Хранитель

Шэнь Вэй возвращался из кафетерия, когда увидел у входа испуганного Го Чанчэна, рядом с которым пренебрежительно восседал толстый чёрный кот. — А ты?.. — смущённо запнулся Шэнь Вэй, осознавая, что целиком погрузился в мысли о Юньлане. — Прошу меня простить, как твоё имя? Го Чанчэн испуганно дёрнулся, но быстро взял себя в руки, узнав профессора Шэня. Рядом с ним он не ощущал того давления, что отчётливо исходило от Чжао Юньланя. Возможно, потому что интеллигентный профессор обладал совершенно иной харизмой. Неважно, общался он с большой шишкой вроде шефа Чжао или с мелкой сошкой вроде самого Чанчэна, он всегда был сдержан и сохранял присутствие духа. — Го Чанчэн. — А, офицер Го, — улыбнулся Шэнь Вэй. — Что привело вас сюда? Чанчэн поколебался, не уверенный, имеет ли право говорить с кем-нибудь о своей миссии. Полный отчаяния взгляд, брошенный на Да Цина, остался без ответа. Да Цин лишь закрывал лапой морду, недоумевая: неужели дурацкий человек хочет, чтобы он заговорил вслух перед посторонними? Судя по всему, мудрый и бравый шеф был недалёк от истины: стажёр и правда оказался абсолютным идиотом. Уловив смущение Чанчэна, Шэнь Вэй сменил тон. — Прости, я не должен был спрашивать. Это не моё дело. Чанчэн стыдливо опустил взгляд, хотя и не понимал, почему. — Ты ел? Я тут купил слишком много всего, присоединяйся, если хочешь. Чанчэн собирался отказаться, но желудок его предал: он не ел с тех самых пор, как явился в спецотдел. Да Цин поспешил вперёд. — Давай, котик, я купил тебе молока. Чанчэн повернулся к Да Цину, но тот уже успел соблазниться, так что ему ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру. Шэнь Вэй изо всех сил старался, чтобы Чанчэн успокоился и расслабился. — Офицер Го так молод — одного возраста с моими студентами. Ты, наверное, недолго работаешь? — Сегодня мой второй день, — честно признался Чанчэн. — И как оно? — усмехнулся Шэнь Вэй. «Ужасно». Но Чанчэн очень старался выглядеть презентабельно, поэтому ответил: — Отлично. Шэнь Вэй повёл их за собой в больницу; его глаза поблёскивали за стёклами очков. — Твои коллеги и… начальник хорошо к тебе относятся? — Шеф Чжао ко мне очень добр, да, вы же видели его утром. А коллеги… — Он поморщился при воспоминании о бумажном лице старика У и призраке Ван Чжэн, но всё-таки сказал: — Они… тоже неплохие. — Шеф Чжао… — протянул Шэнь Вэй и спросил: — Он всё время так занят? — Наверное? — Чанчэн задумчиво взъерошил волосы. — Я новичок, поэтому точно не знаю. — Что ты о нём думаешь? — Он хороший. — Тогда почему ты его боишься? — спросил Шэнь Вэй. Чанчэн удивлённо замер. — Ну… он же, в конце концов, мой начальник. Шэнь Вэй хмыкнул. Он и так знал, что не узнает от Го Чанчэна ничего нового о Юньлане, а потому оставшийся путь до палаты Ли Цянь они проделали в молчании. Шэнь Вэй, казалось, привык заботиться о других. Он ловко расставил посуду с едой, нагрел в микроволновке молоко, добавил в него немного риса и поставил перед Да Цином: — Давай, ешь. Го Чанчэн едва в обморок от голода не валился, но всё равно не смог нормально поесть: он всегда нервничал в присутствии других, а когда нервничал — и вовсе терял аппетит. Ли Цянь на свою еду смотрела с ещё меньшим интересом, чем он. Она была обеспокоена и растеряна, хотя врач сказал, что с ней должно быть всё в порядке. Всё это профессор Шэнь осознал, когда замолчал: тишину палаты нарушал только лакающий молоко Да Цин. Поэтому он спросил у Ли Цянь: — Ты далеко живёшь? Если нет, тебе лучше пойти домой и отдохнуть, преподавателям я всё объясню. Ли Цянь опустила палочки и, поколебавшись, сказала: — Дома… похороны. Приехало много родственников, так что мне не хватает места. Шэнь Вэй застыл. Ли Цянь безразлично потыкала палочками рис. — Моя бабушка умерла два дня назад. — Извини, не нужно было спрашивать. Мои соболезнования. Она ничего не ответила — только закинула в рот порцию риса. Шэнь Вэй подал ей другую коробочку. — Не знал, что ты любишь, так что купил разного. Попробуй хотя бы что-нибудь. — Моя бабушка в детстве всегда заботилась обо мне, — внезапно сказал Го Чанчэн. — Она умерла, когда мне было шестнадцать, и я на полгода бросил школу. Шэнь Вэй и Ли Цянь удивлённо уставились на