Одиночество

Одиночество - эмоционально-психологическое явление, эмоциональное состояние человека, когда он чувствует себя опустошённым и тем, у кого не осталось от силы никого. Совершенно никого.. Страшно жить в мире, в которым ты осознаёшь то, что ты - ошибка природы и не заслуживаешь жить в мире, где каждый, кто был тебе дорог и близок, отвернулся от тебя. Оставил совершенно одного. Когда рядом нет больше никого, и нет тепла - это и есть одиночество. Третий Рейх - бывший диктатор, начавший Вторую Мировую Войну, напав на самого близкого себе человека. На того, кто был с ним все года рядом и был единственной опорой, что вела его дальше, а не вниз, где находится опустошённое дно, наполненное тем же одиночеством. Но он слишком поздно осознал то, что он сотворил. Ему было на душе так больно от самого себя, так отвратно, так пусто. Ему не оставалось сделать ничего, кроме как приставить дуло пистолета к своему виску, исцарапанного когтями овчарок и оружий. Он хотел сотворить самоубийство, чтобы избавить своё тело от немысленной горечи и стыда, чтобы дать всем того, чего все эти грёбаные четыре года они хотели и добивались. Но он не смог.. Мысли о СССР отгоняли прочь от не солидарной мысли стрельнуть в себя и упасть на пол, обтекая своей же алой и загрязнённой кровью, что, по догадкам Рейха, должна быть не чистой и красной, а чёрной. Чернее не куда. Сейчас на дворе уже 2012 год. А Рейх на удивление жив. Но для других он мёртв или просто не существует. От него отвернулись все. И это говорится не в переносном смысле, а в глубоком прямом. Он потерял всех, кто был ему дорог. Он потерял СССР. Его первый друг и товарищ, его первая опора в жизни, его первая любовь. Он и до сех пор любил его, но эти чувства неозвученные. Он хранит всё в себе, боясь выпускать наружу. Пытается избавить хоть каплю горечи в себе только через солёные струйки слёз и таблетки, что довели его до ужасного состояния. Каждый день из него выходит через рот нефть.. Такая же чёрная и грязная, как и душа Третьего. Как его чёрное сердце, маленькая часть которого до сех пор сияет красным огоньком и держит в себе любовь к тому, кого он полюбил так давно. Но понимая, что он тварь и ошибка, что своим поступком сделала лишь хуже, эта маленькая крупица красного огня, пылающего ярким пламенем, что заставляет его сердце биться и придавать колкость в груди, потихоньку заполняется чёрным. Он перестаёт уже чувствовать что-то, кроме стыда, грусти, опустошённости и одиночества. Сейчас на улице холодная и мрачная ночь. Ветер холоден и сдувает опавшие этой осенью листья прочь, а луна лишь освещает этот разгар событий. Тройка шёл там, где не было не одной живой души. Там, где был лишь он один, наедине со своими мыслями. Ну, не считая машин, что пробкой встают и проезжают дальше. Но это ему не придавало стеснения, или же навряд ли водитель автомобиля обратил бы на него своё драгоценное внимание, что не стоит тратить на такой пустяк. Когда один среди улиц, среди машин - всегда один, один, и снова один. Дойдя до окраины города, где находилась набережная, он сел на свободную скамью и уставил свой взгляд вперёд - на тёмное небо, пространство которого засыпано множеством ярких звёзд, освещающих моряку путь. Неожиданно он вспомнил слова Союза, которые он произнёс в зале собраний, когда немца уже было собирались казнить, но дали последний шанс исправиться и дали ещё сутки прожить. Он был, честно сказать, удивлён, в глубине души, но больше он был зол на всех и всё, потому что лучше бы казнили, чем оставили гнить дальше в этой никчёмной жизни, наполненной моральными страданиями. Но а слова Советского эхом прозвучали в голове Тройки, давая удар по сердцу. Когда шептала мне, что больше нет меня, что я уже во тьме, что я всю жизнь жил зря. - Er hat Recht.. - вздохнул ариец, прикусывая нижнюю губу, заставляя своим клыкастым укусом её