Where There is Life / Там, где жизнь

      — Дин?       — Все в порядке, Сэм. Просто сядь, все будет в порядке.       Мы были в бункере Бобби. Опять. Потому что Сэм переживал ломку. Опять. Я пытался уговорить его сесть на койку, чтобы мы могли устроить его поудобней. Бобби был наверху лестницы, мрачный и обеспокоенный. Кас стоял у двери бункера, мрачный и… ну, я думаю, только мрачный.       — Дин, подожди, просто послушай меня.       Сэм сел и потянулся ко мне. Он сильно дрожал и потел. Он пришел сюда добровольно, более охотно, чем я, но это не значило, что он не был напуган до чертиков.       — Сэмми, все в порядке. На этот раз, наверное, даже не будет так плохо, верно? Может день, да? Мы дадим тебе кое-что, что поможет тебе заснуть. Ты даже не заметишь.       Это была надежда — или ложь — больше, чем обещание. Даже день мучений должен был стать для него вечностью, и ничто не могло помочь ему пережить это. Никаких наркотиков или выпивки. Даже «волшебные пальцы» Каса не были достаточно сильными, чтобы исправить Сэмми. Он должен был пережить это один.       — Дин, я говорю не о том, чтобы уснуть. Пожалуйста. Тебе нужно выслушать меня… прежде чем я не смогу сказать…       — Отлично. — Я присел перед ним, он схватил меня за рукава и притянул к себе. — О чем ты говоришь?       — Он был неправ, ясно? Он был неправ.       — Кто был неправ? — в том состоянии, в котором находился Сэм, он мог говорить о Голоде, метеорологе или о той ученице четвертого класса, которая действительно верила в снежного человека.       — Голод.       Ладно, хорошо. Он был пока в себе.       — Дин… Дин? — Сэм сильнее потянул меня за рубашку и посмотрел так, будто не был уверен, что это все еще я. Я положил руки ему на плечи, чтобы помочь ему понять, что я все еще здесь, и его взгляд снова сфокусировался. — Он был неправ, когда сказал… когда он сказал…       Он был близок к тому, чтобы полностью потерять контроль. Дрожь становилась сильнее, физическая боль, которую он испытывал, тоже должна была нарастать. Гнев, тревога, волнение… Я слышал, как все это накапливается.       — Дин?       — Как насчет того, чтобы сказать мне это позже, Сэм? Хорошо? Мы просто уложим тебя на…       — Он был неправ, когда сказал, что ты мертв внутри. — Сэм выплюнул слова, как будто давно хотел сказать это. — Ясно, Дин? Понимаешь?       — Хорошо, Сэм. — Я не хотел об этом говорить. Я не хотел об этом думать. Я не мог сейчас думать ни о чем, кроме Сэма. — А теперь давай устроим тебя здесь…       — Знаешь, почему я уверен, что он ошибается? — взгляд Сэма снова стал несфокусированным, но его хватка на моих руках стала сильнее.       — Ладно. Почему?       — Если ты не поддался Голоду… потому что ты мертв, тогда… тогда… что? Это… это… — Сэм убрал от меня одну руку и показал на себя, — это значит, что я жив? Серьезно? — он снова положил руку мне на плечо и встряхнул для выразительности. Не думаю, он хотел меня встряхнуть, но он так сильно дрожал, что было трудно сказать. — Разве ты не понимаешь, Дин? Разве ты не понимаешь? Что… что… что убило этих людей… — Теперь он заикался, и я понял, что скоро потеряю его, — … это было не то, что они «ели», — он умудрился сделать воздушные кавычки, не отпуская меня. — Это то, что их ело. Из-за этого они умерли. Что… что… они были… Разве ты не понимаешь, Дин? Это… это… — Он снова указал на себя. — Это была дыра внутри меня. Эта… эта… потребность. Это… Дин? Дин?       Я собирался остановить все его бредни и уложить на койку, хочет этого Сэм или нет. Я начал вставать, но Сэм, каким бы измученным он ни был, оказался достаточно силен, чтобы удержать меня. Мольба в его глазах удерживала меня там больше, чем его хватка.       — Дин… ты самый живой человек, которого я когда-либо знал. А жизнь для Голода… это смерть. Это то, что он чувствовал внутри тебя. Его смерть, его пустота, его нужда. Дин? Видишь? Он хотел чтобы ты… думал… он пытался заставить тебя поверить… — Сэм покачал головой, словно пытался избавиться от нечетких мыслей. — Если ты жив, значит есть надежда. И он не хотел, чтобы у тебя была надежда.       Он подождал пару секунд, возможно, ожидая от меня ответа. Но потом он не дал мне достаточно времени, чтобы сказать что-нибудь, прежде чем добавил:       — Он был неправ.       Пока Сэм ждал моего ответа, мольба в его глазах сменилась замешательством, болью и пустотой, и мне не пришлось ему отвечать.       — Дин? Дин?       — Я прямо здесь, Сэмми. Я здесь. Давай, ложись. Ложись. — Наконец я усадил его обратно на койку. — Это скоро закончится, Сэмми. — Я не знал, слышит ли он меня или понимает ли. — Это все скоро закончится.       Я приковал его наручниками к кровати и подождал, пока не раздались крики, и знал, что Сэм не понимал, что я был рядом с ним. Я вышел из бункера, запер дверь и встал по другую сторону, напротив Каса.       Крики и агония Сэма разрывали меня через эту железную дверь. Всю мою жизнь я заботился о Сэме, защищал его, лечил, утешал, успокаивал, учил, ободрял его. А сейчас…       — Ему просто нужно вывести это из своего организма, — сказал Кас.       Я ничего не мог сделать, кроме как стоять и позволить Сэму страдать в одиночестве. Я не был уверен, что Голод был не прав насчёт меня. Я не был уверен, что Сэмми хватался не только за соломинку. Он хотел, чтобы у меня была надежда, но какая надежда?       — Мне нужно немного воздуха, — сказал я Касу, потом поднялся по лестнице и прошел мимо Бобби, который ничего не сказал, только успокаивающе похлопал меня по руке.       Я вышел в холодный двор.       Если Сэм хотел, чтобы у меня была надежда, то это должна была его надежда, потому что я не нашел ничего внутри себя.       Я посмотрел на темное небо и яркие звезды.       И надеялся, что Бог слушает.       — Пожалуйста. Мне нужна помощь.