На двоих одна рваная душа,
Ты же уходил тихо, не дыша.
Как горячий воск на твоих руках,
Твой ночной невроз в одиночества звуках.
«Информация о смерти одного из достойно талантливых рэп-исполнителей, известного многим под псевдонимом Pyrokinesis, разошлась по всему интернету. Сегодня, семнадцатого февраля, утром тело музыканта обнаружили в его квартире. Признаков жизни он не подавал.»
Кирилл четвёртый раз за вечер перечитывал пост из какого-то совершенно незнакомого ему паблика ВКонтакте. Он доставал телефон из куртки, читал первые две строчки и тут же закрывал глаза, переваривая информацию. Такого не должно было случиться хотя бы потому, что Андрей никогда не был похож на какого-то очередного грустного, пассивно-подавленного подростка, который… Чёрт, сегодня утром вскрыл вены. Они не общались десять с лишним месяцев. Это немалый срок, и Флорин это понимал как никто другой, но сейчас он больше всего не верил в смерть своего бывшего друга. И он не плакал, как обычно бывает такое в сопливых мелодрамах. Он лишь читал пост с информацией несколько раз, надеясь найти там скрытое «Тебя наебали, пидор!». Но из раза в раз видел там лишь дату смерти молодого артиста.Андрюши.
***
Шум машин. Еле чувствуемые капли дождя. В Волгограде, не то, что в Питере, такое бывало редко. Город зачастую был окутан теплом, которое уже начинало раздражать. А сейчас, вечером, когда солнце опустилось за горизонт, стало свежо. Флорин проходил мимо старых, потрёпанных временем, домов. Сигарет в куртке не оказалось, а зажигалка и подавно осталась дома, на пыльном столе. Поэтому сейчас ему помогали спастись от мыслей только ветер и первые капли дождя. На днях Кирилл выпустил альбом, что означало, что он свободен. Свободен от оков груза и работы, которая давила на него везде. В метро, в очередях, дома, в кафе. Работа закончена, но осадок заботы остался. Он всё никак не хотел покидать его, хотя Кирилл пытался перенести его в строки нового альбома. Частично ему это даже удалось. Перенести мысли о расставании с любимой девушкой, о социофобии, о бывших друзьях. Ему не удалось перенести мысли о смерти бывшего друга. И именно они остались у него в голове. От самого же Андрея осталась только его милая пустота, которую он заполнил самим собой и своей алой кровью. Кирилл свернул в подворотню, где его, по сюжетам американских фильмов, могли избить. Но там не было ни души. Только дверь какого-то ресторана, служащая вторым выходом из помещения. На улице было сыро после дождя: небольшие лужи, местами намокшие крыши домов и других заведений. Атмосфера мрачного города сказывалась на настроении. Где-то рядом заглушённый шум машин, проезжавших неподалёку. Дождь то переставал капать, то снова возвращался, словно делал небольшие перерывы. И вот снова Кирилл почувствовал новые капли свежего дождя. Уже не совсем сильного, но явно набирающего обороты. Только хотел он сдвинуться с места, чтобы вернуться на автобусную остановку, как в это же мгновение его схватили за плечо и уже через несколько секунд прижали к сырой стене какого-то заведения. Свет совсем блёклый, мешал увидеть Флорину того, кто его потревожил, потому сердце забилось быстрее. И хоть с одной стороны — пусть его убьют в этой подворотне, а с другой — есть ещё куча недоделанных дел… Оставлять которые нежелательно. Но вместо того, чтобы предпринять попытку выбраться, Кирилл стоял и смотрел на человека, что прижимал его к стене. На секунду стало действительно страшно, ведь кожа этого самого человека была словно… Ненастоящей. Будто у мертвеца или трупа. Но при этом достаточно живой. — Кирилл, — вдруг раздался знакомый голос. В это мгновение у Флорина сердце дрогнуло. — Давно не виделись. Парень наконец-то смог увидеть лицо незнакомца, а когда он заметил разноцветные глаза, у него задрожали колени. Может, Кирилл попал в ад? Какого чёрта перед ним сейчас снова эти… Родные глаза Андрея? Что же… Он не умер. Всё оказалось намного сложнее и куда заманчивее.***