кровоточить. Алая струйка крови медленно потекла по подбородку вниз, пачкая собой пальто мужчины. Но его это не волновало, а лишь вызвало нервную и кривую лыбу, что была явно натянута, и причём специально. Эти воспоминания, как СССР подошёл, сел перед ним на корточки и притянулся губам к его уху, угрожающим басом шепча слова, что были правдивее некуда и вызвали перед публикой у Третьего слёзы, ранили сердце снова и снова, втыкая новый и новый заострённый нож, на котором были вычерчены соседними ножами правдивые слова о Рейхе. Его больше нет: он больше не существует для людей, он просто невидимое существо, что живёт для себя. Он во тьме: он в чёрной комнате, откуда нет выхода, а лишь эхом и звоном железных тяжёлых цепей, он слышит множество неразборчивых слов, которые не разберёт даже специалист. Он всю жизнь жил просто напросто зря, не получив от неё ничего. Он лишь потерял, а не получил. Из глаз вновь потекли слёзы, что он не смог сдержать. Они текли и текли вниз по щекам, пока не вызвали у Тройки нервный срыв, от которого он прокричал на всю набережную, какой он ничтожный и противный человек, разрушивший всё. Упав на голый и ровный асфальт, он сжал руки в кулак и не жалея себя, ударил по поверхности асфальтированной дороги пару раз, пока его костяшки не стали обтекать кровью и стекать на чистый асфальт, перекрашивая его в алый оттенок. - Ich hasse mich selbst! - вновь прокричал он на всю набережную и упал без сил на холодную дорогу, смотря наверх и продолжая обтекать слезами. Как же ему больно. Как же ему противно от самого себя! На следующий день Тройка уже собирался на собрание. Зачем он ходит на него, если на него не смотрят и не говорят ничего? А просто так.. Делать нечего вот и ходит. Да и интересно послушать то, как у его сына прекрасно развита страна. Рейх гордился им и слушая столько прекрасных слов о нём, по его щеке стекала слеза гордыни и радости за такого прекрасного сына, что не заслуживает такого ужасного отца. Нацист рад, что смог вырасти такого сынишку и приемника. Но не рад, что является его отцом. Он просто не заслуживает им быть. Он ужасный родитель. Собравшись и накинув на себя пальто, в котором он без остановки ходит практически месяц, не имея желания постирать его или одеть что-то другое, он вышел в коридор и на последок взглянул на себя в зеркало. Глаза ещё были красные от ночных истерик, а под глазами синие мешки. - Horror.. - сморщился немец и с отвращением ещё раз оглядев себя в зеркале, выбежал из дома, не торопясь идя к зданию собраний, что находилось не так уж и далеко. Дойдя до нужного места, он остановился перед дверьми и вдохнул в лёгкие больше воздуха, натягивая на лицо равнодушие и похуизм, проходя внутрь. Зайдя, он никого не увидел, что было ему на руку. Наверное, все уже в зале собраний или в своих кабинетах. Пройдя мимо лифта, он пошёл по лестнице на второй этаж, не обращая внимания на ватные ноги, что уже от долгой ходьбы были на грани отвалиться. Ну вот, он уже стоит перед дверьми в зал собраний, с нерешительностью смотря на них. Из зала доносился настоящий базар, что и не удивило арийца. Так каждое собрание происходит и к этому все уже привыкли, посчитав сраться на совещании традицией. Набрав каплю решительности, он притронулся к дверной ручке, осторожно поворачивая её, но от этого его остановил взгляд, что прожигал в нём дыру. Настораживаясь взглянув себе за спину, он улицезрел русского, что спиной облокотившись о стену оценивающе смотрел одним глазом на Третьего, натягивая ухмылку, что не предвещала хороших последствий. - Ну здравствуй, псинка сутулая, - угрожающе ухмыльнулся он и отлип от стены, медленным шагом, тянув время, подходя к старому другу. Рейх вздрогнул и почувствовал, как по его телу пробежался табун мурашек. От этого холодного взгляда ему хотелось кричать и вжаться в стену, молясь всем Богам, что бы его не