачки не нужны, — фырчит Чонгук, когда Ким пытается приложить задрыпанный клаптик к его многострадальной мордахе. — Ох, какие мы гордые, посмотрите, пожалуйста! Уже не альфа, а всё туда же, да? Чонгук хмурится, когда слышит напоминание о том, что все его мечты так и останутся обычными мечтами. Он поджимает губы, устав бороться с кровавой юшкой, которая всё-таки брызгает, располосовав лицо ниже носогубной впадинки. Тэхён вовремя ловит потёк носовым платком, а то бы и школьной рубашке досталось. Чонгук невольно встречается с чужим проницательным взглядом, сам не зная, зачем говорит следующие слова: — Я вот хотел в военное училище податься после школы. А теперь, что? На курсы кройки и шитья идти? Что посоветуешь, о великий Ким Тэхён? Ты, говорят, в этом деле мастер. Может, подскажешь, как правильно держать в руках портновские ножницы? — Я тебе даже показать могу, — ухмыляется Ким, усаживаясь рядом. — Только не пойму, почему тебе военное училище уже не по вкусу? — Омега-пилот? Не смеши. Чонгуку, правда, до слёз обидно. Кажется, у него даже намокают ресницы. Все эти школьные догонялки ничто по сравнению с тем, что его ждёт впереди. — Ну-ну, детка, — сюсюкается Ким, внезапно закидывая руку на его плечо, а потом дёрнув изо всех сил на себя. Чонгук, от неожиданности, крякнул, а потом завалился вперёд, утыкаясь носом в воротничок чужой рубашки. Пахнет еловыми шишками и ромашкой. Так пахнет в лесу, когда над костром ставишь котелок, полный воды. Чонгук рвано вдыхает, выдыхая с надрывным всхлипом. Он никому ещё не позволял увидеть себя таким: разбитым, униженным, слабым и хнычущим. А Тэхёну вот, такому же омеге-выпускнику, почему-то позволил. — Всё будет в порядке, вот увидишь, — подбадривает его Ким, утирая тыльной стороной ладони слёзы, которые струятся по щекам, хоть Чонгук этого и не чувствует. — Это такая мелочь, по сути. Альфы, омеги, беты. Мы все — люди, и это самое главное. — А я не хочу быть омегой, — вскидывается Чон, круглыми, как плошки, глазами уставившись на него. Тэхён улыбается ему по-доброму, и совсем не так, как обычно. Чонгук только сейчас замечает, что он красивый. Но красив не кричаще, не ярко, как птичка-канарейка. А какой-то внутренней, сияющей красотой. — Но ты омега, — говорит Ким. — И это совсем не плохо. Да и ты довольно миленький. Скоро альфы табунами бегать за тобой будут. Вот тогда совсем расцветёшь. — Мне не нужны никакие альфы, — вырывается у Чонгука. — Мне… нравишься ты… Кажется. Тэхён мигает глазами, замерев. А потом на его лице появляется именно та шкодливая насмешка, из-за которой Чон не раз гонял его по коридорам. — Это тоже нормально, Чонгук-а, — мурлычет он необычным хриплым голосом. — Ты мне тоже нравишься. Особенно сейчас, когда лишился своих альфа-замашек. Нет, вы видели? Такой няшный мальчик-зайчик думал, что вырастет огромным злым альфой! Ха! — Ой, да ну тебя, — краснеет до корней волос Чонгук. — Тебе только бы поиздеваться. Я с душой на распашку, а ты… — Ну не сердись, Гук-а, — пихает его локтем в бок Тэхён. — Когда ещё я смогу вдоволь позлить тебя и не получить на орехи? Чон собирает всю свою храбрость в кулак, резко сокращая между ними расстояние, чтобы на миг приклеиться своими губами к чужим. — Теперь уже никогда. С лица Тэхёна сходит вся краска. Но лишь для того, чтобы вернуться назад, залив щёки и шею багровым румянцем. Чонгук внезапно понимает, что даже в шкуре омеги у него получается быть альфой. Ну разве не круто, а? — Засранец, — с каким-то благоговением шепчет Тэхён, прикладывая пальцы к своим губам.