***
Он не исцелился. Возможно, он никогда не выкинет из головы все, что с ним сделали. Вакандцы делают все, что могут, но по большей части это включает в себя запуск его снова и снова. И всякий раз, когда он теряет из виду, кто он такой, единственный выход — криокамера. Когда он выходит из нее, он снова чувствует себя чужим в собственной шкуре. Нет, не как незнакомец, как тот, кем он вынужден быть. Когда он больше не может этого выносить, он уходит. Сначала он пытается поблагодарить Т'Чаллу, пытается показать, что понимает, что они для него делают, что он ценит это, но иногда он не может больше оставаться. Он думает, Т'Чалла, Черная Пантера, понимает, каково это — иметь внутри что-то, что становится беспокойным, зверя, монстра, существо, которое не перестанет грызть то, что осталось от его души. Т'Чалла никогда не пытался помешать ему уйти, но Барнс знает, что, если ему потребуется слишком много времени, чтобы вернуться, Т'Чалла придет за ним. Потому что никто лучше не понимает необходимость держать зверя на поводке. В конце концов, он всегда возвращается. Потому что тех слов не должно быть в его голове. Потому что ему нужно снова стать самим собой, кем бы он ни был, и потому, что если он действительно хочет вернуть себя, это то, что он должен сделать.***
Она обнаруживает, что подходит для жизни в бегах. Она призрак, пустое место. Ее проблемы не имеют никакого отношения к поставленной задаче. Винтик в машине не имеет значения, если машина работает. Она скучает по своей семье, по друзьям, которые стали настолько близкими, что стали чуть ли не семьей для нее. Большинство из них уже мертвы, а те, кто еще жив, почти всегда вне досягаемости. Смотря на это с такой точки зрения, она много лет была призраком, просто привидением с зарплатой. Затем она замечает его на крыше напротив вечеринки. Сегодня она притворяется эскортом, чтобы изучить остальную часть здания. Шэрон может только гадать для чего он здесь. Поднося бокал шампанского к окну, она слегка машет ему рукой. Через минуту на противоположной стороне улицы появляется свет. Он исчезает и снова появляется фрагментами, и она усмехается, когда понимает, что он говорит «Привет» азбукой Морзе. Это самое близкое к дружбе, что у нее было за несколько месяцев, и она отворачивается, прежде чем может представить, что это нечто большее, чем есть на самом деле. Они всего лишь пара призраков, пара винтиков, невидимые для мира в целом столько, сколько им нужно. Думать, что они имеют значение даже друг для друга, будет началом конца.***
Сегодня на ней другой наряд. Барнс знает, она ничего не может с собой поделать. Вечерние платья не подходят для бара в Чили. Он тоже переоделся, но не так кардинально — красная рубашка вместо темно-синей. Даже бейсболка та же. Теперь это шутка, что они так часто сталкиваются друг с другом. Чтобы установить закономерность, нужны две точки, а здесь их три. Он задается вопросом, не на миссии ли она на этот раз. Хотя кажется, она всегда на задании. Барнс никогда не бывает таким, если только не может успокоить свои нервы каким-либо другим способом. Он садится рядом с ней. — Мы должны прекратить подобные встречи, — в его голосе есть след его былой уверенности, и он может признаться себе, что гордится этим — той его частью, которая пыталась флиртовать с девушками до того, как Стив нашел его, когда он был в бегах. Он пытался исцелиться, пытался заново открыть себя, и флирт не так прост, как раньше, но дается легче, чем в последние пару лет. Шэрон вздрагивает и смотрит на него, карие глаза оценивают его менее чем за секунду. — Зависит от обстоятельств, — наступает едва заметная пауза, и он вспоминает, как они впервые заговорили, когда Шэрон спросила, не собирается ли он снова попытаться убить ее. И Барнс напрягается, — Купишь мне выпить? Напряжение спадает, и он даже одаривает ее короткой застенчивой улыбкой. — Денег нет, — признает он, и Шэрон присвистывает. — Это плохое начало. Осмелев от того, что она не убегает и не пытается застрелить его, Барнс произносит: — Лучше, чем быть активированным и пытаться убить тебя. В ее глазах пляшут огоньки. — Эй, я выглядела довольно эпично, спасибо. Я ударила тебя ногой по голове. Все, что тебе удалось сделать — это бросить меня в стол. Он притягивает к себе миску с орехами, внезапно и отчаянно желая чем-нибудь занять руки. — Я сожалею об этом. Обо всем этом. — Это не твоя вина, — Шэрон пожимает плечами в ответ. — Но я сделал это. Она смотрит на него, ее пальцы скользят по стеклу, играя с конденсатом. — Кто-то промыл мне мозги, чтобы я что-то сделала, ты бы всадил пулю мне или человеку, контролирующего меня? Он не отвечает. Не может. Все по-другому, когда речь идет о других людях. Молчание становится неловким, и он не может придумать, как это исправить. Он думает, что должен уйти. Ему не следовало приходить. Он не знал, почему мог остаться, кроме того, чтобы она была... в безопасности. Она помогла Стиву и Сэму, ради этого рискнула всем. Она бы не отвернулась от него. Хотя не была так увлечена, как Стив. — Как... — она указывает на свою голову. Ей, кажется, также неловко, как и ему, но это спрятано под пристальным взглядом. Тем не менее, ее спина напряжена, что явно говорит о дискомфорте. — Лучше, — говорит он, — Еще не все. Но... они великолепны. Она кивает. — Я слышала удивительные вещи о Ваканде. А студенты, которых они отправляют за границу... позор нашим университетам, — Шэрон кривит губы, — Рада, что никто из них не поступил в Щ.