трогали. Но судьба, за грехи, что натворил фриц, ему ничего хорошего не даст. Она будет его мучать жестоким реализмом, пока тот не ляжет в могилу и не сгорит в Аду. Советский прижал немца к стене и наклонился к его лицу, оглядывая лицо с множеством шрамов, оставленных с войны. Как ему было приятно смотреть на страх немца, смотреть, как тот мучается и не может найти выхода из пропасти, в которую он провалился. Ариец, тяжело и прерывиста дыша, отвёл свой взгляд, боясь вновь столкнуться с этой холодностью в лице социалиста. - Похоже, манерам тебя ещё не научили.. Ах, да, забыл, ты же один и тебя не кому учить. Мразь, - усмехнулся Советский и с кулака дал по челюсти немца, заодно и ударяя его коленом в живот. Тот согнулся и упал на плиточный пол, смотря, как из его рта вытекает кровь в перемешку с нефтью, что запачкала собой плиты. - Больно? - спокойно спросил тот же бас, скрестив руки на груди, - больно, я спрашиваю тебя?! - намного громче повторил он свой вопрос и пнул врага ногой по лицу, беря того за волосы, чтобы его разбитое лицо смотрело в янтарный глаз (На втором глазе красуется повязка). Тот кивнул и его отпустили, садясь перед ним на корточки, - а знаешь, как мне было больно, когда ты предал меня? А я ведь тебе доверял, считал тебя своим лучшим другом, любил тебя, чёрт возьми.. - не смущаясь сказал он, отведя взгляд на стену. Третий от последнего покрылся румянцем и прямо посмотрел на пол, боясь показать своё смущение и слабость врагу, - но ты тварь. Тварь, которая не достойна любви. Таким как ты, место в Аду, и я тебе пожелаю впервые за всё это время удачи.. - он остановился и глазком взглянул на растерянного нациста, - сгореть в нём. - он поднял фрица за волосы, делая тому невыносимую боль, и втянул в драку, пытаясь вогнать того в угол. А тот, как заец, бегающий от волка, пытался спасти свою шкуру и бегал от стены в стену, успевая при этом слабо ударять врага. Кричали друг на друга, закатав рукава.. Немца вновь вжали в стену, и тот слёзно пытался отбиться. Но резко остановился, посмотрев в янтарный глаз.. Но моей слабостью всегда были твои глаза. За это он получил несколько ударов коленом в живот и выбитый зуб с кулака. Сил больше стоять на ногах не было, а перед ним всё размывалось. Шатаясь, он упал на пол и пока ещё были силы видеть, он посмотрел на уходящий от него в зал собраний силуэт. Проводив того взглядом и получив в ответ холодный взгляд, он закрыл глаза, потеряв сознание. Очнулся Тройка в незнакомом ему месте. Открыв веки, перед ним ещё всё было полу-размытым. Но, судя по всему, это был кабинет какой-то страны. Промычав от невыносимой боли в области живота, на котором красовалось множество новых синяков, он оглядел офисный кабинет и его взору пристала сама страна, что сидел за столом и подписывал документы. Ну а тот, почувствовал на себе испуганный и непонятный взгляд, оторвал глаза от документа, посмотрев на Рейха. - О, Третий Рейх, Вы уже очнулись! - произнёс Герман и отложив ручку, скрестил пальцы в замок, положив те на стол, - я уже Вас хоронить собрался, но хорошо, что отложил эту идею на потом. - Wo bin ich? Что вообще произошло? - дрожащим голосом спросил Тройка у сына, что даже и не знал что ответить, а лишь нахмурив брови взглянул на поверхность стола. - Вы всё ещё в здании собраний. А что с Вами произошло - я не имею понятия. Но, судя по всему, у Вас была завязана с кем-то драка. - произнёс вслух свой вариант республика, с равнодушием смотря на отца, которого он уже и вовсе не считал им. У того в голове сразу же все события сложились в пазл и он мысленно ударил себя по лицу. Но вскоре он обратил внимание на совсем другое. На то, что его же родной сын, называет его полным именем и с той же холодностью и пофигизмом в голосе, с каким тембром с ним обычно и говорит Советский. Ему вновь стало противно от самого себя. Опустошённо и