Перед Кириллом, прямо на стуле напротив него, сидел достаточно живой и невредимый Андрей. Сидел, сложив ноги по-турецки, а рукой подпирал щёку, боковым зрением осматривая кухню. — Ну халупа у тебя нереально бедная, тут даже сказать нечего… — начал Андрей, как-то издевательски усмехаясь, будто этим он хотел показать Кириллу, какое он бедное ничтожество. Кирилл сжал зубы. Он злился на то, как Андрей себя вёл. Некультурно? Да чёрт с ним, он же умер! А сейчас в самом спокойном расположении духа сидел и усмехался, шутил, словно и не было ничего. Ещё ведь утром Кирилл читал новости о его смерти, все подробности, мельком даже фотографии видел. Читал всё это, вникал и верил, осознавал всю проблему. А прямо сейчас Андрей. Вот он, на расстоянии вытянутой руки сидит и даже глазом не поведёт. — Какого чёрта? — серьёзно спросил Флорин, нахмурившись смотря на Андрея. — О чём это ты? — так же усмехаясь спросил тот, строя из себя невинного и глупого человека. Хотя, человека ли. — Не придуривайся, ублюдок! — тут же агрессивно хлопнул Кирилл рукой по столу. — Ты ведь умер! Все паблики кишат информацией о твоей смерти, твои фанаты устроили чуть ли не онлайн-похороны в интернете, свечку небось ставят уже в церкви! А ты в самом спокойнейшем состоянии сидишь у меня на кухне и притворствуешь! Андрей перестал улыбаться, а сделал задумчивое лицо, насколько это было возможно его харизме и снова поднял взгляд на озлобленного Кирилла. — Я как феникс возродился, — с серьёзным лицом заявил он. У Кирилла нервы начали сдавать до такой степени, что он был готов прямо сейчас перевернуть стол и наорать на Андрея, высказав ему в лицо всё то, что он об этом думает. Однако, его желание не успело осуществиться, ведь Андрей усмехнулся и, заметив состояние Кирилла, продолжил уже куда серьёзнее: — Как оказалось, мир такая маленькая коробочка, а мы в ней ищем то, чего в ней в принципе никогда не было. Мы находим в этих картонных стенах эстетику, что-то прекрасное и великое. Природу и высшие чувства, как любовь. Мы просто придумали это. В коробке никогда не было ничего такого изящного. Только лампочка над нами, которая регулярно включалась и выключалась. Даже тут мы придумали этому название — день и ночь. Представить только, какие люди безумцы, — он усмехнулся. — Но такие начитанные безумцы. Считаю, что это высшая степень гениальности. Высшее, чего когда-либо добивались люди. Кирилл заслушался, успев успокоиться и уже просто сидя рядом с Андреем и внимательно смотря на него, выслушивав что тот говорил. А Андрей на какое-то время замолчал, видимо обдумывая следующую мысль. — Что на счёт меня, — продолжил он. — Есть грань коробки. Пределы, понимаешь? И вот за этими пределами и скрывается то, что ты можешь увидеть только когда покинешь коробку. Ну, или приняв наркотики. — он опустил взгляд в пол. — Говоря простым языком, я тут ненадолго. Скоро я снова вернусь за пределы коробки и ты меня не увидишь. Исчезну я, вот и всё. — А как ты вернулся… Сейчас? — спросил Кирилл, хмурясь от слов Андрея о том, что скоро тот снова пропадёт. И Флорин хотел, чтобы Андрей остался, но при этом не хотел портить свою репутацию. Он всё обдумывал, как можно избежать этого. Андрей в это время вздохнул и снова отвёл взгляд, осматривая пространство. — Что-то типа той теории о том, что дух мертвеца может блуждать по земле ещё сорок с лишним дней, пока окончательно не станет прозрачным и не станет проходить сквозь пространство, — отвечает Андрей через некоторое время. — Только дней вовсе не сорок, а лишь одна ночь. В моём случае вот эта. Сколько там ещё до рассвета? Кирилл взял телефон и посмотрел на время. Было двенадцать часов ночи, рассвет в городе зачастую начинался с