Death of Me

And sometimes it feels like the winter has come And sometimes I bleed like, run, river, run And sometimes it don't feel right, like you're my enemy And sometimes I question Whether you'll be the death of me Whether you'll be the death of me Meg Myers «The Death of Me»

Сначала я решила не ходить к врачу. Я не представляла себе, как буду объяснять в приемном покое, что именно со мной случилось. У меня по-прежнему не было желания обращаться в полицию, и это уже тянуло на психическое расстройство. Закинувшись обезболивающими и седативными, я набралась смелости осмотреть свою рану и даже обработать. Перевязав бедро бинтами, я решила, что всё заживет само собой. Ухмыльнувшись, я подумала что может быть мне стоит сделать прививку от бешенства, но чем бы не был болен Со Мун-Джо, миазмы этой болезни уже распространились. Через пару дней, устав хромать и всерьёз испугавшись инфекции, я всё же пошла в больницу, где пожилой доктор осмотрел мою ногу, качая головой, но не задавая вопросов.  — Вам надо было прийти сразу, — сказал он, закончив все манипуляции, — тогда может быть не осталось бы шрама. Я знала, что шрам остался бы в любом случае. Свадьба Ха-Ры приходилась на начало декабря, и это доставляло определённые неудобства, вроде трат на покупку подходящего пальто, сменной обуви и такси. План на этот день был так четко расписан, и мне казалось, что если хотя бы что-то пойдет не так, невеста будет способна на убийство. Сколько я знала Ха-Ру, она всегда мечтала о свадьбе в стиле американских романтических фильмов: проход в церкви, море цветов, длинная фата и восторженно-завистливые взгляды гостей. Мне казалось, что фигура жениха во всем этом действе занимала её меньше всего — это мог быть любой мужчина, вписывающийся в её представления об идеальной церемонии. Отсюда же взялись одинаковые платья для подружек невесты и строгий запрет на традиционные для родителей молодых ханбоки. Я всегда считала, что для Ха-Ры было важно казаться, а не быть, и поэтому несмотря на то, что она была атеисткой, этим утром мне надлежало ехать в церковь. После этого была запланирована небольшая фотосессия с гостями, а затем — грандиозный праздник на арендованной на все выходные вилле. Платье цвета пыльной розы казалось мне слишком бледным, и я долго думала, как могу его «оживить». На любой свадьбе невеста — главное действующее лицо, но мне не хотелось теряться в этом пастельном карнавале тщеславия. Красная помада не подходила, а чернильно-вишневая делала меня похожей на труп. Мне пришло в голову, что поверх этого струящегося шифонового платья без плеч неплохо бы смотрелась обвязка шибари. Я замерла, пораженная этой мыслью и воспоминаниями, которые пришли следом. Больше месяца я старалась не вспоминать о Мун-Джо, и мне это неплохо удавалось. Годовой отчет, приближающиеся праздники, поездка в Кванджу на папин день рождения занимали всё моё время. Я старалась думать о произошедшем как об очередном не очень удачном романе, с той лишь разницей, что в этот раз мужчина меня не обманывал, а наоборот, был чересчур честен. Кто бы мог подумать, что это может быть минусом. Однажды во время обеденного перекура, Тхэ-Ын вдруг спросил меня:  — Ты рассталась со своим парнем? От неожиданности я чуть не выронила сигарету, удивлённо глядя на коллегу.  — С чего ты взял, что у меня был парень? Он усмехнулся.  — Мы работаем вместе не первый год, Ю-На, и я не такая бесчувственная сволочь, как ты обо мне, наверное, думаешь. Последние несколько месяцев ты словно летала, улыбалась, когда думала, что на тебя никто не смотрит, пропустила три корпоративных ужина … Я фыркнула.  — Может, это правильно подобранные антидепрессанты! Тхэ-Ын рассмеялся и затушил сигарету, глядя мне в глаза.  — Может быть, но я как-то видел вас вместе. Внутри меня всё оборвалось.  — Что?  — Тебя и бледного красавчика, который смотрел на тебя словно коршун. Я поздоровался, но с тем же успехом на вас можно было сбросить бомбу. Я судорожно копалась в памяти, пытаясь вспомнить, когда это было. Мы с Со Мун-Джо не так часто бывали на людях, а когда бывали, то не ходили в кино или рестораны, чаще просто слонялись по улицам, разглядывая витрины и лица прохожих. Быть может, одним из таких прохожих был и Тхэ-Ын, но я этого не помнила. Когда я была рядом с Мун-Джо мой мозг работал вхолостую.  — Прости, но я правда не помню нашей встречи, — я смущенно улыбнулась. — Надеюсь, ты не в обиде.  — Нет, — Тхэ-Ын пожал плечами, — просто я рад, что вы расстались. Я непонимающе уставилась на него, не понимая, к чему коллега клонит. — Пока ты с ним встречалась, ты словно отдалилась, Ю-На, — Тхэ-Ын вдруг положил ладонь мне на плечо, — и я рад, что ты снова с нами. Когда до меня дошло, что он имел в виду, я ощутила разочарование, и впервую очередь в себе самой. Пока на моей орбите был Со Мун-Джо я ощущала в себе силу, подобную силе бога. Какой смысл волноваться из-за нагоняя от шефа за вышедшие сроки, ошибки в отчете, какой смысл переживать на счет того, что скажут коллеги, когда ты в очередной раз скажешь, что идешь домой, а не в караоке. Всё это лишь слезы воробья по сравнению с тем, что тебя держит за руку человек, который может поочередно отрезать тебе все части тела, пока ты ещё будешь дышать? Говорят, что близость смерти заставляет на многое взглянуть иначе, пересмотреть свои ценности. Смерть была не просто рядом: она спала в моей кровати и ела со мной за одним столом.  — И мы начинаем снова… — прошептала я, глядя на себя в зеркало, так и не в силах определиться с цветом помады. Внезапная идея была хулиганской, но я полезла в коробку с украшениями, извлекая оттуда чокер из черного кожзама. Он был деталью моего костюма на прошлый Хэллоуин, когда я вырядилась кем-то вроде монашки-проститутки. Мой наряд казался мне весьма откровенным, пока мы не пришли в один из баров Итэвона, где большая часть девушек натурально была в нижнем белье. Нацепив его на шею, я легко смогла вписать в макияж темную помаду и красноватые тени. Образ оказался завершенным, хотя и весьма инфернальным. В пастельного цвета платье и макияжем в стиле гранж я напоминала себе то ли жертву вампира, то ли сломанную фарфоровую куклу. Эффект был особенно заметен в полумраке: чокер «отрезал» мне голову, а темные губы выглядели словно рана. Ха-Ра будет в ярости! Эта мысль грела меня по дороге в церковь, и я размышляла о том, что мой эфемерный поводок всё ещё в чужих руках. Время стирало обиды и притупляло страхи, и вспоминая время, проведенное в обществе доктора Со, я всё чаще ловила себя на мысли, что в случившемся была и моя вина. Я откровенно заигралась, забила на правила и слишком расслабилась, позволив себе забыть, кто именно вырывает по ночам стоны из моей груди. Мун-Джо честно предупредил меня, а я вполне честно нарвалась. Туше, лапуля. Церемония была даже слишком красивой: идеальная глянцевая картинка, хоть сейчас на разворот журнала. Я сидела на стороне невесты и косилась на мужчину чуть старше себя — моего спутника на этот вечер, и думала о том, что в каком-то смысле всё не так уж плохо. Пак Чан-Ёль был типичным топ-менеджером ближе к сорока. Несмотря на некую старомодность в его внешности и поведении, было очевидно, что он неплохо