одиноко. - Германия, слушай.. - грустно вздохнул он в надежде, что старший выслушает его попытку извиниться. Но судьба вновь повернула на другую дорогу. - Nein. Я не собираюсь слушать Ваши попытки вернуть нормальные отношения со мной. Я не считаю после того, что Вы сделали, Вас отцом. Я очень сожалею, что Вы вообще мой отец и мне больно каждое время осознавать это. А теперь entschuldigung, но мне нужно работать. Вы можете идти и больше не приходить. - спокойно разобщил всё немец и вернулся к работе, подписывая скудное множество бумаг. Ему и вправду было всё равно на отца. Ему было всё равно, как он живёт, сдох ли он там, чем болеет, как ему ужасно и тошно на душе и он хочет поддержки. Пусть хоть он подохнет в своей избушке, но тот лишь порадуется за него и выдохнет с облегчением. Третий виновато отвёл взгляд и не желая больше и слова промолвить, покинул кабинет сына, спускаясь на первый этаж и выходя из здания собраний. На улице начался ливень и ветер был настолько сильным, что уже скоро крыши домов и деревья унесёт с собой. Это ещё больше испортило день арийца и он, в надежде, что за время пока он будет идти, дождь утихнет, пошёл в сторону дома, иногда закрывая своё лицо рукавом пальто от ветра и несущейся на него пыли и воды. Вскоре он появился вновь в том месте, где буквально вчера расхаживал с раздумьями не о чём. Неожиданно при нём загорелся фонарь, что включила худенькая девушка в дождевике, которая работала в книжной лавке. Тот вздрогнул от неожиданности и посмотрел в глаза девушки, что со страхом смотрела на бывшего диктатора. Не желая больше видеть этого монстра, она убежала обратно в свою книжную лавку, заперев дверь в неё и заменив табличку "Открыто" на "Закрыто". Ариец грустно посмотрел в стеклянную панораму, на ту же девушку, которую было всё ещё видно через окно. Та была явно напугана и сейчас, в дрожи, прижавшись спиной к книжному шкафу, смотрела в некуда, тяжело дыша и дрожа. Вновь фриц видит эти испуганные глаза людей, что смотрят на него как на стаю волков, что решили напасть на деревню. Вновь он ощутил этот нож в сердце и всхлипнул, вытирая стекающую по щеке слезу. Посмотрев на зажёгшийся недавно фонарь, нацист зажмурил глаза и прикрыл своё лицо рукавом, боясь смотреть на источник света. Свет фонарей, безжалостно слепил меня, я уходил, и снова возвращал себя. И этот круг, как цикл просто бесконечен, а я не вечен, тобой так сильно покалечен. Придя домой, Рейха встретила лопнувшая лампочка, разбросанная по всему коридору одежда и ботинки, тёмная атмосфера и молния, что от кухонного окна осветила своей полосой и коридор. Он уже привык каждый день возвращаться домой и видеть весь этот разбросанный им самим в порыве истерик хлам и видеть какие-либо невезения на свою голову. Отбросив идею заняться чем-то полезным за последние 67 лет, он неаккуратно бросил своё пальто и ботинки в угол коридора и спотыкаясь об одежду, прошёл в свою комнату, где срач был не лучше: окно было открыто и весь дождь попал в его комнату, разбросав все листовки, документы и рисунки фрица по всему помещению и намокнув их. Да и сам деревянный пол пропах сырым дождём. Закрыв окно и зашторив его, он наконец дал волю эмоциям и прыгнул в угол постели, вжавшись в сам угол всем телом, всхлипывая и ударяясь головой об стену. - Ich bin so müde.. - прошептал он в свои коленки и поднял голову на потолок, смотря на него как на какую-то надежду на хорошую жизнь. Но увы, потолок - это просто потолок. Спасёт Рейха только он сам, если приложит усилия и добьётся шанса ото всех. От Союза и сына. Нацист положил голову на своё плечо и посмотрел в темноту, из которой в его затуманенном разуме перед ним появлялись какие-то твари, что смотрели на Рейха как на добычу. Вновь он услышал в частицах своего мозга непонятные голоса, что толпой что-то орали ему, а он не понимал. Ему хотелось кричать, потому что было