четырёх утра. Кирилл нахмурился и прикинул сколько ещё Андрей сможет пребывать на земле. Минимум — четыре часа, максимум — до пяти утра. Ещё неизвестно. — Четыре с лишним часа, — ответил Флорин, снова подняв взгляд на Андрея. Но он обнаружил, что рядом никого нет. Никакого Андрея, никаких рассказов про коробку, как-то мутно связанной с философией о мире. Кирилл оглянулся по сторонам. Неужели он просто сошёл с ума, и всё это лишь его бред? Привиделось на нервной почве, вот и кажется, что Андрей вернулся на ночь. Кирилл вздохнул и грустно опустил взгляд в пол, когда его плеча коснулась чья-то холодная рука. — Эй, ты чего? — спросил Андрей за его спиной, хмурясь. — Четыре часа, говоришь… Кирилл обернулся и взглянул на Андрея. Не нравилось ему это. Всё больше и больше походило на первые признаки шизофрении. Может, это ему действительно всё кажется? Кирилл ударил себя по щеке, пытаясь привести себя так в сознание. Андрей смотрел на это как-то отдалённо, хотя его немного смешил напуганный Кирилл. И вот Андрей расхаживает по кухне, туда-сюда, смотря в пол и изредка поднимая взгляд на задумчивого Кирилла. — Это как-бы ошибка какая-то? — спросил Флорин, глядя на Андрея, до сих пор не веря своим глазам. — Не ошибка, повторяю тебе в сотый раз, — Андрей тяжело и раздражённо вздохнул. — Это, можно сказать, процесс прощания с картонной коробкой. Никто её не покинет, не присмотревшись к ней ещё раз, в последний раз. — Почему? — Да что ты столько вопросов задаёшь, я ведь нормально всё объяснил! Андрей не злился, лишь повышал голос. Его самого всё это понемногу начинало просто раздражать, а нескончаемые вопросы его друга по типу: «Почему?», «Каким образом?» и «По какой причине?» начинали уже действовать на нервы. Безусловно, Андрей понимал, что это нормальная реакция человека на произошедшую ситуацию. Его экс-друг умирает, об этом вещают все источники, скорбят близкие друзья и родственники, резко нападает траур на его фанатов… И Андрей заявляется к Кириллу, рассказывая ему какую-то историю о коробке, которая служит миром для нас, людей. Ну не бред ли поехавшего психа? Кто в такое поверит? — Просто хочу понять, что происходит, — отвечает Кирилл, снова замолкая, решая, что Андрей сам всё расскажет. Однако, Андрей лишь массировал переносицу и молчал. За окном шёл дождь. Он тихо бил своими каплями в окно, что было плотно закрыто шторами. На кухне работала только одна лампочка в люстре, и то она мутно мигала, словно вот-вот хочет прервать свою работу и облачить помещение в кромешный мрак. Тишина не давила на слух, а наоборот — залечивала раны. Кто-то бы сказал, что время лечит, однако этот принцип работает не всегда. Кирилл уже очень давно привык сидеть в полной тишине на кухне, не говоря ни слова, не издавая ни звука. Особенно вечером, когда на улице завывал ветер, да слышался тихий шум проезжавших мимо по дороге машин. Флорин не называл это эстетикой, скорее просто короткой терапией. — Если мир вокруг тебя рушится, ты автоматически становишься последней надеждой на его спасение, — вдруг прервал тишину Андрей. — Что это значит? — Это значит, что я умер не для того, чтобы залечь на дно, а для того, чтобы дать повод задуматься другим людям обо мне. О моём творчестве. Несомненно, это делали и раньше, но только для того, чтобы понять что у меня на душе, чтобы понять, что я имею ввиду под строчкой «Тогда сможешь ты, сорвать плоды». Или любой другой мыслью. Они не видят там чего-то другого, чего-то своего, потому что есть я. Я на пальцах объясняю всё, что надо, тогда зачем же думать самому? Андрей снова замолчал и отвёл взгляд в сторону, к окну. Затем он слегка отодвинул штору и взглянул на ночную улицу. На прохожих, что спешили домой, бегая по мокрому асфальту как… — Крысы, — озвучил он свою мысль в слух, тем самым вызвав у Кирилла непонимающий взгляд. — Что