зарабатывает. Господин Пак был милым, особенно когда смотрел на меня, нервно поправляя очки и приглаживая короткие волосы. Он одновременно был похож на смесь сильно похудевшего Кан Ха-Ныля и молодого Чхве Мин-Сика. При мысли о последнем, перед глазами возникли кадры из фильма «Я видел дьявола», который я так и не смогла досмотреть, и меня передернуло. То, что я ему нравлюсь было видно невооруженным глазом, и дело было даже не в том, что мы были единственными холостяками на этом празднике в честь института брака. Соль-Йё шепнула мне на ухо, что господин Пак уже поинтересовался кем я работаю и где живут мои родители. Глядя на Чан-Ёля я знала, что ещё до конца этого года смогу получить предложение руки и сердца, и эта мысль навевала на меня скуку. После церемонии и традиционных фотографий у церкви, мы все отправились на виллу, и Пак Чан-Ёль всю дорогу развлекал меня беседой, но едва ли я могла бы вспомнить о чем мы говорили. Мне казалось, что все смотрят на меня, будто чего-то ждут. Словно я оказалась на одном из тех свиданий вслепую, что устраивали для меня сокурсницы, вот только теперь почти сотня людей наблюдала за мной, ожидая вполне определённой реакции. На свадьбах правит любовь, а значит для всеобщего удовольствия я должна была быть счастлива. У меня не было проблем с изображением эмоций, я даже могла убедить себя в том, что действительно их испытываю. Это было похоже на действие алкоголя, когда каждый новый бокал делает тебя раскованней и веселее, а мир вокруг начинает казаться самым дружелюбным местом. Вот только после любой вечеринки наступает утреннее похмелье. И если с головной болью и тошнотой можно будет справиться с помощью супа из минтая и пары бутылочек с настойкой из аптеки, то от чувства пустоты это не спасет. Пустота. Это было ровно то, что я испытывала, слоняясь между гостей, поднимая бокалы с шампанским и слишком громко смеясь над очередной неуклюжей шуткой господина Пака. Как они не понимают? Почему они не видят, что внутри меня зияет дыра, что я распадаюсь на тысячу осколков при каждом шаге? Свадебный банкет давно уже перешёл к неофициальной части. Кто-то из гостей общался в зимнем саду, раскуривая сигары, кто-то толкался возле фуршета. Среди всего этого действа подобно теням скользили несколько фотографов, периодически выхватывая вспышками фигуры в полумраке. Отпозировав положенные мне кадры с невестой и женихом, я прихватила бокал с шампанским и отправилась на танцпол, наконец-то чувствуя себя хоть немного в своей тарелке. Танец был для меня, как воздух. Прикрывая глаза, я позволила звучанию басов вести меня вперед, вырисовывая каблуками витиеватый узор по паркету. Мрачный ритм мелодии, которую я, кажется, слышала в каком-то фильме, задавал темп рваным движениям бедер и рук. Сквозь полуприкрытые ресницы я наблюдала за Ха-Рой и Мин-Чу, которые пытались двигаться синхронно, и первая путалась в подоле свадебного платье. Пак Чан-Ёль смотрел на меня и в его взгляде читалась такая неуверенность, что я не удержалась от усмешки, встретившись с ним глазами.  — Аджосси, вы бы просто не знали, что со мной делать, — прошептала я себе под нос, допивая шампанское и оставляя пустой бокал на столике рядом. Я чувствовала себя раскованно и мне было плевать на то, что скажут обо мне. Я не была участницей к-поп группы, чтобы каждое телодвижение было предварительно согласовано с продюсером. Тьма этого зимнего вечера заполняла каждую клетку моего тела, и мне хотелось стать его частью, раствориться в нем навсегда. В какой-то момент мне показалось что я потерялась в пространстве, путая стороны света и