страшно от того, что происходит вокруг него. Больные образы что съедают меня, разрывают мне мозг и говорят пока. Пока утопия, пока моя любимая, умерла часть меня, самая необходимая. Неожиданно перед ним всё вспыхнуло еле освещённой комнатой. Как он так заснул, даже не заметив этого? Но не придав этому значения, он, похрустывая костяшками, встал со скрипучей кровати, вновь переступая через лужи после попавшего в дом дождя и разбросанного хлама, так же как и через преграды в коридоре. Дойдя до кухни, в которой было менее чище, не считая горы не помытой посуды, тараканов на плите и паутины, нацист взял с пыльного подоконника последний коробок спичек и, головку спички провёв по боковой стороне спичечного коробка, дабы та загорелась маленьким огоньком, он включил газ и зажёг плиту, выкидывая потухшую спичку к непомытой посуде. Поставив на огонь чайник, ариец достал из верхнего кухонного ящика свою любимую кружку, край которой был отколот, и последнюю заварку из упаковки, совмещая всё вместе. Сахара у него под рукой не было, поэтому он решил пить чай так, без сладкого удовольствия. Вскоре чайник стал издавать привычный звук, что сообщал о том, что он добровольно вскипел. Взяв его краем футболки за железную ручку, он налили вскипячённой воды в кружку, возвращая кухонный атребут на своё место. Сев на подоконник, фриц приставил край кружки к губам и отглотнул половину, ощущая безвкусную воду с привкусом травы. Такая же безвкусная, как и его далеко не сладкая жизнь. Сегодня на собрание он решил не идти, так как ему и вчерашнего раза хватило. Да и нет надобности появляться на собраниях, что делают не для него. Допив безвкусную воду, он отложил кружку к горе посуды и вышел из кухни, проходя в коридор к своему любимому зеркалу. Вид и сегодня у него не отличается от прошедших, но только на этот раз его чёрные и соломенные волосы были растрёпаны во все стороны, создавая птичье гнездо. Глянув на себя в зеркале с отвращением и высунув язык, он провёл рукой по волосам, еле как пригладив их, и одел поверх волос свою излюбленную, потрёпанную от жизни фуражку. Накинув на себя чёрное пальто и одев сапоги до колен, Рейх покинул свой дом, желая вновь прогуляться по окрестностям и подумать не о чём. Вскоре он дошёл до парка и выбрал место поспокойнее и потише, садясь на скамейку. Ему было на руку то, что здесь безлюдно, так как не очень хотелось вновь видеть перед собой испуганные и озлобленные лица. Вдохнув в лёгкие холодный, осенний ветерок, его губы растянулись в грустной улыбке. Посмотрев на небо, он увидел издалека, что вновь приближаются серые тучи. - Видимо, дождь будет, - высказал самому себе свою точку зрения Третий и нахмуренно глянул вниз. - Ух ты, да ты погляди, немецкая псинка погулять вышла, - неподалёку, фриц услышал знакомый ему голос, что втянул его в дрожь. Нет, это был не СССР, это был его старший сын и приемник. - РСФСР..? - полу-шёпотом отозвал того по кличке нацист, повернув голову в сторону собеседника. Но тот был не один, а с Украиной, что и тоже хорошего не предвещал. - Уже Российская Федерация. А ты, как я погляжу, и вовсе не следишь за жизнью. Не сгнил ещё в своей коморке? Или с крысами и пауками отличной жизнью зажил? - злобно усмехнулся Федерация и подошёл ближе к Третьему. Тот отодвинулся к краю и показал оппоненту свои клыки, давая этим понять, что он не желает продолжать неделикатный разговор. - Иди туда, куда шёл. Не думаю, что тебе приятно общаться с такой тварью, как я, - на одном дыхании и серьёзным тембром выдал ариец, выпрямив спину и взглянув в серые глаза напротив. - А ты прав.. Тварь ты та ещё. Так ещё и погляжу, совесть не очнулась в тебе? - в ответ он получил молчание, - ну я тебе помогу разбудить её. Хохол, - РФ кивнул в сторону врага, взглянув на брата. Тот кивнул и размяв костяшки, стал приближаться к нацисту, что уже было хотел рвануть прочь, но