ты… — Люди, — пояснил Андрей. — Видишь ли, перед своей смертью я заметил у них интересное сходство. Как крысы, они также пытаются найти пропитание, лишь бы не сдохнуть. Идут на всё ради чего-то стоящего. Но не ради себя, ради денег. Деньги — это их хлеб, это их богатство. Обронить по дороге бумажник равномерно тому же, что и бросить мелким крысам заплесневелый сыр. Они перегрызут друг друга за него, но не отступят пока не сожрут то, что выпало им по сложенной случайности. Кирилл тупил взгляд в пол, переваривая то, что говорит Андрей и всё больше и больше задумываясь о бытие и своём сознании, которое выстраивало весь мир в этой… Коробке. — Но ты, — смягчил тон Андрей, и Кирилл поднял на него взгляд. — Ты на крысу не тянешь. В тебе я часто видел блики гуманности и доброты, какой-то милой и даже немного детской наивности. Ты так быстро привязываешься к людям, к этим отбросам. Крысы. Они ведь кусают тебя, когда ты пытаешься накормить их свежим хлебом. Чего же, а они этого не ценят. Кусаются, рвутся порвать тебя на куски. Ты же в свою очередь гонишь их, а потом снова возвращаешься и, обработав раны душевные и порой физические… — он кинул оценивающий взгляд на запястья Кирилла, где был маленький порез. — Снова кидаешь им хлеб. Кирилл потупил взгляд в пол, не воспринимая слова Андрея как что-то серьёзное. Он услышал главное — почему разноглазый тут, больше его ничего не волновало. Ни то, каким крысам он кидает хлеб, ни то, какие раны ему они потом оставляют. Андрей же немного помолчал, а потом достал из кармана джинс что-то наподобие оберега, в виде знака Бога Велеса. Он одел оберег Кириллу на шею, а тот даже не сопротивлялся, молча ждал что скажет Андрей. Андрей же просто взглянул на шею Кирилла, на которой теперь висело украшение, и слабо улыбнулся. При жизни он улыбался намного чаще, порой даже без повода. Очень часто из-за наркотического опьянения на его лице были краски хотя-бы какой-то временной радости, в глазах блестели кристаллики. Или, быть может, это Кириллу показалось? Так часто Кирилл злился на Андрея, когда тот приходил к нему под наркотиками, говоря что-то несвязанное своим заплетающимся языком. Да чего уж там, хватало только услышать его потерянный голос в телефонной трубке, чтобы разозлиться и накричать на него, чтобы потом тот только посмеялся и с какой-то горькой, безнадёжной усмешкой извинился, сказав, что больше не будет звонить поздней ночью и просить впустить его к себе в квартиру. Этот наркоман загнётся в любой подворотне, оставь его хотя бы ненадолго без присмотра. А если тот ещё и выпил или что-то принял… — Этот оберег спасает от одиночества и тоски, — пояснил устало Андрей. — Я знаю, как тебе порой бывает тяжело. Особенно после потери чего-то стоящего, — он заметил недопонимающий взгляд Кирилла. — Я не про себя. Я про твою душу и твоё… Неприступное сердце. Он снова усмехнулся. Вымученно. — Неприступное? — Ох, я сказал непреступное? — шире улыбнулся Андрей. Кирилл нахмурился, глядя в эти измученные, разноцветные глаза. Он столько не успел сказать Андрею. А тут даже ночи не хватит, чтобы высказать ему все мысли. Да и Андрей слушать не будет, встань ты хоть перед ним на колени и начни зачитывать самую искреннюю речь за всю историю человечества. Андрей, как упрямый козёл, отвернётся и будет рассматривать улицы за окном, даже не слушая. Такой уж характер. Иногда может показаться, что Андрей — это два разных человека в одном теле. Что ж, так и есть. Один из них — статный и взрослый парень, вкладывающий душу и частичку себя в своё творчество, которое полно метафор и удивительных загадок, историй. Сказок. Другой же — самый обыкновенный невежда, загнанный алкоголик-наркоман с тысячью плохих привычек, грубыми изысканиями и местами токсичностью. И вот когда эти две половины вливаются, можно сказать, в одну целую… — Тебе