него, и Чанчэн, помолчав, продолжил: — В детстве меня травили в школе, и когда бабушка узнала, то отчитала меня за робость… А потом мы купили молока, шоколада, сладостей и булочек, и всё это она отдала мне, сама даже не притронулась. Я тогда думал: вот вырасту, заработаю денег и буду покупать ей всё, что она захочет… но у меня даже шанса не было. У Ли Цянь, тронутой его словами, влажно заблестели глаза. Чанчэн продолжил задумчиво, будто разговаривал сам с собой: — Она умерла во сне, и сначала никто даже не заметил… Она мне часто снилась в старшей школе и в колледже, и хотя бы так всегда поддерживала меня. Го Чанчэн поник, словно увядающее растение, и Шэнь Вэй успокаивающе потрепал его по волосам. Тот горько улыбнулся: — Когда я выпустился, она приснилась мне в последний раз. Тогда она сказала: «Теперь ты совсем большой, и я свободна, мне пора идти». Я спросил, куда же она уходит, а она просто покачала головой. С тех пор бабушка не снилась мне ни разу. Дядя сказал, что она, должно быть, переродилась. По щекам Ли Цянь побежали слёзы. — К чему это я. — Чанчэн неловко взъерошил волосы, будто сам удивлённый тому, как долго говорит длинными предложениями. — Не плачь, пожалуйста! Когда моя бабушка умерла, я тоже был раздавлен, даже мечтал обменять свою жизнь на её, но… Ох, не стоило мне вообще ничего говорить… Я имею в виду — не грусти, наши умершие родственники присматривают за нами. Ему и правда не стоило ничего говорить. Ли Цянь начала дрожать и плакать всё сильнее и безудержнее, пока её тело не начало биться в конвульсиях, а лицо совсем не опустело. Шэнь Вэй поспешил за доктором, оставив растерянного Чанчэна с Ли Цянь; тот прежде никогда не видел, чтобы кто-то так сильно расстраивался. Университетский доктор не смог назначить успокоительные, поэтому предложил отвезти Ли Цянь в другую больницу. Го Чанчэн увязался с ними. Они сели в машину Шэнь Вэя, и Чанчэн устроил девушку на заднем сиденье. Шэнь Вэй даже не был преподавателем Ли Цянь, просто провёл у её курса несколько факультативов, но Чанчэн прежде не сталкивался с такими добрыми людьми, как он. Пока Ли Цянь оказывали помощь, Шэнь Вэй позаботился об остальном и даже попытался связаться с её родителями. Тогда-то Чанчэн и понял, что что-то не так. Шэнь Вэй набрал её родителей, дядю с тётей, но никто не вызвался её забрать. Чанчэна это ужасно возмутило. Как же так может быть? Повесив трубку в очередной раз, Шэнь Вэй нахмурился и скрестил руки на груди. Его высокая статная фигура выделялась на фоне стены: широкие плечи под тесной рубашкой, узкая талия, стройные ноги; он сейчас был похож на модель из рекламы духов. Чанчэн подумал, что профессору наверняка хочется выругаться, но Шэнь Вэй ничего не сказал. Он выглядел обеспокоенным, но всё же улыбнулся Чанчэну: — Прости за сегодняшние неприятности, офицер Го. Ты можешь идти, я сам позабочусь о своей студентке. Не хочу отнимать у тебя время. — У меня сейчас нет работы, — пробормотал Чанчэн, искоса поглядывая на Да Цина. — Шеф Чжао сказал мне понаблюдать за ней, но не говорил, что делать, или когда возвращаться… Тут до Чанчэна начало кое-что доходить. Пусть он и был некомпетентным работником, но не глупцом: наблюдение за девушкой не было важной задачей, шеф просто хотел от него избавиться. Конечно, бесполезный человек вроде него мог попасть в спецотдел только благодаря дяде… с чего бы шефу нравилось, когда у него крутятся под ногами? — Твой шеф Чжао совсем так не думает, — попытался приободрить его Шэнь Вэй, хотя сам был уверен в том, что это ложь. — Не думай об этом слишком много. Чанчэн понуро кивнул. Некоторое время спустя вернулся доктор и сообщил, что у Ли Цянь затяжная депрессия, она истощена, и у неё пониженное давление. Шэнь Вэй подписал необходимые бумаги, и вскоре в палате остались только они втроём. Солнце почти село за горизонт, но никто из семьи Ли Цянь так и не появился. — Неужели никто за ней не придёт? — тихо спросил Чанчэн. Шэнь Вэй только вздохнул. Чанчэн присел на краешек постели Ли Цянь и вдруг понял, почему она пыталась покончить с собой. Она потеряла единственного человека, который о ней заботился. Больше у неё не было никого, кто бы поддерживал и любил её. Так и наступила ночь.