его на последней секунде вырваться схватили за пальто и потянули на себя. - Куда спешишь? Крысы не убегут, подождут тебя. Но а если что, то мы им приглашение на твои похороны сошлём, - ухмыльнулся славян и прижал немца спиной к себе, дабы дать украинцу надрать тому зад как следует. Фриц же уже смирился с тем, что с ним уже будут делать. Пусть хоть убьют, но этим они только улучшат жизнь арийца. Незалежный встал перед врагом и, рассчитав силу удара, врезал тому кулаком, который был в перчатке с железной основой. Рейх почувствовал на себе жгучую боль и косо глянул на вновь вытекающую кровь из носа и губы, что была точно так же в нефти. Дышать ему уже было сложнее, так как нос, походу, был сломан. А украинец не так уж и плох.. - Ну как тебе, сучка? Нравится? Нам тоже нравились ощущения, когда ты нас в концлагере держал, - усмехнулся Федерация и дал тому коленом под зад, кидая на тропинку. - Вы убивать меня можете хоть бесконечно, очень изыскано и крайне бесчеловечно. Это всего лишь боль и я в ней потерян на вечно.. Вы мне не верите? А мне похуй, конечно! - этими словами он заставил двух братьев остановиться избивать того и с непониманием посмотреть на арийца. Ну а тот, по возможности, сбежал, убегая домой и сталкивая с пути прохожих. Добежав до дома, он забежал внутрь и захлопнул дверь, закрывая её на щеколду. Тяжело дыша, он скатился по двери на пол, поворачивая голову на зеркало, что как раз доходило до пола. Лицо было испачкано чёрной нефтью и тёмной кровью, что была размыта по лицу и смешивалась с чёрным. Кровь из носа всё ещё текла водопадом, как и кровь с нефтью изо рта. Вся одежда была испачкана, но одежда его далеко не волновала. Ему с таким лицом и выходить теперь навряд ли можно куда. Засмеют или добьют. Ну а кто жалеть то его будет? - Hündin.. - матернулся он и провёл ладонью по лицу, смотря на то, как и его ладонь испачкалась кровью и чёрной жидкостью. Ударившись затылком о дверь, он пустил струйки слёз, зарываясь лицом в коленки. Как же он устал, каждый день он испытывает на себе насилие от стороны стран, возвращаясь домой избитый до полу-смерти. Как он ещё жив после этого всего - не понятно. Но он понимал, что такими темпами он точно не выживет. Но вскоре он оторвался от двери, так как услышал и почувствовал, как в неё кто-то стучался. Его дыхание участилось и он прикрыл рот ладонью, вжавшись в угол в коридоре и зарываясь в пальто. - Рейх? Ты дома? - этот голос нациста ещё более втянул в страх и скованность, что даже вызвал у него ком в горле и новую партию слёз. - N-nein.. - тихим шёпотом произнёс он и всхлипнул, суженными зрачками глядя на то, как оппонент продолжает по ней долбить, добиваясь своего. - Рейх, я знаю, что ты там. Открывай, или я приму крайние меры. - но это не заставило немца встать и добровольно открыть дверь, пропустив гостя избить того до смерти. Неужели Россия успел рассказать тому про то, что случилось в парке и тот пришёл добивать его? Скорее всего. Ну не чай же с баранками он пить пришёл. - Не открою! Уйди, пожалуйста, не трогай меня! - не выдержав вскрикнул фриц, сильнее вжавшись в угол. - Да не собираюсь я трогать тебя, идиот. Мне поговорить с тобой нужно. - Советский вновь ударил пару раз кулаком по двери, но тот её так и не собирался открывать. Даже шороха не издал. - Nein, уйди, bitte.. - всхлипнул ариец, слушая продолжения попыток Советского пустить его. Но дальше фриц решил молчать, от греха подальше. - Агрх! Сам напросился, псина.. - сделав разгон, мужчина влетел боком в дверь и та, не выдержав такого давления двухметрового шкафа, упала неподалёку от нациста, чуть не придавив его собой. Вытерев пот со лба платком, что он с собой всегда носит, Совок стал подходить к врагу медленным шагом, стараясь не спугнуть его. А то, зная эту псину, и с цепи сорваться может. - Nein, bitte! Не трогай меня, прошу, ich сделаю всё, только