не кажется, что молчание — не самый лучший вариант провести последние часы жизни с другом? — повернулся к Кириллу Андрей. — Мы с тобой не друзья. — Действительно? Кирилл начал хмуриться ещё больше. — Знаешь, родной, — начал Андрей, а по его голосу было понятно, что он готов снова читать новую лекцию. — Наша с тобой дружба всегда была достаточно… Специфична. — Потому что нас пидорами считали? — перебил его Флорин. — Причём тут это? — нахмурился Андрей. — Я имею ввиду, что наша дружба всегда была достаточно… Токсичной. И не смотри на меня так, я говорю не про твой отвратительный характер. Помнится, ты говорил, что мы разошлись, потому что у нас стиль музыки разный. Что-то вроде… — Ближе к делу, не тяни, — вымученно вздохнул Кирилл. На самом деле, он даже с Андреем не хотел разговаривать на тему их расставания. — Думаешь, что я не помню наш поцелуй по пьяни? — усмехнулся Андрей, кладя руку на плечо Кирилла. Кирилл нахмурился ещё больше. Этот инцидент произошёл очень давно, до их ссоры. И, чего уж там скрывать, Кириллу действительно стало неприятно общение с Андреем с тех пор. Они тогда много выпили в баре, а их друзья, точно такие же пьяные, предложили попробовать поцеловаться. А Флорин сначала отказывался, говорил, мол, не смешно это даже. А Андрей только смеялся, говорил, что даже не против, что ничего в этом такого нет. В конечном итоге, Кириллу удалось убедить всех, что это глупая затея, а когда все разошлись остались только они с Андреем. Кирилл пьяный был, а Андрей предложил его до дома довести, чтобы тот не во что не вляпался. Ну, а Кириллу-то что терять? Он согласился. Всё-таки лучший друг плохого не посоветует. Пройдя тогда почти пол пути до дома Кирилла, Андрей остановился и посмотрел на друга. Потом снова начал смеяться над Кириллом, а-ля: «Да давай поцелуемся, ничего такого не случится, ты завтра это уже не вспомнишь». Кирилл согласился. В тот вечер он навсегда запомнил алые губы Андрея. Такие холодные и мягкие. Нежные и… У них был какой-то особенный вкус. Манящий. Будто бы тогда Кирилл почувствовал всю серьёзность Андрея. Будто бы тот под предлогом тупой шутки признался таким образом Флорину во влюблённости. Да кто его знает, может это всё бред. Но Кирилл точно запомнил тот пьяный вечер. — Я уже давно понял, что мы перестали общаться из-за того поцелуя, — тем временем говорит Андрей. — И я помню тот день. И ты помнишь. Надо же, а я то думал мы всё забудем… Он усмехнулся и отвёл взгляд. По нему было видно, что эта тема разговора вызывает у него тоску по тем тёплым временам. Андрей никогда никому не рассказывал, как он скучает по дружбе с Кириллом. Не рассказывал, потому что считал это тем, чего нужно стыдиться. Потому что Андрей считал себя сильным. Глупым, но сильным парнем. И конечно, так и было, однако сложно передать словами то, как он плачет ночью, будучи под наркотиками, терзая себя от душевной боли. Кирилл молча смотрел на Андрея и ничего не говорил. Даже не потому что не знал, что сказать, а потому что не хотел. Он считал, что слова тут уже не нужны. Его рука скользнула по предплечью Андрея, крепко, но так нежно, сжимая её. Кирилл притянул Андрея ближе к себе, а тот с непониманием и одновременно с вопросом смотрел Флорину в глаза. Губы их были в нескольких сантиметрах друг от друга, и Кирилл не стал медлить, подаваясь вперёд и касаясь своими губами губ Андрея. Снова эти губы, снова этот холод. На сей раз мертвецкий. Снова этот алый цвет, снова этот вкус… Будто ваниль. Кирилл будто заново проживает тот вечер. Всё точь в точь. Андрей же на поцелуй отвечать не торопился. Сначала как-то просто слабо улыбался, а потом провёл языком по нижней губе Кирилла и запустил язык в его рот. У поцелуя был свой какой-то приятный вкус. Такой… Словно запах роз. Очень приближённо.Я вернусь до весны,
И растает лёд,
Зацветут цветы.