пол с небом. Мне нужен был какой-то якорь во всем этом безумии светской жизни, которую я так топорно изображала. Откидывая волосы на спину, я повела плечами, оборачиваясь и замирая. Он сидел за одним из столиков. Черная рубашка застегнутая на все пуговицы под горло, широко расставленные ноги в узких брюках, бледная рука у ещё более бледного лица, слишком большие влажные глаза и яркие губы, будто в крови. Картинка была такой реалистичной, что я на секунду подумала, что сошла с ума, но Со Мун-Джо вдруг улыбнулся, откидываясь на спинку стула, и ноги сами понесли меня к нему. Смелость обреченной. Музыка не отпускала, каблуки скользили по паркету, и, кажется, я отпихнула господина Пака, который дернулся ко мне.  — О Падший Ангел ночи, возьми моё сердце, вырви его из моей груди! — женский вокал из динамиков нарастал по второму кругу. Я остановилась прямо перед Мун-Джо, оказываясь между его ног, так близко, как это позволяли приличия. Скользнув рукой под пиджак, я положила ладонь прямо напротив его сердца, чувствуя неровный ритм. Глаза Со Мун-Джо были почти черными, и я вдруг усмехнулась.  — Твои зрачки сейчас размером с блюдце, ты в курсе? — я наклонилась к его лицу, перемещая ладонь на его шею и слегка сжимая. Он вздернул подбородок, вскидывая руку и сжимая моё горло в ответном жесте. Второй рукой он скользнул по моей ноге, больно впиваясь ногтями. Я распахнула рот, откидывая голову назад, прикрывая глаза. Музыка продолжала греметь где-то на границе моего сознания, и я бездумно повела бедрами, продолжая начатый на танцполе танец. То что началось как шальное развлечение для себя, сейчас превратилось в приватный танец на коленях, вроде того, что исполняла героиня «Доказательства смерти» для своего будущего убийцы. Эта мысль заставила меня рассмеяться, и Со Мун-Джо рассмеялся в ответ, не переставая оглаживать мое тело.  — Ты ведешь себя неприлично, — хрипло прошептал он, лукаво улыбаясь, и тут же добавил. — Мне нравится. Наши губы встретились, и внутри меня стало очень тихо, словно исчезло всё лишнее. Самое ненормальное чувство на земле, чувство покоя рядом с тем, кто несет в себе саму суть разрушительного хаоса. Была ли я на самом деле не в себе, или же мне нравилось так думать? Оторвавшись от губ Мун-Джо, я посмотрела в его глаза, не в силах сдержать улыбку. Он улыбался мне в ответ, сплетая наши пальцы в привычный замок.  — Как ты нашел меня? — тихо спросила я.  — Кто сказал, что я тебя терял? Рядом моргнула вспышка, и я вздрогнула, оборачиваясь.  — Простите, не мог пропустить такой роскошный кадр! — извиняющимся голосом сказал фотограф, глядя на нас. Я покосилась на Мун-Джо, не зная, какой реакции ждать, но он неожиданно обнял меня за талию, прижимая к себе и вынуждая опереться рукой на его плечо, и посмотрел в объектив.  — Лучше так. Вспышка снова ослепила меня, и я была уверена, что моргнула, но это не имело ровным счетом никакого значения. Место и время утратили свой смысл, а чужие взгляды — вопросительные, осуждающие, заинтересованные — все устремились на нас.  — Они смотрят, — прошептала я, касаясь пальцами щеки Мун-Джо. — Они все смотрят…  — Ты же этого хотела, — он облизал губы, — хотела ведь, правда? Говорят, что стоит бояться своих желаний, ведь они имеют свойство исполняться в самых причудливых формах. Семейная пара, пожелавшая быть вместе до самой смерти, может оказаться сбитой грузовиком на выходе из церкви. Наши действия и даже мысли имеют свою цену, и потому я всегда старалась не просить больше, чем смогла бы унести. Было это правильно или нет? Быть может надо было мечтать смелее и мечтать о большем? Молиться всем богам, и кто-нибудь бы ответил на мои молитвы? Прощаясь Пак Чон-Ёль печально улыбнулся мне, но всё же протянул визитку.  — Надеюсь, что мы сможем встретиться как приятели и выпить по чашке кофе, — он поклонился мне. — В любом случае, время проведенное с вами было приятным. Я поклонилась в ответ, чувствуя прилив какой-то нежности и жалости. Он был хорошим человеком по всем возможным параметрам, и мне совсем не хотелось портить ему жизнь. Стоя у дверей в зимний сад, я курила и смотрела, как Мун-Джо двигается среди гостей, пробираясь к бару, раздавая пустые улыбки и кивая в ответ на вопросы. Я думала о том, во что превратилась моя жизнь — извращённый карнавал удовольствий, крови, страха и бесконечного любования. Но за кем я на самом деле следила с этим болезненным восторгом: за Мун-Джо или за собой? Меня увлекала его личность, или то, какой личностью я была рядом с ним? От размышлений меня отвлекла Мин-Чу, которая подошла ко мне с бокалом вина в тонких пальцах.  — Ты довольна собой? — спросила она, хмуро глядя на меня.  — О чем ты? — я непонимающе уставилась на нее.  — Ты всегда была неблагодарной! — она буквально выплевывала из себя слова. — Я много раз говорила, что нам не стоит с тобой дружить, но девочки испытывали к тебе симпатию, хотя я уверена, что это была жалость.  — Мин-Чу, — я устало покачала головой. — Что тебе от меня надо?  — Мне от тебя? — она картинно рассмеялась. — Ничего! Я просто скажу тебе то, что не скажут Ха-Ра и Соль-Йё. Сегодня ты, наконец, показала нам свое истинное лицо.  — У меня нет желания слушать это, — я закатила глаза, — может спросишь есть ли мне дело до твоего мнения? Мин-Чу фыркнула, и я поняла, что она весьма пьяна, а значит заткнуть её практически невозможно. Разве, что отрезать язык, и это, пожалуй, было даже возможно.  — Ты всегда хотела больше внимания, чем могла получить в нашей компании! Но сегодня тебе удалось невозможное. Посмеялась над нашей добротой, обидела господина Пака, тискалась со своим любовничком так, словно вы здесь одни… Как бы ты это назвала?  — Личная свобода? — усмехнулась я.  — Ты перешла все границы, — Мин-Чу ткнула меня пальцем в плечо. — На твоем месте я бы как минимум извинилась за то, что испортила Ха-Ре свадьбу! Я расхохоталась, не в силах сдержаться.  — Это как же наша Ха-Ра на самом деле не уверена в себе, раз один мой танец так выбил её из колеи? Мин-Чу ахнула, задыхаясь от возмущения.  — Да как ты смеешь, выскочка? Ты хоть понимаешь, кто … Она не успела закончить свою мысль, прервавшись на полуслове. Со Мун-Джо стоял поодаль и улыбался, глядя на нас. Мин-Чу изменилась в лице, делая небольшой шаг назад. Что ж… Это определенно было правильным решением.  — Я всё понимаю, Мин-Чу, — я слегка похлопала её по плечу, — не волнуйся, вряд ли мы ещё услышим друг о друге. Она таращилась то на меня, то на Мун-Джо, который продолжал стоять, словно призрак.  — Ты всегда была чокнутая! Всегда! И это было последнее, что О Мин-Чу мне сказала, прежде чем удалиться, покачиваясь на каблуках. Я вздохнула, чувствуя облегчение, смешанное с обреченностью. Иногда свобода идет рука об руку с одиночеством, но она остаётся свободой. Вечер давно перетек в ночь, свадебное торжество превратилось в обычную пьяную вечеринку, и Со Мун-Джо крепко держал меня за руку, пока мы шли по изогнутым коридорам виллы, которая в обычное время была бутик-отелем. Я была в списке тех гостей, которые оставались на ночь и на второй день празднования, и поэтому мне предназначалась одна из комнат, ключ от которой был сейчас в руках Со Мун-Джо. Мун-Джо не включал свет, уличное