И.Т, иначе мой ранг был бы ниже. Ей удалось нанести удар по Зимнему Солдату, так что он сомневается, что ее ранг был бы настолько низким. — Вакандцы великолепны, — вместо этого говорит он, пытаясь что-то сказать. — Они разрешают тебе уходить? Он пожимает плечами. — Мне иногда нужно выбраться оттуда. Они понимают. — И ты не хочешь, чтобы я рассказала Стиву. Он качает головой. — Нет. Она кивает, затем делает вдох. — Я все испортила, не так ли? Он снова качает головой, его пальцы снова и снова вертят арахис. — Нет, — Картер корчит гримасу. Она не верит в это, но он верит. Это он провалил разговор. Шэрон встает и произносит: — Я должна идти. Моя цель в движении. Он кивает и не оглядывается через плечо, не хочет рисковать, чтобы ее цель почувствовала что-то неладное. После того, как она ушла, он просматривает меню, хмуро смотрит на цены и гадает, слышал ли бармен, как он сказал, что у него нет денег. Заметив взгляд бармена, он решает, что тот его слышал. Он одаривает мужчину ухмылкой и ускользает. Он следит за ней на расстоянии. Наблюдает, как она приближается к цели. Держит руки в карманах и подальше от пистолета. Он здесь не для того, чтобы защищать ее, а просто для того, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Это не то, как если бы они знали друг друга, не совсем. Он наблюдает за ней три часа. Шэрон разговаривает с целью, флиртует с ним, и когда она заканчивает, ударяет его головой о дверь, прежде чем с впечатляющей скоростью убить трех его охранников, он кивает и ускользает обратно в тень.***
В следующий раз это будет Ноттинг-Хилл в субботу. Толпа людей такая плотная, что она почти разминулась с ним, но она останавливается, молча ожидая в углу киоска, пока он просматривает книги. Барнс выбирает две, платит за них, и она поворачивается, чтобы идти рядом с ним. — Ты же не собираешься снова пытаться убить меня, не так ли? Она ухмыляется ему. — Зависит от обстоятельств. Ты снова собираешься попытаться заставить меня заплатить за твою выпивку? Барнс бросает на нее взгляд, и она понимает, почему Гидра использовала его. Он может быть опасным, конечно. Шэрон знает о Зимнем Солдате. Но, глядя на него сейчас, невозможно соотнести Зимнего Солдата с мужчиной, стоящим сейчас рядом с ней. Он выглядит безобидным, мягким. Уязвимым. — На этот раз у меня есть деньги. Позволь мне заплатить. Ее брови взлетают вверх. Лучшим сценарием, который она разыграла в своей голове, было поддразнивание. Наиболее вероятным сценарием была еще большая неловкость, подобная их последней встрече. На данный момент их пути пересеклись достаточно, чтобы считаться друзьями. Или ближе к друзьям, насколько это возможно для шпионов. — Только если мы сможем начать все сначала, — говорит она и протягивает руку, — Я Шэрон. Он пожимает ей руку. Другая рука, та, что в перчатке, несмотря на жару, остается рядом с ним. — Думаю, Баки будет нормально. — Длинное имя, — размышляет она, а Барнс пожимает плечами. — Они добавляют по одному каждые десять лет. — Тогда разве ты не должен быть Баки Бартоломью Барнабас Бейкер Брантли Бентли... — Шэрон начинает считать на пальцах, — Бьюкенен Белл Брайан Барни Бубба Барнс? — Ха-ха, — говорит он, и ведет их к пабу и больше не произносит ни слова, пока они не сядут, — Бубба? — Бенджамин, — предлагает Шэрон вместо этого, на ходу, — Блейк. Брэдли. Барнс наклоняется вперед, чтобы спрятать лицо за меню. — Совсем не видишь своими глазами старика, да? — Шэрон ухмыляется ему, но на мгновение думает, что Барнс, похоже, не выглядит недовольным поддразниванием. Что хорошо, поскольку он мог бы сломать ее пополам, если бы захотел. — Я почти готов наказать вас, юная леди. Определенно не был недоволен. Шэрон усмехается, но прежде чем она успевает подразнить еще больше, он спрашивает, чего она хочет, и заказывает для них двоих в баре. Когда он возвращается, ребячество отходит на второй план, чтобы обсудить различные миссии, которые они выполняли. Однако ни один из них не хочет разглашать все подробности того, что они сделали, и они становятся искусными в распознавании паузы, когда другой решает, что они не хотят говорить об этом, и вместо этого говорят о чем-то другом. Когда они выходят из паба, они обсуждают тонкости различных видов оружия. Шэрон непоколебимо верна своему тактическому FNP-45, и Баки пытается убедить ее, что другие пистолеты лучше. Она знает, что в этом споре ей не победить, но и от своего дела не откажется. Шэрон улыбается, когда они расстаются, пытаясь притвориться, что боли в груди нет. Она больше не может так разговаривать со многими людьми, не может быть честной о том, кто она такая. Картер знает, что будет скучать по нему еще до того, как он исчезнет, но, по крайней мере, она уверена, что они увидятся снова. В конце концов, они достаточно сталкивались друг с другом, даже не пытаясь. И она специально сказала Барнсу, что теперь работает внештатно, и дала ему свой номер экстренной помощи на случай, если она ему понадобится. Она сомневалась, что он позвонит. Но, по крайней мере, у него был способ связаться, если ему это нужно.***