***
Ветер ночью начал завывать и становилось ещё холоднее. Дождь за окном уже прошёл, а людей на улице стало меньше. Уже темно, только фонари светят да работает батарея, рядом с которой сидят два парня. Один мертвецки холодный, а другой жмётся к нему, в жалких попытках согреться. Разноглазый гладит Кирилла по голове, да всё на часы смотрит. Сердце начинает болеть всё больше с каждым разом, когда он видит там холодное «3:31». — Ещё тридцать минут. Слышишь? — говорит Андрей с какой-то горькой усмешкой, на что Кирилл сдержанно кивает. — Дурак. Флорин поднимает взгляд на Андрея, сталкиваясь с его разноцветными глазами. Он через тридцать минут их больше не увидит. Вы только представьте, что вы знаете точную дату и время исчезновения чего-то стоящего из вашей жизни. Что чувствуете? Наверняка совсем не те эмоции. Совсем не то волнение, которое сидит глубоко в сердце, тикая часами, отсчитывая каждую секунду до этого момента, чтобы потом громким будильником прозвенеть у вас в душе и оглушить вас до того состояния, в котором вы просто будете безмолвно лежать и ждать, когда ваше сердце остановится, ведь для того чтобы сделать что-то иное — нужны силы. А у вас этого не осталось от слова совсем. — Почему дурак? — спросил Кирилл у Андрея. — Ну, а кто ты? Зачем ты сделал это? — он не злился, говорил достаточно ласково, продолжая гладить Кирилла по голове, запуская руку в его непослушные волосы. — Плохая была идея целовать меня. Я совсем скоро исчезну, а ты… — Я справлюсь, — перебивает его Флорин. — Обещаю. Андрей только тяжело вздохнул. Казалось, будто с этим вздохом он выпустил из себя какую-то большую половину того груза, что он нёс всю жизнь на своих плечах. Словно сейчас ему должно стать легче… Андрей смотрит в сторону, будто завис. Будто он исчезнет уже прямо сейчас, раньше времени. — Андрей? — О, да, прости, задумался, — отозвался тот. Он повернулся к Кириллу и улыбнулся. Так искренне, будто даже сейчас он ни о чём не жалел. Будто бы вся его жизнь была лишь подготовкой к этому моменту. Игрой. Словно всё его бытие совершенно случайно, что всё ЭТО не было никогда запланировано в его судьбе. Но он лишь улыбается. Он всегда счастлив, потому что он не смеет отказаться от того, что имеет, а большего ему и не надо. Ему в эту ночь нужна лишь горячая батарея, взгляд Кирилла и их переплетённые руки, согревающие друг друга своим теплом. В их последнюю ночь. — Мы никогда не будем вместе, — говорит Андрей. — Только эти тридцать минут. Уже утром ты снова откроешь тот пост с информацией о моей смерти и будешь… — Я же пообещал, что не буду, — тихо сказал Кирилл, слабо нахмурившись. — Откуда ты знаешь, что будет завтра? — спокойно спросил Андрей. — Завтра рухнет коробка, завтра может погаснуть лампочка в этих картонных стенах, завтра может быть в любом виде. Кирилл молчал в ответ. Он смотрел на Андрея, прямо ему в глаза. Одно дело отпускать человека, зная, что тот покинет лишь твою душу, а совсем другое — знать, что этот человек уйдёт навсегда. Что от него останется только пустота. Милая, но столь коварная. Она его и погубила, на самом-то деле. Андрей всегда был счастлив, но его сознание… Сознание. Такая странная вещь. С одной стороны, оно вроде есть, а с другой стороны, ты его даже не замечаешь. Одна из тех иллюзий, что люди придумали находясь в коробке. Лишь задумайтесь, сознание… Коварство, злоба, хитрость. Оно управляет вами. Именно оно виновник того, что вы находитесь в растерянности, заблуждении. — Скоро тебе станет легче, — обещает Андрей. — Когда я исчезну. Пройдёт время и тебе станет в сто раз лучше. И твой оберег… Андрей снова коснулся оберега на шее Кирилла, от чего тот вздрогнул — у него были до ужаса холодные пальцы. Флорин снова поднял взгляд на Андрея, будто молча рассказывая, как ему сейчас тяжело. Но Андрей лишь смотрел Кириллу в глаза, поджимая свои алые губы, что хорошо выделялись на его бледной коже. Волосы Андрея стали тусклее. Уже совсем не тот яркий, солнечный цвет, а уже словно сами пряди перестали блестеть. А какие у него раньше были глаза… Стоило только поднять взгляд и не оторваться. Андрею не нравилось, когда на него так долго смотрят, словно с целью загипнотизировать, но он ничего не говорил против. Сейчас он как никто другой понимал, что уже через полчаса его мнение ничего не будет значить. Даже больше, его вообще не будет.***
