Избавление от страха

…Когда Цзяоцзяо была совсем маленькой девочкой и пряталась за юбку матери, если становилось страшно, она помнила, как мать повторяла: «Главное, девочка моя, найди сильного мужчину и держись за него. Сильный мужчина — ключ к достойной жизни». Подрастая, Цзяоцзяо не раз замечала, что мать полностью права. Миром управляли сильные мужчины. Рядом с ними не нужно было опасаться ни бедности, ни проклятий, ни призраков. …Нечисти она тоже боялась с детства — однажды в деревеньке, где они жили с матерью, в соседний — зажиточный — дом принялся ломиться лютый мертвец. Он едва не сломал ворота, а Цзяоцзяо сидела в постели, замотавшись в тонкое одеяло, и плакала от ужаса. Но пришли мужчины — сильные мужчины-заклинатели, и лютый мертвец больше не беспокоил по ночам. …Быть может, Вэнь Чао не был самым сильным мужчиной из тех, кого Цзяоцзяо видела за свою короткую жизнь, но зато он обратил на неё внимание и выделил из остальных. А после, когда он целовал её белую кожу, Цзяоцзяо, изображая удовольствие, представляла, как все волнения и страхи остаются в стороне. Больше не угрожает ни бедность, ни озлобленные духи — даже если Вэнь Чао сам не слишком умелый заклинатель, рядом с ним всегда находится Вэнь Чжулю, в чьей силе сомневаться точно не приходится. …Цзяоцзяо нравилось быть любимой девушкой Вэнь Чао. Она наслаждалась властью, упавшей ей в руки, а каждый вечер, тайком, открывала сундучок, куда убирала дорогие подарки. Она запускала ладони, чтобы ощутить прикосновения жемчужных ожерелий, подвесок, браслетов и серёг, и тогда страхи уступали чувству торжества. «Даже если Вэнь Чао когда-нибудь надоест мне, — говорила себе Цзяоцзяо, — я оставлю его и буду жить, как богатая женщина, не зная ужаса бедности. И конечно, я найду другого заклинателя, что защитит меня от лютых мертвецов и прочей дряни!» Она наслаждалась этими мыслями и спокойно спала по ночам, пока… *** …Она всеми силами ненавидела Вэй Усяня. Того, кто так насмешливо смотрел на неё, кто спас от клейма проклятую заклинательницу из клана Цзинь, кто избежал наказания, когда она потребовала лишить его руки у госпожи Юй. Вэй Усянь улыбался окровавленными губами, как будто раздражение Вэнь Чао доставляло ему удовольствие, как будто он почти не чувствовал ударов. Цзяоцзяо ощутила смутное беспокойство, тревогу, которая помешала ей упиваться властью и возможностью поиздеваться над ним. — Давай же, — предложил Усянь Вэнь Чао, шатнувшись вперёд так, будто уже был лютым мертвецом. — Прикажи забить меня до смерти. Запытай меня собственными руками, выбери самые страшные муки для меня. — Он сплюнул кровью, и глаза его — Цзяоцзяо была уверена в этом — загорелись алым. — И тогда я вернусь озлобленным призраком, и моей ненависти не будет преград. — Ты не сможешь, — качнул головой Вэнь Чао, но голос его дрогнул. — Не сможешь. Обряды усмирят… — Ты, что ли, не помнишь? — зловеще засмеялся Усянь, прерывая его самым наглым образом. — Я — сын слуги. Никакие обряды, что положены наследникам кланов, надо мной не проводились. Так убей же меня и проверь, вернусь ли я или оставлю тебя в покое. Что же ты медлишь?! Цзяоцзяо побледнела. — Нет, — запричитала она. — Нельзя так просто убить его. Нет… Лучше… лучше… Вэнь Чао обнял её, но это больше не успокаивало. Напротив, Цзяоцзяо вдруг поняла, что он держится за неё, как прятался бы за мать, если бы был ребёнком. Отвращение накатило волной, и она едва сдержалась, чтобы не сбросить его руку. …Она не успокоилась даже тогда, когда убедилась — Вэй Усянь канул в темноте, окружавшей Луанцзян. *** …Каждый день, когда свет солнца угасал, Цзяоцзяо внимательно проверяла, чтобы талисманы, ограждающие от нечисти, были на месте. Она старалась делать это, чтобы Вэнь Чао ничего не заметил, но даже если бы он осудил её, она всё равно развешивала бы их повсюду. В каждом углу, над каждой дверью, у каждого окна. С момента, как темнота вытянула к Усяню руки, она боялась, боялась, боялась. Дрожь прокатывалась по спине, замирала в груди, снова выступала мурашками. Лица мерещились в каждой