Он не звонит. Он смотрит на листок бумаги в своей руке, запоминая номер, а затем уничтожает его так тщательно, как только умеет. Она — его единственная реальная связь с миром. За пределами Бруклина и Стива Роджерса, за пределами Ваканды и Т'Чаллы. Она — та, кто смотрит на него и не видит того, что нужно выследить или исправить. Или, вернее, кого-то. Шэрон не смотрит на него, как на поврежденного. Барнс этого хочет. Он хочет, чтобы люди смотрели на него без боли, без взгляда, говорящего: «Ты убивал людей. Ты убил людей, которых я знаю. Ты убил людей, которых я любил». Т'Чалла сказал ему, что Баки не виноват в том, что Т'Чака мертв, и Баки логически понимает, что Т'Чалла не винит его в смерти отца. В тени статуи Т'Чаки трудно забыть, что кто-то использовал образ Баки, чтобы убить любимого бывшего короля. В следующий раз, когда он почувствует желание покинуть Ваканду, дело не только в том, что он убегает. Он не может заставить себя позвонить ей. Акт протягивания руки выбивает его из колеи. Ему не нужно протягивать руку помощи. Ему не нужно все, что было у него в прошлой жизни. Он этого не хочет. Не раньше, чем все, что Гидра вложила ему в голову, выйдет наружу. Он все равно ловит себя на том, что пялится на свой телефон. Он не звонит.***
Прошло семь месяцев, прежде чем она увидела его снова. Однако она знает, что он видел ее раньше, потому что это слишком большое совпадение, что Барнс появляется ни с того ни с сего, когда все пошло к черту. Шэрон не собиралась ввязываться в драку, хотела только пошарить вокруг, чтобы составить план. Она не может позволить себе быть глупой, она это знает. Картер не хотела быть глупой. Но, тем не менее, она была глупа. Ей никогда не приходило в голову, что кто-то может ее узнать. Она так долго жила как призрак. Но нет, один из друзей ее цели был на похоронах ее тети. Шэрон ворчит — она просто должна была почтить память тети Пегги. Но, даже когда ее кулак складывает кому-то нос, как гармошку, Шэрон должна думать, что оно того стоит. Один из мужчин хватает ее за волосы и откидывает голову назад, и тут появляется Баки. Только это не Баки, его движения слишком жестоки. И его глаза слишком внимательны, чтобы быть Зимним Солдатом. Она убивает тех, кто едва получил пару ударов, прежде чем он позаботится и о них. А потом Барнс стоит перед ней, осматривает ее на предмет каких-либо травм и осторожно прижимает руку к ее голове. Кровь. Его глаза темнеют. — Мы должны когда-нибудь устроить спарринг, — предлагает она. Они окружены насилием и его последствиями, и Шэрон старается сохранять непринужденный тон, потому что знает его выражение лица, которое говорит, что ей, возможно, больше не разрешат играть, что она слишком мягкая и хрупкая, чтобы быть окруженной насилием. Но Картер больше не знает, кто она такая без насилия, и она не откажется от него. Он рычит на нее. — Никогда, — выплевывает он. Барнс делает паузу, и Шэрон понимает, что он пытается понять, стоит ли ему забрать ее или нет. Она делает шаг назад. — Никогда, — говорит она ему. Шэрон не какой-то приз, который нужно носить, или девица, которая не умеет ходить. — Ты не можешь справиться с этим самостоятельно. Она сердито смотрит на него. — Хорошо. Сюда, — Картер ведет его в свой отель. Отель, потому что у туристов нет убежищ. По пути ей приходится дважды останавливаться, один раз, чтобы вырвать, и один раз, чтобы вытереться. К тому времени, как она добирается до своей комнаты, она спотыкается больше, чем хочет признать, и у нее почти возникает искушение прислониться к нему. Однако Барнс держится на расстоянии и следует за ней в ее комнату. — Они думают, что ты пьяна, — он запирает за ней дверь, Картер слишком устала, чтобы беспокоиться об этом. — Пойдет, — Шэрон достает аптечку из чемодана в шкафу. Через мгновение он уходит с ведерком для льда. Когда Барнс возвращается, Шэрон понимает, что он взял ее ключ, а она даже не заметила. Либо он настолько хорош, либо она ударилась головой сильнее, чем думала. Шэрон мочит салфетку в раковине и шипит, пытаясь очистить рану. Ее зрение затуманивается, когда она продолжает работать, а когда оно снова проясняется, Барнс поддерживает ее. Картер прислоняется к нему, одной рукой он обнимает ее, а другой рукой промывает рану. Она пытается сказать ему, что может сделать это сама, но это выходит как неразборчивая невнятность, которую даже она не может разобрать. Следующие несколько часов были в сознании и без. В какой-то момент Шэрон могла поклясться, что Барнс смотрит бейсбол, а диктор быстро говорит по-испански. В какой-то момент она просыпается и немного ест, засыпает и снова просыпается, чтобы ее вырвало. Она видит его мобильный, но снова засыпает, прежде чем успевает это прокомментировать. Когда Шэрон наконец просыпается и ей удается поесть и бодрствовать больше часа, она почти не может в это поверить. — Хорошо. Я неохотно признаю, что ты мог бы спасти мою задницу, Барнс. Затем он улыбается медленной, нерешительной, застенчивой улыбкой. — Я сделал это неохотно, — говорит он ей.***