Руки холодные, буквально ледяные, устало перебирают непослушные волосы, такие мягкие и родные. Такие же холодные пальцы пробираются в каштановые волосы, до самого последнего вздоха касаясь прядей, пока рука окончательно не опускается и сползает вниз, скользя по телу. И вот перед Флориным снова предстаёт улыбка Андрея. Но вымученная, уже буквально умирающая. Он улыбался даже те последние четыре минуты его жизни, даже тогда, когда уголки губ устало опускались, пытаясь этим показать разноглазому всю серьёзность ситуации. Губы дрогнули, снова искажаясь в улыбке. Андрей улыбался в последний раз не для себя, а для Кирилла, который просто смотрел на умирающее дважды тело родного человека. Он не мог заставить Андрея перестать стараться улыбаться. Не мог. Все слова пролетали мимо его ушей, Андрей снова и снова глупо улыбался. — Не надо, — в который раз просит Кирилл. — Пож… — Я тебя люблю, — перебивает Андрей. Кирилл уже чувствовал, как в сердце звенит тот самый звоночек. Время пришло. Андрей ведь совсем недавно улыбался и рассказывал какие-то истории про коробку. Кирилл даже не запомнил толком. А сейчас тот обессиленно опустился к Кириллу на колени и шептал признания в любви, пока голос его хрипел, обрывался, а Андрей сжимал руку Флорина и старался ещё немного рассказать о том, как он его любит. Кирилл чувствовал большой ком в горле, а в глазах всё размывалось от подступивших слёз. Его душило, он дрожащими руками гладил Андрея по голове, судорожно прося его успокоиться хотя бы на две последние секунды. Пожалуйста. — Я тебя люб… — голос Андрея снова хрипит. Уголки губ опускаются. Он больше не может контролировать их. Он рассыпается. Он не успел договорить. Флорин моргнул, чтобы смахнуть слёзы, прикрыв глаза только на секунду, но открыв, рядом никого уже не было. Рука, которую буквально только что сжимал Андрей, сейчас была абсолютно пуста. В квартиру пробирались первые лучи солнца, смывая остатки ночи словно ненужную краску. Солнце взошло. Флорин медленно поднял руку к своей шее, коснулся оберега на ней. Потом глянул на него и сжал в кулак, сдерживая слёзы. Милая пустота, коварная. Смертельно привлекательная. За окном снова слышен гул машин, проезжавших неподалёку. Очаровательная тишина. Но никто больше сбивчиво не признаётся Кириллу в любви до последнего вздоха. Никто не сжимает его холодную от страха руку, своими не менее холодными пальцами перебирая его запутанные волосы. Никого рядом больше нет, как и было запланировано судьбой. Судьбой молодого артиста с разноцветными глазами, жёлтыми словно лучи апрельского солнца волосами, и… Бесконечно натянутой улыбкой. Всегда. Судьбой Андрея. Андрюши.***
— Да какие к чёрту концерты, всё накрылось, долбаёб, — голос Беседина в трубке. Хриплый, осевший. — Нет, не звони больше мне, я ничего уже не исправлю. Владислав всё ходил по комнате с телефоном в руках, держа его в странном положении, параллельно доставая из комода тысячу бумажек с подписями, некоторыми автографами и коробочками билетов на когда-то запланированный тур в этой осени. Однако, всё пришлось отменить, по той причине, что на сцену попросту некому выходить, презентация альбома накрылась медным тазом. Парень тяжело пережил смерть своего близкого друга, узнав это ещё месяц назад, из того злосчастного поста. Быстро пришлось отменить все «обещанные» релизы Андрея, альбомы, тур, и залечь на дно. Желательно, на определённый срок, чтобы всё успело успокоиться. — Ей-богу, Андрей — Курт Кобейн современного