Сильные и слабые

Ужас, боль, агония. Эти чувства были привычными для юного Томиоки. Никто не отказывал себе в удовольствии поиздеваться над одиноким сиротой, у которого и друзей-то не было. Вернее, нет, они были. Но их давно нет в этом мире. Истязания начались после того, как Гию поступил в старшую школу. Стоило ему объявиться в этой ужасной компании, его приняли за слабака, который не даст отпор, если его ударить. Шинадзугава вместе с остальными решил проверить это. И они его ударяли, но никогда не действовали в одиночку, как шакалы загоняли Томиоку в угол и начинали избивать его, что нередко носило за собой последствия, из-за которых обидчиков призывали к уголовной ответственности за их поступки. Но на том издевательства не кончились. Парень, что был вне закона, не был ограничен в правах, постоянно избивал Томиоку за углом школы или в переулках, и никаких жалоб на это не следовало. Самого его звали Санеми Шинадзугава, и этому типу очень повезло оказаться одноклассником того скрытного и мутного типа, который так и манил, чтобы его ударить, довести до слёз, а может, и до самоубийства. Первые годы учителя беспокоились за Гию, и он сам нередко жаловался на то, что стоило бы прекратить эти муки и исключить буйного ученика из школы, который и начал всё это. Или, на крайняк, самого Гию. Но он не хотел отсюда уходить, так как в другую школу ему не податься. Да и годы шли, а Томиока привыкал к этой постоянной боли, принимал её как должное, и учителя перестали замечать несходящие синяки с лица Гию и пластыри кое-где, чаще всего на носу. Навязывается вопрос: а почему Гию не пытается что-то с этим сделать или дать отпор Шинадзугаве? Всё просто. Он считает себя слабым, а слабые существуют, чтобы оправдывать сильных. Он никогда не показывал эмоций на людях, даже когда его избивали и слёзы норовили вместе с кровью вырываться из глазниц, а горло сохло без душераздирающего крика о боли, он не терял самообладание, пускай часто норовит упасть в обморок от получаемых травм. Благодаря этой выдержке и вообще полному безразличию его прозвали «Равнодушное чудище». Чудище только потому, что он никогда не ломался перед людьми, что у него буквально выбивали. И у школьников просто привычка видеть в тех, кого они бьют - плохишей, которые заслужили избиения и издевательства, возвышая себя до уровня героев. Из-за этой несправедливости и страдал Томиока, но он не ломался. Пытался. Жил он у родственника его покойного друга, Саконджи Урокодаки, который ещё с тех пор как Гию был ребенком обучал его боевым искусствам. В основном, кэндзюцу. До этого у него обучался его внук – Сабито, однако чёртова авария не дала двум друзьям стать искусными мечниками, похоронив персиковолосого. Но и сам Саконджи уже близок к смерти попросту от старости, и Гию останется без единственного человека, который его покрывает.