После этого между ними происходит сдвиг. Баки не привык, чтобы с ним кто-то чувствовал себя комфортно. Он подозревает, что сначала она расслабляется рядом с ним только из-за сотрясения мозга, но она откладывает еду и отвечает на вопросы, которые он задает. Ее координация улучшается, зрение проясняется, и Шэрон, кажется, все еще не возражает против его присутствия. Барнс остается еще на ночь, чтобы убедиться, что у нее не случится рецидива. Так он себе говорит. Это не имеет ничего общего с тем, как приятно сидеть и смотреть бейсбол, когда люди не задают ему вопросов и не следят за ним. Однако на следующий день он не уходит. Шэрон достает карты и намечает, куда пойдет дальше. Она держит свои планы при себе, но он не возражает. — Все еще скрываешься от Стива? — спрашивает она, сделав заказ на обслуживание номеров. Он многозначительно смотрит на ее ассортимент карт. В чемодане хранятся паспорта и валюта разных стран, этого достаточно, чтобы она могла получить еще больше денег практически в любом направлении. — Это то, что ты делаешь? Шэрон пожимает плечами — Он занят. — Я тоже, — говорит он ровным голосом. Они едят в тишине. Шэрон больше не кажется полностью расслабленной рядом с ним, но когда он видит, как она хватает стопку карт, пристально глядя на него, Барнс понимает почему. Она упряма и оскорблена мыслью, что она прячется от кого бы то ни было, и она будет делать то, что хочет, черт бы побрал его мысли по этому поводу. Шэрон будет продолжать прятаться или что бы она там ни делала, пока ей это нравится. Ему это в ней нравится. Он надеется, что никто не отнимет у нее это, как сделали с ним.***
После этого он находит ее чаще. Она знает, что вакандцы пытаются помочь ему, но не настаивает на подробностях. Их разговоры становятся все меньше о прошлом, все меньше о Стиве и все больше о различных спортивных играх, которые они смотрят, когда ходят в бары, или о том, как уничтожить Гидру. Их самые горячие споры касаются того, как Гидра стала такой сильной в первую очередь; они никогда не говорят о его причастности, но пытаются определить ответственных лиц. Некоторые из людей, с которыми она выросла; они играли с ней, пока тетя Пегги была занята. Шэрон понимает, только когда его нет, когда она одна в бесконечной череде странных городов, что Гидра прощупывала ее. Она доверяла доброте друзей своей тети, потому что думала, что они, как и многие другие люди, по своей сути хорошие. Она перестает доверять доброте. Прошло много времени с тех пор, как она думала, что люди по своей природе хорошие. Теперь она наблюдает более внимательно и не доверяет ничему, если не может увидеть его темную сторону, определить, что приносит человеку стыд. Но она ему доверяет. Она знает о его демонах и тенях его души больше, чем кто-либо другой. Он настоящий. Он рядом, когда Шэрон нуждается в нем больше всего, хотя знает, что лучше не полагаться на его удачный момент. Но он не скрывает от нее свои недостатки, очевидно, предполагая, что она уже знает многие из них. И она знает. Она все еще знает, как получить доступ к файлам, о которых ей даже знать не следует. Когда он появляется, она больше не думает о том, чтобы делить с ним кровать. Они спят с оружием под подушками. У Шэрон их два; У Баки восемь в пределах досягаемости. Он читает ей лекции о достоинствах паранойи. Она читает ему лекции о том, как тратить боеприпасы, когда любому достойному убийце понадобится всего два пистолета, затем переходит к разговору о том, какие приемы можно использовать, чтобы подчинить своих противников. Спор приводит к импровизированному спаррингу, в результате которого она на несколько дней остается в постели с ушибами ребер и болящей задницей. — Вот почему ты отказался от спарринга, — говорит она, когда Барнс кладет пакет со льдом ей на спину. Несмотря на то, насколько он холодный, он кажется божественным. — Ты знаешь, почему я отказался от спарринга, — еще один пакет со льдом ложится ей на колено, — Это было не то. Шэрон присвистывает. — Это ты сдерживался? Я знала, что мне следовало начать спарринг с тобой раньше, — на этот раз Барнс ничего не говорит, и через мгновение она прерывает бейсбольный матч. — Значит, ты больше не беспокоишься о