nicht трогай! - у него началась настоящая паника и истерика, поэтому он только и делал, что закрывал себя руками и плакал, боясь того, что с ним сейчас сделают. - Будешь так истерить, я тебя точно в могилу сведу, блять, - рыкнул он и сел возле немца, убирая руки того от его лица, смотря на разбитую, нацистскую морду. В лице Советского не было не капли сожаления по поводу лица врага, а лишь неприязнь, - это кто тебя так? - усмехнулся русский, проводя рукой по лицу того. Кровь и нефть до конца не высохли, из-за чего на перебинтованной ладони славяна отпечатался узор. Но тот, из-за кома в горле и нарастающей паники, не смог и звука издать, а лишь отвёл испуганные глаза жертвы на пол, - говорить ты со мной не хочешь, как погляжу? - хмыкнул коммунист, осматривая разбитый нос, губы, лоб и фингал на глазе. - Не трогай меня.. - шепнул тот дрожащим голосом, ложа руку на запястье врага, отодвигая ту от своего лица. - Как скажешь. Но, всё же, с кем ты снова успел подраться? - в ответ молчание, что и не удивительно. Вряд ли тот будет сдавать сына социалиста, чтобы потом получить от той же тяжёлой руки по лицу. - Уйди.. - серьёзно выдал немец, укладывая голову на свои колени, смотря в сторону двери в спальню. - Зачем? Я с тобой пришёл поговорить, а не драться с тобой. - старший вопросительно поднял брови. Ему было интересно такое поведение нациста и его моральные и физические страдания. Но нет, это не от капли жалости, а просто, ради интереса. - Забудь меня, и выдави мои глаза, чтобы я не смог увидеть то, куда ты сползла.. - прошептал так же тихо немец, глотая каждый подступивший ком в горле. - Только вот, на этой глубине подохли все рогатые твари, ты там одна и тебя это совсем не парит, - спокойно ответил Союз, садясь возле нациста, вновь касаясь рукой его потрёпанного от жизни лица. - Ты прав, - вздохнул фриц, давая врагу трогать его лицо, иногда шипя, когда сильно жали на его царапины и травмы. - Что с тобой происходит? Я, конечно, понимаю, что ты проиграл войну и тебе здесь не до радости, но всё же. Неужели она так повлияла на тебя? - Главное не победа, а участие.. Мне больно осознавать свою ошибку и осознавать то, что я потерял по своей ошибке. И если выстрелами в сердце, прогоним грусть, частичкой мозга я в мысли свои окунусь. Их слишком много, глоток и я захлебнусь, во сне улыбнусь и снова один проснусь. - Всё настолько плохо? - Советскому было интересно услышать продолжение, и эти слова нациста вызывали у него.. сожаление? - Я не перестану тебе повторять, как больно жить и как легко не уметь страдать. В сплошных сомнениях теряем частички себя. Хотя, для остальных сомнение и есть я. - Не начал бы войну, всё бы было хорошо. Здесь только твоя ошибка и больше не чья. Ты сам виноват, что добился к себе такое обращение. Ты.. псих, и по тебе это отлично видно. - И здесь ты вновь прав.. Больные образы что съедают меня, разрывают мне мозг и говорят пока. Пока утопия, пока моя любимая, умерла часть меня, самая необходимая. Вы убивать меня можете хоть бесконечно, очень изыскано и крайне бесчеловечно. Это всего лишь боль и я в ней потерян навечно.. Вы мне не верите? А мне похуй, конечно.. - стимулируя руками, Рейх, даже не заметив этого, положил голову на плечо Союза, влившись в их разговор и не замечая того или иного. Социалист не был против того, что бы на его плече кто-то валялся, поэтому отреагировал на это весьма без эмоций. - Так борись с этим. Почему ты сидишь сложа руки? - нахмурился приемник Российской империи, не отрывая глаз от врага. - Всё так запуталось, что тяжело осознать, клубок уже огромный, и некому размотать. В такое время, многим хочется просто бежать, а мне бы крылья и просто уметь летать. - Страны не летают, дорогой мой. - А я.. а я полечу.. - прохрипел немец, вставая с пола и направляясь в свою комнату. Тот пошёл за ним же, или же в таком хламе ему было