I know your secrets

Синатра стоял за дверью в чужую комнату и испытывал крайне сложные чувства. Он проходил мимо и совершенно случайно угодил в ловушку любопытства, когда услышал чье-то тяжелое дыхание и эмоциональные ругательства. Он знал, что произошло. Они проиграли, и Красти устроил разбор полетов, обращаясь ко всем, но команда понимала, что ответственность лежит на новеньком, чья неопытность не позволила дожать до обидного близкий матч. Джей застыл за дверью Супера, как вкопанный, и почему-то не мог просто развернуться и уйти. У него побольше остальных были причины злиться и даже злорадствовать. Вот только это было бы абсолютно неправильно и не помогло бы изменить исход матча — так он обрывает и поправляет себя. Замешательство растет, он упускает момент, когда дверь внезапно открывается, и Мэтт покидает комнату. В глаза бросается нездоровый румянец и влажный блеск взгляда, Джей отшатывается. — Что ты тут делаешь..? — холодное удивление, уязвленное ощущение нарушения личного пространства, неодобрение. Стыд? Вряд ли. Мэтт изучает лицо тиммейта, пытаясь понять детали его присутствия — сколько успел услышать, как давно стоит, почему не ушел до сих пор, — а заодно и причины, если повезет. — Ты плакал, — хорошая защита это нападение, и Джей это прекрасно знает, будучи ДПС. Вернуть лицу непроницаемое выражение стоит всего ничего, и теперь уже не его ловят на месте преступления, а наоборот. — Тебя волнует? — Супер фыркает, преувеличенно громко. Дергает щекой, чувствуя противное напряжение и липкое волнение перед неозвученной угрозой. Синатра опускает голову, переминается с ноги на ногу и — внезапно — смеется, дозированно, выдержанно, искус(ствен)но. — Если планируешь задержаться тут, стоит поработать над своей стрессоустойчивостью. — Добрый самаритянин решил подкинуть советов с барского плеча? Не разоришься после такого расточительства интеллектуальной собственности? — Острить у тебя получается лучше, чем играть. — По крайней мере я не обиваю чужие пороги со смутными целями. Джей скалится, чувствуя, как начинает закипать. Они ни на секунду не отводят взгляды, и кажется воздух вокруг начинает потрескивать напряжением. Чтобы какой-то смазливый зеленый пацан заставлял его чувствовать себя уязвимо? От одной мысли об этом перед глазами алеет. — Слушай, чувак, я не знаю, где и как ты до этого играл, но здесь совершенно другой уровень. Думал, заявишься сюда, покажешь парочку хайлайтов и скрины таблицы ранкеда, и все команды рухнут к твоим ногам, упрашивая забрать трофеи? — он перевел дыхание, чувствуя, как сердце ускоряет свой бег. — Здесь играют большие мальчики, и если не вывозишь, лучше свали сразу, сделай одолжение, не порти нам статистику. Твои амбиции впереди тебя неслись, когда ты только появился у нас, но все отнеслись скептически, до первой игры, и правильно сделали. Мэтт не дослушивает, заведясь с полоборота: — Я не знаю, чем тебя жизнь обидела, но выслушивать этот бред не хочу от слова совсем. Хочешь встречный совет — прекращай проецировать свой неудачный опыт на окружающих и отсвечивать комплексами, может тогда сойдешь за того, кем ты так отчаянно хочешь казаться. Но договорить ему тоже не дают. В следующую секунду он оказывается вжат в стену. Замерев и затаив дыхание он молча наблюдает редкое зрелище — эмоции Синатры. Тот глубоко часто дышит, сжав побелевшие губы. И лишь крепче вдавливает тиммейта предплечьем в вертикальную поверхность. Пальцы обеих рук намертво стиснуты на ткани футболки, узкие зрачки лихорадочно блестят. — Не думай, что знаешь меня. — раздельно, наотмашь, не предусматривая возражений. Явно сдерживаясь. — Не лезь не в свое дело, — Мэтт парирует, отражает, затихая, как в засаде. — Это. Мое. Дело! — он срывается на повышенные тона, с силой одергивая мятую ткань и не отступая ни на шаг, лицо все еще непозволительно близко. Оба давятся злостью, отвращением, ярость вытлевает на обратной стороне радужки и оставляет после себя острый, как пощечина, взгляд. — Если ты не лучший, то тебе здесь не место. — Мне напомнить, каким ты пришел сюда? — тихо цедит Супер, исподлобья следя за каждым жестом. — Да ты ничерта не знаешь об ожиданиях, которые на меня взвалили, — запальчиво, обнажая старые-новые раны. — И мне плевать, в отличие от тебя. Следи за собой, "лидер" хренов, — наконец Мэтт срывается, отпихивая от себя азиата за плечи, отталкивая того несколько раз с такой силой, что тот мог бы и свалиться, если бы не зал три раза в неделю. От прежней слабости не остается и следа, теперь во взгляде — концентрированная ненависть и скользкое желание резать по живому, бить до бессознательного, не давать ни шанса на поблажку. — Кто ты, блять, такой, чтобы мне указывать. Закомплексованное дерьмо, не разобравшееся в собственных загонах и пытающееся спихнуть их на окружающих. Да пошел ты нахуй! — он делает шаг вперед и почти рычит последние слова в лицо обидчику, тут же отшатываясь и толкая плечом, чтобы пройти мимо. Джей же застывает, чувствуя, как мерзкое противное ощущение накрывает с головой, вымещая спасительную злость. Застывает и даже не может достойно ответить, только дышит, опустив голову и вдавливая ногти в ладонь до болезненных полумесяцев. Вот же дерьмо.