том, что он вновь появится? Барнс быстро качает головой. Иногда Шэрон задается вопросом, примирился ли он с тем, что Зимний Солдат является его частью, но он, похоже, не так уж любит Зимнего Солдата, когда прикладывает к ней пакеты со льдом. Он остается с ней, несмотря на ее заверения, что с ней все в порядке. Когда она видит его в следующий раз, он подстрижен, и с ним женщина. У нее нет лишнего жира, и Шэрон может признать, что завидует ее мускулам. Голова женщины выбрита, взгляд острый, каждый малейший жест сулит боль любому, кто встанет у нее на пути. У нее самая темная кожа, которую Шэрон когда-либо видела. Картер отрывается от продавца и направляется к нему. — Спарринг-партнер, — говорит Баки. Когда они остаются одни, женщина надирает ей задницу. Снова, и снова, и снова, а Шэрон ухмыляется и пытается запомнить движения. — Ты слишком снисходительна ко мне, не так ли? — Ты просто бывший агент Щ.И.Т'а, верно? Если бы я не была с тобой помягче, я бы, скорее всего, убила тебя. Из-за того, как ты дерешься, я могу даже не заметить, что ты мертва, пока не закончу тебя избивать. Женщина говорит мало, но когда она говорит, у нее легкий акцент. Шэрон не обижается, что агенты Щ.И.Т'а — легковесы. По сравнению с этой женщиной, они такие и есть. — Неудивительно, что вы с Баки тусуетесь. Женщина остается только на сутки. Шэрон нравится думать, что она заслужила от нее хоть каплю неохотного уважения, но та не дает ни малейшего намека. Все, от ее жестов до ее взглядов, является оружием, и она полностью контролирует себя. Баки остается еще на три дня, первые два, чтобы заказать обслуживание в номер и позволить ей использовать его в качестве подушки, третий — чтобы прогуляться по городу и немного осмотреть его. Как бы ей ни было больно, это самое близкое к счастью, что она знала за долгое время.***
Он видит ее еще пару раз. Вакандцы больше не так беспокоятся о его уходе; он подозревает, что они думают, что он просто выследит Шэрон и пообщается с ней. Они не ошибаются. Барнс уходит не потому, что чувствует, как стены его клетки давят на него. Теперь он уходит, потому что боится, что она будет лезть не в свое дело, когда его там не будет. Стив не писал ей несколько месяцев. Баки никогда не совал нос в их отношения, никогда не хотел этого. Но после пары месяцев отсутствия новостей о Стиве она забеспокоилась. Шэрон листает новостные каналы и ищет в Интернете все, что касается Стива, кроме того, что он общается со случайными женщинами, одна из которых утверждала, что родила последнее воплощение Дьявола из Джерси. — Отсутствие новостей — это хорошие новости, верно? — Ага, — говорит она с улыбкой, в которую он не верит ни на секунду. В конце концов, он отвлекает ее, позволяя ей попробовать приемы, которым она научилась у Окойи. В итоге она устает настолько, что сворачивается калачиком у него под боком и смотрит с ним бейсбол, пока не засыпает. Наблюдая за игрой, боясь, что выключение ее разбудит, он понимает, что ему не нравится смотреть бейсбол. Но она часто превращает это в игру, поэтому он полагает, что это ей нравится. Она одна из немногих, ради кого он будет смотреть бейсбол. Барнс уезжает на следующий день. Он и раньше выслеживал Стива, но никогда не выходил на связь. Хотя всю ночь он думал об этом все больше и больше, и теперь он не может не задаться вопросом, не в беде ли Стив. Он был так занят, что не особо беспокоился о парне с сывороткой суперсолдата. Глаза Стива расширяются, когда Баки выходит на связь. — Это не навсегда, — говорит Баки, — Они все еще работают надо мной. Шэрон волновалась, потому что ты перестал ей писать. — Не знал, что сказать, — хмурится Стив, — Ты с Шэрон? — Иногда, — Баки наблюдает за Стивом, как будто он может видеть все то, что ни один из них не может сказать в воздухе между ними. Упущенные возможности, сожаления, то, что они потеряли. Они люди вне времени. Люди без стран. Мужчины без дома, — Я скажу ей, что с тобой все в порядке, чтобы она перестала волноваться, — он закрывает рот, чтобы не дать вырваться предостережению своему лучшему другу. Стив больше не шпана из Бруклина, — Возможно, она захочет знать, почему ты перестал писать. — Я занят, — говорит Стив и обводит рукой вокруг них, — Она этого не заслуживает. Ее объявили предательницей из-за меня. До этого она потеряла работу, потому что я настаивал на прекращении работы Щ.И.Т'а. Я не могу продолжать портить ей жизнь. Когда все уляжется. Баки пристально смотрит на него. — Они не успокоятся, Стив. Ты же знаешь, что они этого не сделают. — Мне просто нужно закончить кое-какие дела. Я обещаю. Баки оглядывается по сторонам. У них не так много времени до прихода Уилсона, а от Уилсона будет труднее уйти, чем от Стива. Стив может отпустить Баки, уже делал это раньше. — Лучше будь осторожен, Стив. Твоя девушка не собирается ждать вечно. Кто-нибудь другой может обратить на нее внимание. — Это будешь ты, Бак? Баки пожимает плечами. — Может быть. Стив приподнимает бровь. — Я не собираюсь исчезать из поля зрения навсегда. — Тогда поищи нас, когда закончишь. И оставайся в безопасности до тех пор, придурок.***