общества, — тихий голос Кирилла в трубке. Такой расстроенный и уставший. — Сложно поспорить, — вздыхает Беседин, читая содержание очередного документа на счёт тура в руках. — Я даже не знаю, как теперь его фанатам объяснить ситуацию. — Не надо ничего им объяснять, мороки больше. Потом всё расскажем, они уже и так в курсе большей половины информации, — говорит Кирилл, глядя в окно старой хрущёвки. Он точно помнил, как они с Андреем сидели на этой кухне месяц назад, а тот был уже совсем мёртвым и холодным, задыхался, но держал руку Флорина и клялся в любви. Кирилл тогда был весь на нервах, дрожал, не знал как исправить положение. Да если бы и знал, уже бы не успел. Сейчас же с того дня остались только воспоминания и… Оберег, который ему тогда подарил Андрей. «Велес — божество силы. Оно поможет тебе справиться с трудностями» — Сказал тогда тот. Видимо, Андрей был глупцом, раз верил в эти знаки, обереги… Разных Богов. Но чего уж, тут поспорить сложно — оберег действительно помогал. Кириллу на душе будто легче становилось, когда он его надевал, хотя снимал и то редко. — Кирилл, — вдруг прервал размышления задумчивый голос Владислава в трубке. — Я нашёл в шкафу тут листки. Почерк знакомый, корявый. Андрей писал видимо до своей смерти. — Что там? — Давай не по телефону. Тут немного личное. Ты сейчас в Питере? Приезжай.***
Владислав переворачивал пыльные страницы маленькой книжечки, а Кирилл стоял у него за спиной, пытаясь рассмотреть, что же там написано. — Вот тут что-то про крыс, — говорит Беседин и указывает на написанный корявым и дрожащим почерком текст. Кирилл читает первые строки и узнаёт эту мысль. Андрей рассказывал о ней. Коробка, лампочка в виде солнца, люди — крысы. Кирилл точно вспомнил те его слова, серьёзное лицо, с которым он всё это рассказывал. Флорин тогда считал, что у того совсем крышу снесло, вот и несёт бред какой-то. Не исключено, что это он не только ему говорил. — Да, он что-то говорил об этом… — задумчиво кивнул Кирилл. — Говорил? — тут же повернулся к нему Владислав. — Видимо, с головой совсем проблемы были. Кирилл промолчал на этот счёт. Уж слишком Андрей был загадочным в последнее время, даже не понять, что с ним происходит и какие скелеты он хранит в шкафу. — Вот дальше уже личное, — сказал Беседин. — Я не уверен, но вот тут, — он указал на другой текст. — Твоё имя есть. Андрей про тебя писал. Не думаю, что это для моих глаз. — Моё имя? — усмехнулся Кирилл. — Да бред опять. И так понятно, что Андрей поехавший был. Мало ли какое имя он там присобачить мог. — Тебе в лом несколько предложений прочитать? — равнодушно спросил Беседин. Кирилл мотнул головой, вздохнул, да опустил взгляд в текст, начиная бегать глазами по строкам. «Если бы я мог, Кирилл, я бы навсегда остался с тобой. Я бы смог уберечь тебя от этих крыс, что лезут к тебе и кусают. Если бы. Мне так нравятся твои волосы, которые ассоциируются у меня с… Соломой. Но я никогда не видел раньше людей с такими волосами. Иногда мне хочется обнять тебя, но я всегда знаю, как ты на это отреагируешь. Ты не обнимешь меня в ответ, а будешь считать странным. Считать тем, кем я на самом деле и являюсь. Если бы не это, мы могли бы дружить. Ты бы мог дружить. А я такая же крыса, как и все люди. Крыса, которая загляделась на кого-то того, кто намного выше неё. У тебя было столько девушек, я смотрел на них с нескрываемой ревностью и обидой. Ты знал, сколько ревности может поселиться в одной маленькой крысе? Да дохуя на самом деле. Количество нескончаемое. Вопрос в другом: КАКАЯ это ревность? Я поцеловал тебя на спор не потому, что было не слабо. Потому что я мечтал об этом. Потому что я три года смотрел на то, как ты жмёшься к этим стервам, что тебе изменяют, кусают. Ты такой идиот. Кирилл, ты конченный идиот. Я не могу тебе рассказать, как сильно за тебя волнуюсь. Не подходи к крысам, дурак». Запись оборвалась, а чернила ручки расплылись по бумаге.