тени: «Я вернусь озлобленным призраком», — смеялся Вэй Усянь. За три месяца, что прошли с того дня, Цзяоцзяо ни одной ночи больше не спала спокойно. Вэнь Чао тоже потерял покой — кланы заклинателей внезапно решились дать ему отпор, откуда ни возьмись появились Ванцзи и Цзян Чэн, проклятые ублюдки, которым оказалось по силам побеждать снова и снова. Больше у Вэнь Чао не было времени обнимать её и успокаивать. Они каждый день ругались, пока Цзяоцзяо ни поняла — наступил тот момент, когда нужно забирать драгоценности и бежать от того, к кому прицепились несчастья. В ночь, когда она задумалась о побеге, было особенно тревожно. Странная флейта пела где-то неподалёку, сводила с ума, никак не замолкая. Обливаясь холодным потом, Цзяоцзяо обещала себе — как только наступит рассвет, она соберётся и убежит. Обязательно убежит. Однако с наступлением дня Вэнь Чао не спускал с неё глаз. Теперь она была единственной, от кого он не ждал ответа, кто ёжился от его крика, кто вжимал голову в плечи, и он кричал и кричал, доводя её до слёз, чтобы почувствовать себя уверенным и сильным. Проклятый трусливый пёс!.. Зря она поверила ему! Солнечный свет почти померк, когда Цзяоцзяо осталась одна. Час, когда призраки выходят из тени, подступал всё ближе, и она заторопилась, она принялась перебирать драгоценности, чтобы прийти в себя хоть немного. Чтобы отступил ужас, чтобы… Среди камней и жемчуга, среди золотых и серебряных подвесок, среди нефрита и яшмы, в которых она купала пальцы, внезапно мелькнули глаза. Пустые человеческие глаза смотрели на неё, и хоть не было лица, она ощутила улыбку. Отпрыгнув в сторону, Цзяоцзяо истошно завопила. — Призрак! Откуда здесь призрак?! Как… как он пробрался сюда?! Как?! Она огляделась, но талисманы были на месте, хоть и трепетали, будто от ветра. Она схватила один из них и для верности прикрепила себе на грудь, тут же бросившись обратно к своим драгоценностям. Теперь уже не было времени раздумывать. «Это не я сбросила его с мечей, — лихорадочно размышляла она. — Не я виновата в его смерти. Он будет мстить Вэнь Чао, не мне. Только не мне». И больше в сундучке не нашлось пугающих глаз. Цзяоцзяо почти успокоилась, у неё появилась надежда, она даже сумела рассмеяться, убеждая себя, что план её прекрасен, что сейчас она выберется, обязательно выберется и найдёт другого мужчину, защитника, кто будет беречь её, словно драгоценность. Пустой пугающий взгляд уставился на неё прямо из-под кровати. Человеческие глаза лежали на полу, упираясь в неё ненавидящим взором. Цзяоцзяо задрожала всем телом, крик превратился в ужасающий сип, и её драгоценности снова раскатились по полу. — Нет! — зашептала она, пока ладони беспомощно скользили по полу. — Не меня. Я не виновата ни в чём! Это… это Вэнь Чао, всё он. Мать говорила мне, что все беды от мужчин, я… Не виновата, нет! Не мсти мне! Но призрак стоял рядом, она знала. А может, озлобленных духов было много, и они обступили со всех сторон. Звучала флейта, и высокие ноты сводили с ума. Цзяоцзяо, обезумев от ужаса, вскочила, пошатнулась и бросилась к дверям, но, запертые ею прежде, теперь они не поддавались. Ужас затмевал ей взгляд, пальцы отказывались слушаться, и заложенный засов никак не хотел выходить из пазов. А когда она повернулась, решив, что выберется в окно, увидела, как на балке висит белый пояс. Гасли свечи, талисманы шелестели от налетевшего ветра, и только пояс казался оплотом спокойствия. Пояс, что звал её, притягивал взгляд, что обещал — одно простое действие, и она навеки лишится всех страхов. Цзяоцзяо как заворожённая подступила ближе. Она взяла пояс в руки, ощутив холод плотного шёлка, она приложила его к шее… Страхи изматывали её столько времени, мужчина, обещавший беречь её, не защитил, ему пришли мстить озлобленные духи, заодно собираясь расправиться и с нею тоже. А эта ткань, такая холодная ткань обещала избавление от ужасов и тревог. Умирать тоже было страшно, немного страшно. Но Цзяоцзяо слышала песню флейты, и флейта обещала, что теперь она сумеет заставить Вэнь Чао заплатить по счетам.