Баки посылает ей сообщение. Пишет впервые за все время, что они знают друг друга. Шэрон подумала бы, что это розыгрыш, если бы сообщение могло прийти от кого-то другого. «Проверил Стива. Он в порядке. Занят, как обычно». Пузырь лопается. Требуется целая вечность, чтобы тот исчез, но в конце концов он снова появляется. Шэрон проверяет свой телефон в любое время, совершенно случайно, и так же случайно пузырь оказывается там. Однако Барнс больше не пишет. Жизнь возвращается к тому, что считается нормальным. Она вкладывает немного больше в паранойю, пополняя свою коллекцию тайников по всей Европе. Она использует закулисные сделки и фальшивые документы, чтобы купить пару безопасных домов. Никто больше не называет ее настоящим именем. Когда проходит два месяца тишины, Шэрон отправляет ему сообщение. «Не могу, чтобы все, кого я знаю, не разговаривали со мной, лол». Барнс появляется через пару дней, и что-то изменилось. Что-то не так. Он напряжен и не хочет встречаться с ней взглядом, вытирает руки о джинсы, хотя они больше не потеют. — Ты болен? — спрашивает она на второй день, — Если тебе нужно прилечь... Он качает головой и допивает пиво. — Спасибо за предложение. И все же он ложится, чтобы Картер могла свернуться калачиком рядом с ним. Барнс уходит утром. Единственное, что изменилось во всей комнате — это блокнот у ее кровати, в котором теперь не хватает несколько листов. Она всматривается, едва различает каракули, и когда он все еще не появился к обеду, слегка проводит по ним карандашом. Это ничего не дает. Шэрон продолжает в том же духе, пробует все трюки, которым ее научили тетя Пегги и Щ.И.Т. В конце концов, ей все еще нужно собрать все воедино, и когда это происходит, Шэрон не уверена, что все сделала правильно. «Ш- Ты мне нравишься -Б» Картер судорожно сглатывает и садится на кровать. Она не могла сделать это правильно. Должно быть, она неправильно заполнила пробелы. Должно быть, она сделала это неправильно. Шэрон достает свой телефон. Обычно она пишет только Стиву. Никто не знает, где он и что задумал. Но на этот раз она рискует позвонить. — Все в порядке? — раздается в трубке. «Никто больше не называет ее по имени», — с усмешкой думает она. — Да. Все хорошо. Я просто... я думаю... ладно, это прозвучит странно, но... — Но Бак очень сильно с тобой флиртует? Она замирает. Сглотнув, произносит: — Что? — Я имею в виду, он... Я имею в виду, если он не... — Нет, нет. Это не так. Он просто ведет себя очень неловко и оставил записку, в которой сказал, что я ему нравлюсь, но потом взял все, кроме последних двух страниц в блокноте. Наверное, чтобы у меня не возникло подозрений, если бы он пропал совсем, — Шэрон и забыла каково это — разговаривать с ним. Так много теряется в тексте, но тембр его голоса сам по себе успокаивает. Прямота, с которой он говорит, уверенность, намек на шутку... Это, конечно, не больно. Через мгновение Стив продолжает: — Он недоволен, что я мало писал тебе, и выследил меня, — признается он, — Сказал, что мне лучше поторопиться и закончить дела, прежде чем он сделает шаг по отношению к тебе. — Разве вы двое не друзья? Она слышит в трубке дыхание, почти похожее на смех. — Шэрон. Я худший человек, с которым ты можешь встречаться прямо сейчас. — Я знаю. — Что? — Я знаю, — повторяет она. — Что? Шэрон усмехается в трубку. — Ты определенно худший человек для меня на сегодняшний день. Я поняла. Когда мы были соседями, когда помогала тебе, я понимаю это и сейчас. Меня это вполне устраивает. Все еще хочу посмотреть, куда это приведет. Стив молчит. — Я не могу втянуть тебя в то, что я делаю прямо сейчас. — Все в порядке. Твой лучший друг подкатывает ко мне. Может, я украду его у тебя. — Серьезно? — Эй, ты всегда можешь сразиться со мной за него. Принеси перчатку. Бросим ее вниз. В трубку поступает еще один поток воздуха. Однажды Шэрон заставит его смеяться так сильно, что он упадет со стула, она клянется в этом. — Серьезно, Стив. Возможно, ты прожил дольше, чем другие, но это не значит, что твоя жизнь достаточно коротка, чтобы ты не мог попытаться быть счастливым. У тебя должно быть за что бороться, верно? К кому-то, к кому можно вернуться домой. Если это то, что сделает тебя счастливым. — И ты бы сидела дома и ждала меня? — О, черт возьми, нет. Если к тому времени я закончу спасать мир, конечно, но я бы на это не рассчитывала. И да поможет тебе Бог, если ты рассчитываешь вернуться домой в пять часов и найти жаркое в духовке. Последнее жаркое, которое я пыталась приготовить, умерло второй смертью, а затем рассыпалось в прах. После этого я даже не пыталась почистить духовку. Я переехала. — Хорошо, значит, ты закончишь спасать мир, и мы закажем пиццу, или я куплю что-нибудь по дороге домой. — Конечно. Они замолкают. Шэрон задается вопросом, думает ли он