некомфортно сидеть. Но только и в комнате его врага было не чисто, что вызвало у социалиста тяжёлый вздох. - Очень интересно увидеть твои попытки взлететь. - не собираясь затрагивать тему срача, продолжил нынешнюю тему коммунист, садясь на менее убранную и скрипучую кровать. - Разбить бы цепи, моих земных окон, чтобы ладонью дотянуться до облаков. На горизонте покраснел небосвод, и мне не жалко написанных для вас стихов. - фриц отодвинул шторы и глянул на закат, что смешивался с тёплыми, красными, жёлтыми и оранжевыми тонами, размытых кистью художника на таком же влажном холсте. Соя также посмотрел в точку, на которую любовался немец, смотря на столь красивый закат. Этот закат напомнил ему юность, когда он ещё с Рейхом сидел на качелях и любовался закатом, засыпая вместе с ним в обнимку. От этих воспоминаний на душе становилось грустно, но одновременно и тепло, так как воспоминания и вправду прекрасные. - Я помню, как ты любил писать стихи.. Они всё ещё при тебе? - поинтересовался коммунист, переводя очи на врага, которого ему уже было больно так называть. - Под ноги посмотри, - всё ещё смотря на горизонт застеленный закатом и садящимся солнцем, ответил приемник Германской Империи, глазом поглядывая на стародавнего друга. Тот кивнул и поднял из под ног смятые листы с размытыми в некоторых местах чернилами, начиная перечитывать творения немца. Всё же, немцы - довольно образованные и талантливые люди, и с этим не поспоришь. - Твои стихи, конечно, написаны красиво и талантливо, но.. они имеют один и тот же смысл! Жизнь слишком жестока к тебе, походу, раз ты здесь описываешь то, как весь мир лёг на тебя и каждый отвернулся напрочь от тебя, - развёл руки в стороны славян, пытаясь найти на полу ещё стихи. Точнее, хотя бы один стих, написанный жизнерадостным Рейхом, а не его пустой и страдающей одиночеством стороной. - Болью высечены в сердце моём слова: "Ты там никто, дорога тебе только в Ад". А я бы рад, только меня там тоже не ждут.. А может ждут, но и вас там достигнет суд. - с этими словами, фриц выдвинул ящик и достал от туда револьвер, с грустной улыбкой, незаметно и пряча за волосами подставляя его дуло к своему виску, хотя сделать то, что он не смог сделать 67 лет назад. Он устал страдать одиночеством и устал страдать от такой жестокости к нему. Ему хочется обрести покой, а не страдать. Он просто хотел быть любимым хотя бы кому-то и просыпаться в обнимку с любимым для него человеком, но просыпается он лишь в слезах и комнате, что похожа на заброшку. - Рейх, а.. Стоп, что ты делаешь..? - заметив пистолет у виска, в недоумении спросил социалист и отложил бумаги в сторону, поднимаясь с сырого пола. - А не видно?! Я устал жить, я устал страдать одиночеством! Знаешь, как мне больно от самого себя? Как отвратно осознавать свою ошибку и то, насколько ты одинокое чмо! Я хочу жить нормально, но у меня не получается! Дай мне спокойно умереть.. я устал.. - повернувшись к врагу лицом к лицу, прокричал Третий, заливаясь солёными слезами. Он почти уже нажал на курок, но от этого остановила тяжёлая и холодная рука, что просто напросто отодвинула пистолет в сторону и тот стрельнул в стену, оставив в ней дымящую дырку. - Это не повод делать самоубийство. Если тебе так нужно это, я могу дать тебе второй шанс, но с условием, что ты не притронешься к пистолету. - Союз откинул револьвер в сторону и обнял немца, прижимая его крепче к себе, дабы дать ему успокоиться. Тот всхлипнул и вжался лицом в грудь русского, обнимая того за плечи в ответ. - Gut.. - дрожащим голосом ответил немец, грустно улыбаясь в грудь Советского. Вы слышали тот крик, когда кричит душа? Ей помощь чья-то так нужна. И хорошо, когда поймут тебя, От одиночества избавят навсегда. А разве одиночество кричит? Оно, мне кажется, молчит. Молчит от боли и от слез, Что кто-то грубо так душе нанес.       (Автор: неизвестен)