***

Удар пришелся по лицу, болезненный, сильный. Обладатель кулака скалился в широкой ухмылке, другой рукой хватая брюнета за ворот, сминая ткань и удушая одноклассника, прижимая к стене. Всегда было одно и тоже, бесконечные страдания. – Привет, Томиока. Долго тебя не били со смерти старика, да? Не бойся, малыш, сегодня я отхерачу тебя так, что шрамы останутся, а может ты отправишься к своему дохлому деду и его блядскому внуку, который также сдох, но тебя в отличие от них закопают в огороде, где ты будешь кормить червей своим ебаным трупом. Но... – Что ты.. сказал..? Сегодня было нечто иное. – Что ты сказал?.. Об учителе Урокодаки... О Сабито... Что ты сказал? Гию не чувствовал боли, его тело слегка подрагивало, и его мышцы переполнял адреналин. Он не удержался от рефлекса, когда кулак платиноволосого для следующего удара уже стремился к лицу, и перехватил кулак ладонью, после этого мгновенный удар по шокированной физиономии заставил Санеми выпустить его ворот из своей стальной хватки и отойти на пару шагов, закрывая лицо ладонью. И тогда Гию стал не менее страшным, чем сам Санеми, говоря уже связно, без пауз, которые и без этого нагнетали, и на этот раз в голосе чётко слышалась ярость и сталь, подобная нраву обоих парней, один из которых в шоке и злости глядел на второго, что сейчас больше походил на загнанного в угол зверя, чем на человека. – Что ты, ублюдок, сказал об учителе Урокодаки и Сабито? – Пошёл нахрен, Томиока! Я тебя в порошок сотру! Санеми изподлобья смотрит на одноклассника, который и с места не сдвинулся, готовясь к атаке первого. Даже все присутствующие на этом «шоу» держали строгую дистанцию, похлеще, чёрт возьми, того, что в карантине объявили. Обанай так в особенности, ведь и без этого был слабым дрыщем, однако не социально-отстранённым, как Томиока; поэтому, видимо, носитель бинтов вписался в безумную компанию. Двое сверстника сорвались с места, Шинадзугава замахивается для удара, но Томиока обхватывает его за торс руками, с усилием поднимая его и швыряя через себя, прямо на асфальт, на котором не так давно лежал и сам Гию. Пока Санеми вставал, брюнет взял ровную палку, что лежала неподалёку и с виду была крепкой, ударил с размаха по светлой макушке, практически отправляя обидчика в сокрушительный нокаут. Сама же палка от такого удара сломалась, голова Санеми оказалась крепче, да и удар был далеко не слабый, ровный, точный и не менее мощный. Был бы в руках Гию тренировочный снаряд, Санеми отправился бы в царство Морфея сразу после удара, но жаль, что этого не произошло. – Мразь! Да я из тебя фарш сделаю, ты, отвратительный выблядок! - орал светловолосый, пока Томиока медлил, ведь адреналин уходил из мышц и он потихоньку вновь слабел, подрагивая и выпуская обломок от палки на асфальт. К сожалению, Гию не был сильным. И поэтому, как только Санеми встал, удар по лицу Гию отправил его тело на асфальт, а затем Шинадзугава принялся бить по лицу голубоглазого, оставляя бесчисленное множество синяков на лице и кровавых вмятин, разбил, а может, и сломал ему нос, а затем ударил затылком по твёрдой поверхности, схватив за волосы. Не выпуская тёмные локоны из своих рук, парень поднял голову Гию и сорвал с его хвоста резинку, когда-то подаренную им Тсутако, и разорвал её в клочья, хватаясь уже за распущенные волосы и, протащив немного, ударил по стене всё тело, для чего пришлось слегка раскрутиться. В тот день Гию впервые заплакал. Беззвучно, тихо, его слёзы стекали по окровавленным щекам, синеющим от ударов. Слюна, кровь, сопли, слёзы смешались вместе и брюнет выглядел так жалко, как не выглядит ни одно бездомное животное. Он лежал спиной к стене, по которой его недавно ударили, и смотрел в одну точку, выплюнув остатки жидкостей вместе с кровью, когда по животу прошлись десятки ударов, и каждый его уголок тела трепетал от боли, пока безжалостные школьники нещадно добивали брюнета, а ему приходилось лишь глядеть в пустоту, в сторону проходящих мимо переулка людей, думая, а почему никто из них не придёт на помощь, не спасёт его от ужасной участи, которой он толком не заслужил? Страшная несправедливость вкупе с болью по всему телу затуманивает рассудок и Томиока отключился прямо во время того, как его отпинывали. Он и дышать перестал, и пульс почти прекратился, от чего малолетние бандиты испугались и сбежали подальше от места возможного убийства поскорее. Наверное, было бы лучше, если бы Томиока погиб. Но жизнь в его изуродованном теле ещё теплилась, не желая мириться с такой мерзотной участью, активно пытаясь сохранять дыхание, пускай слабое, еле ощутимое, но всё же дыхание. *** Чёрный кабриолет остановился неподалёку от девочки, что осматривала парня и натирала его раны ваткой, пропитанной антисептиком, и она нахмуренно повернулась в сторону двух темноволосых мужчин, что сейчас хотели забрать тело юноши себе. Она заслонила его собой, закрывая обзор для Кокушибо и Музана, однако они не убрались, лишь стали неспешно подходить. – Отойди, девочка. Этот парень нам нужен. Мы сможем оказать ему помощь, какой за всю его жизнь не было. А ты что можешь? Из машины вышел третий, блондин с необычного цвета глазами, с наигранной жалостью глядя на лежащего без сознания парня, а после ухмыльнулся, посмотрев на Кочо. – Нет. Я не позволю никому из вас, отродья, тронуть его. Но Шинобу придется, ведь, в конце концов, она слабая, как и Гию, а слабые существуют только чтобы оправдывать сильных.