о возможном будущем для них обоих, как она. — Я собираюсь попробовать, Стив, — ее голос мягкий, — С Баки. Я отказываюсь вечно ждать тебя и хочу посмотреть, как все пойдет. Я хочу, чтобы кто-нибудь снова называл меня моим чертовым именем. — Я бы назвал тебя по имени, если бы ты была здесь, — говорит Стив. — Но это не так, Стив. И меня там нет. У нас разные способы работы, и это нормально, — Шэрон облизывает губы и жалеет, что не выпила, — Когда ты закончишь, мы посмотрим, сможем ли мы все еще быть кем-то. Но до тех пор я собираюсь позволить твоему лучшему другу быть очень неловким рядом со мной. Ее встретила тишина. Ее телефон нагревается, пока она ждет, пока он заговорит. — Ты знаешь, Шэрон, что я забочусь о тебе. — Я знаю. И я тоже забочусь о тебе. И, может быть, однажды мы узнаем, сможем ли мы любить друг друга настолько, чтобы делать больше, чем переписываться по телефону больше года. Но прямо сейчас это не так. Я думаю, ты считаешь меня преданной и полезной, может быть, милой. Но ты еще недостаточно знаешь меня, чтобы любить. Я убивала людей. Я облажалась. Я совершала ошибки. Я не умею готовить. Я не умею рисовать. Я умею стрелять из пистолета, как никто другой. Может быть, однажды мы сможем узнать друг друга получше. Может быть, ты сможешь узнать меня получше, и мы посмотрим, кем мы сможем стать. — Я бы хотел этого, — его голос напряженный. Грубый. — Я тоже, — Шэрон прочищает горло. Они не прощаются — говорит она себе. Просто соглашаются сделать что-нибудь позже, если это когда-нибудь произойдет, — Я просто не могу ждать вечно. — Тебе не нужно мне это объяснять, — Стив снова звучит твердо. Хорошо, — Я слишком многое упустил из-за ожидания. — Тогда ты будешь знать, что нужно задействовать свою задницу и разобраться со своим дерьмом. — Это не так просто, как кажется. Шэрон вздыхает. — Полагаю, Картер должна показать тебе, как это делается. Пришли мне то, что у тебя есть и что ты пытаешься сделать. — Ты собираешься помочь мне, пока будешь приставать к моему лучшему другу. — Я получаю бесстыдство от обеих сторон семьи, — говорит она ему, — Двойное бесстыдство. Бесстыдство в квадрате. — Вау, — Наступает пауза, а затем он говорит: — Хорошо. Твой адрес электронной почты защищен?***
Это нелегко. Это должно быть легко. Раньше это было легко. Или, по крайней мере, проще. Барнс помнит, как естественно было флиртовать с девушкой. Но он уже не тот человек, которым был раньше. Он находит ее в захудалом коттедже в Португалии. Инструменты разложены во внутреннем дворике, и Шэрон шпаклевала стену. Барнс осматривает инструменты, затем здание. — Тебе нужно укрепить здесь. — Я обученный шпион, — возражает она, не поворачиваясь к нему, — а не подрядчик. — Обученная шпионка, которая умрет, когда на нее обрушится крыша. Она бросает на него взгляд через плечо. — Я купила это место по дешевке. Теперь ты понимаешь, почему, — Шэрон обводит рукой вокруг здания. Кухонная зона в углу и переходит в спальню. — Не говори мне, что здесь уборная на улице. Шэрон указывает на маленькую дверь на другой стороне дома. — Но тебе захочется, чтобы там была уборная. Он не верит ей до тех пор, пока не придет время. Ремонт дома идет медленно. Барнс не спрашивает, почему она это делает, полагая, что у нее есть на то свои причины. Ни один из них не знает, что они делают, и они проводят большую часть своего времени, когда не работают в городской библиотеке или в Интернете, в поисках определенных слов и советов. Постепенно дом начинает выглядеть как настоящий дом. Баки — тот, кто предлагает второй этаж. Ей нравятся балконы, и она одобряет эту идею; ему нравятся обзорные площадки, и он строит второй этаж с учетом этого. Это нелегкая работа, но это легче, чем разговаривать с ней. Барнс звонит Т'Чалле, чтобы сообщить ему и заверить, что с ним все в порядке, его разум принадлежит ему. Они немного говорят о том, что он делает, а затем Т'Чалла говорит, что не может больше заставлять президента ждать и поддерживать связь. Баки не спрашивает, какой это президент; Т'Чалла, кажется, знает их всех, и Баки не уверен, что хочет больше той жизни, той жизни, в которой он пытается так или иначе повлиять на историю. Неделю спустя Окойе оказывается у них. Она рядом, чтобы присматривать за ним, но, тем не менее, она берется за работу. Баки знает, когда Окойе скучно, она просит потренироваться с ним или Шэрон. Со временем становится меньше работы и больше отдыха. Окойе бросает на него многозначительный взгляд. Она хочет домой, но он не может заставить себя уйти, и его вопросы давят на него дольше, чем они уже есть. Шэрон занята. Даже когда работа с инструментами закончена, она продолжает работать. Комнаты покрашены. Развешаны картины, ни одна из которых не носит особо личного характера. Приобретена мебель. Это место — мешанина, работа любви и решимости, а не вкуса в дизайне. Баки не может решить, нравится ли ему это. Ему требуется слишком много времени, чтобы понять, что