Один день путешествия Алого Короля

      Изогнутый черный шип, возвышавшийся над постоянно меняющимся сумрачным скалистым миром, ставшим убежищем для величайших чернокнижников Галактики, тысячелетия назад приобрел свою невероятную форму, невозможную для повторения даже самым одарённым архитектором, благодаря мимолетной прихоти Алого Короля изменить свой обитель.       Планета Колдунов стала убежищем для бесчисленного количества рабов и переживших Сожжение Просперо легионеров Тысячи Сынов, но не домом. О прошлой жизни Пятнадцатого напоминали лишь искривленные, оплавленные и разрушенные архитектурные шедевры Тизки, оставшиеся, словно в насмешку, взирать на чудовищные изменения когда-то верных идеалу Империума Астартес.       В одном из неимоверно огромных залов Обсидиановой башни, соединяющихся и переплетающихся в лабиринты проходов и коридоров из переливающегося хрусталя, удивительная красота которого навсегда оставалась в памяти у посетителей этих мест, в окружении сотен полок с книгами и свитками, в величественных одеждах и богатых украшениях стоял краснокожий гигант. Когда-то его почти человеческая плоть ныне была соткана из эфира, на спине выросли крылья, отдающие перламутром, ногти превратились в ужасающие когти, а ноги стали подобны птичьим лапам.       Множество зеркал в зале пыталось охватить и воспроизвести бесчисленные личины и грани личности стоявшего повелителя этих владений, но им это еще ни разу не удавалось. После каждой неудачи зеркала вопили, трескались, а затем восстанавливались, продолжая свои тщетные попытки. Свитки, книги, пергаменты, слова, словно кровоточащие раны на теле, перестраивались и менялись, кричали, шептали, то удаляясь от Магнуса Красного, наделенного множеством прозвищ в восхваление или от страха перед ним, то приближаясь.       Сомкнутые веки его единственного глаза позволяли не отвлекаться на мелочи, давая возможность сконцентрировать всю свою мощь на чтении волн Великого Океана, хватаясь за картины событий будущего. Он нёсся по варпу, уничтожая хищников вокруг него. Мимолетные образы, видения посещали его, постепенно складываясь в единую картину. Магнус жадно цеплялся за любые крупицы знаний, способных помочь ему. Вокруг него проносились планеты, потоки судьбы струились рядом с ним, но их чтение вызывало всё больше и больше сложностей даже для него, Короля-Колдуна, чьё высокомерие погубило его мир.       Резкая ненависть прожгла сердце Алого Короля: это варвары Шестого, псы с Фенриса напали на его Город Света — центр знаний, собранных Тысячей Сынов за двести лет Великого Крестового похода. Почти всё превратилось в прах лишь из-за ненависти к эзотерическим знаниям, жестокости и зависти к психическому потенциалу Пятнадцатого Легиона. Но он отбросил это чувство, мешающее ему прочитать завихрения будущего.       Кровь, таящий ледник, побитые псы, бегущие из последних сил в атаку, медный и извивающийся скарабеи в одной звёздной системе. Он почти почувствовал надоедающую его душе скорбь. — Этого мало, — произнёс ринувшиеся ещё глубже в Великий Океан воплощение примарха.       Разрез реальности, перекрывающий Империум, тьма, боль и страдания триллионов людей. Механизмы, огонь, разорванная паучья паутина соединяется вновь, муха, когда-то пытавшаяся завладеть паутиной, вырывается из неё. — Всего навсего невозможный вариант развития событий, — прошептал Магнус, лицо которого исказилось истинным удивлением. Когда же он испытывал это чувство в последний раз?       Привлеченный необыкновенным, несмотря на все странности варпа, явлением, Алый Король моментально потерял интерес к нитям судьбы, устремившись к аномалии.       Вдруг одна из мыслей поразила его сознание: он уже был тут. Он помнил эту изменчивость цветов Имматериума, он помнил эту защиту: золотой луч, разгоравшийся с каждым днём всё ярче и ярче, сдерживал Нерожденных, ожидавших бреши в защите на протяжении веков, дабы полакомиться ярчайшей душой. Он помнил эту постепенно восстанавливающуюся стену, когда-то разорванную им же, в попытках предупредить Его о величайшем предательстве в истории Вселенной. — Отец? — словам Короля-Колдуна вторили демоны: — Анафема, Анафема!       Приблизившись на опасно близкое расстояние к психическим рубежам обороны Имперского подземелья, примарх вновь произнёс: — Отец?       Рябь прошла по щиту, и ответом стало приглашение в чертоги воспоминаний. Хоть и с опаской, но Магнус принял его.       Постепенно исчезающий варп превращался в небо, идеально ровную поверхность мира с крошечными фигурками солдат и огромными очертаниями титанов, прочей техники Механикум, в помост, на котором стоял Магнус. Затем появились его братья: Сангвиний, предающийся размышлениям, высокий и костлявый Мортарион, Ангрон, сжимающий баллюстраду, Джагатай, Лоргар, живо обсуждавший что-то с Рогалом Дорном, Хорус и Фулгрим, беседующие с друг другом. Он стоял на том же месте. Он не мог не узнать это место. — Улланор... — прошептал Алый Король. — Ты прав, это Улланор.       Примарх знал этот голос. Обернувшись к источнику звука, он увидел Его: золотые глаза Императора пристально смотрели на своего падшего сына. — Отец. — Магнус, — откликнулся он.       Диалог между двумя величайшими псайкерами в Галактике начался так же, как и тот, что положил конец великому труду Повелителя Человечества.