Шэрон избегает смотреть на него так же, как он избегает смотреть на нее. Они наблюдают друг за другом краем глаза. Он наблюдает за ней более пристально, видит, как она напрягается, когда он рядом, как натянутая проволока. Он не знает, что делать. Окойе становится скучно и она уходит без всяких хлопот. Теперь они вдвоем, делят постель, но избегают друг друга во всех других отношениях. Их разговоры неестественны. Они оба способные шпионы, но они не могут быть честными друг с другом и не могут убедительно лгать. Проходят дни. Баки думает, что с крио было бы легче иметь дело, чем с этим. В конце концов, это заставило его решиться. Потому что он так много бегал и прятался, и он знает, что если сделает это снова сейчас, то никогда не остановится. Барнс решает, что ему нужно сказать ей. Он знает, что ему нужно сказать ей. Просто выплюнуть. Плыви или тони. Сделай или умри. В конце концов, какая женщина не захотела бы бывшего убийцу с промытыми мозгами, чья рука могла бы с легкостью свернуть ей шею? Однажды вечером она пытается приготовить ужин; он знает, потому что в доме внезапно пахнет прогорклым дымом. Шэрон выключает плиту, и они, спотыкаясь, выходят в ночь. Баки открывает окно настежь. — Бутерброды недостаточно хороши? Шэрон идет к следующему окну. — Подумала попробовать приготовить жаркое. — Как насчет того, чтобы оставить это мне в следующий раз. Шэрон закатывает глаза. — Полагаю, ты тоже можешь приготовить жаркое. Он пожимает плечами. — Это не так уж сложно, — Барнс бросает взгляд на дом, — Во всяком случае, не должно быть. Она отмахивается от него и продолжает открывать окна. В ту ночь они спят снаружи на крыльце, держа оружие в пределах досягаемости, а на следующую ночь он готовит жаркое. Он не такой повар, как Стив, но считает, что это вполне съедобно. Ему не приходит в голову, пока он не видит ее в платье, что это может быть не обычный ужин. Он ставит перед ней тарелку и заставляет себя говорить. — Хочешь как-нибудь пойти потанцевать? Шэрон приподнимает бровь, глядя на него. Близлежащий город слишком мал для клуба. — Сходить куда-нибудь как-нибудь, — поправляется он. Шэрон улыбается, и эта улыбка согревает его тело и заставляет задуматься, о чем он беспокоился. — Самое время, черт возьми, спросить, — говорит она, — Я думала о том, как пригласить тебя на свидание. Барнс опускается на сиденье напротив нее. Молчит, откусывает кусочек жаркого и замечает, что оно слишком сухое. — Ты могла бы что-то сказать, — без злобы жалуется он. Шэрон пожимает плечами. — Поначалу я думала, что ты найдешь время для этого. А потом ты так этого не сделал, так что начала думать о том, как я могла бы рассказать тебе, и я... чуть не сожгла дом дотла. Шэрон снова улыбается, и он откладывает вилку. — Давай поедем в город поесть, — предлагает он, — Разоримся. — Или мы могли бы просто сделать бутерброды, — возражает она, — Остаться дома. На этот раз Шэрон не улыбается, но то, как она смотрит на него, заставляет его улыбнуться. Он делает паузу и поднимает руку. — Я могу быть опасным. — Я тоже могу, — произносит Шэрон, отправляя посуду в раковину. — Мне придется вернуться в Ваканду. Ты не можешь мне доверять, Шэрон. Шэрон прислоняется к стойке, наблюдая за ним. — Я доверяю тебе. И я до сих пор не знаю русского. Барнс почти смеется, но это тихий, неловкий звук. — Есть и другие способы причинить тебе боль, — произносит он, и Шэрон подходит ближе. — Я доверяю тебе, — медленно и осторожно она кладет руку на его правую руку, и его мышцы сокращаются от ее прикосновения. Однако Шэрон не отступает. Барнс смотрит на нее, но она не двигается, — Тебе решать, — только тогда Шэрон отстраняется. Барнс ловит ее за руку и сажает к себе на колени. Его поцелуй был торопливым и небрежным, случайно целомудренным в уголке ее губ. Он пытается снова. На этот раз его цель верна, и она приоткрывает губы, и поцелуй не целомудрен и не должен быть таким. Все, что она не убрала со стола, вскоре оказывается на полу и разбивается. Но они слишком долго ждали, чтобы позволить сломанным солонкам остановить их. Шэрон просто смеется и прижимает его ближе, и Баки улыбается ей в губы.***
Он не может оставаться здесь вечно. За последние несколько дней они почти не выходили из коттеджа, выходили только за продуктами, но ему нужно было кое-куда сходить, повидаться с людьми и привести себя в порядок. Она тоже не может остаться здесь вечно. Дом в Португалии — это дом мечты, дом призраков. Скоро она окажется в таких ужасных драках, с кровью на руках, в волосах и под ногтями, что этот дом даже не будет казаться настоящим. Но до тех пор она счастлива, что не стала ждать, и ей нравится думать, что он тоже счастлив. Однажды они встретятся снова, будь то в бою или в тишине, и она больше не будет ждать. Она поцелует его, и поговорит с ним, и будет с ним, потому что жизнь слишком коротка, слишком опасна и слишком жестока, чтобы не ухватиться за любую ниточку счастья, какую только сможет.