освещение через панорамные окна позволяло видеть всё в деталях. Он снял пиджак, аккуратно вешая на спинку стула, и тяжело вздохнул, проводя руками по волосам. Я подошла со спины, крепко обнимая, и прошептала куда-то в район его лопаток. — Мне надо бежать от тебя как можно дальше и быстрее, — я печально улыбнулась. — Пока я ещё жива, пока я ещё не тронулась умом…  — У тебя не было бы шансов, — Мун-Джо накрыл мои пальцы ладонью, — если я вцепился, то уже не отпущу. Он развернулся, сжимая мои плечи, заставляя смотреть на себя.  — Но тебе больше не придется об этом беспокоиться, — он коснулся моей щеки, и его взгляд был даже слишком серьезным. — в этот раз я уйду навсегда.  — Почему? — хрипло спросила я, чувствуя как от внезапной слабости подгибаются колени. Со Мун-Джо пожал плечами.  — Я привязался к тебе, но ты не вписываешься в мой образ жизни, — он улыбнулся. — Я не могу ни убить тебя, ни сделать частью нашей семьи. Сколько бы я не пытался на тебя влиять, у меня не выходит. Дерево можно срубить, камень можно расколоть, но ты словно вода, принимаешь форму того сосуда, в котором оказываешься. Ты из тех, кто всегда приспособится.  — Звучит поэтично.  — Я не знаю, что мне с тобой делать, Чон Ю-На, — он нахмурился, — ты превращаешься в слабость, и это меня раздражает. Он говорил, а я вспоминала ехидную ухмылку Бок-Сун, нервный смех заики, тяжелый взгляд его брата и нож в руках патлатого. Я вспоминала вонь коридора в гошивоне и разводы крови на полу. Всё медленно вставало на свои места.  — Ты боишься за меня? — тихо спросила я, глядя в его лицо и не ожидая ответа. Он никогда бы не ответил мне на такой вопрос, а я бы не решилась его повторить. Со Мун-Джо притянул меня к себе, сминая губы поцелуем, а я обхватила его за плечи, прижимаясь всем телом. Слова закончились, их больше не было. Остались только мы, но скоро не останется и нас. Толкнув меня на кровать, он принялся за пуговицы на своей рубашке, не сводя с меня блестящих из-под челки глаз. Моё платье снималось даже слишком просто и быстро, я расстегнула молнию на боку и через мгновение осталась лишь в чулках и белье. Поддавшись порыву, я потянулась к ремню на брюках Мун-Джо, прижимаясь губами к плоскому животу. Он коротко выдохнул, и его руки бессильно повисли вдоль тела. Разобравшись с брюками и бельем, я снова коснулась губами его живота, а потом скользнув языком по всей длине, вобрала его в рот, прислушиваясь к стонам. Мун-Джо никогда не давал мне хотя бы на мгновение почувствовать власть. То, что он позволял мне сейчас было сродни признанию. Не в любви, нет. Со Мун-Джо доверял мне, и от этого хотелось плакать. Он уложил меня на лопатки, наваливаясь сверху, проникая внутрь и сжимая мое горло рукой. Туго сплетаясь телами, высекая искры по коже, рвано дыша навстречу друг другу, мы двигались в извечном танце по краешку ночи. Цепляясь за его влажные от пота плечи, прижимаясь губами к родинкам на шее, я молила богов и демонов о том, чтобы время остановилось хоть на мгновения, хоть на ещё один вдох. Поймав лицо Мун-Джо в ладони я не давала ему отвести взгляд, и он таращился на меня с какой-то невысказанной болью в глубине зрачков. Я никогда не думала о том, что смогу его изменить или научить любви, но мне почему-то хотелось, чтобы он знал, как это может быть — когда кому-то небезразлично. Рядом с Мун-Джо я позволила то, что когда-то давно запретила себе делать. Я растворилась в нем полностью, практически переставая существовать. И в этом было моё признание — я тоже ему доверяла. У меня не было иллюзий на счет степени тяжести собственного характера, и, кажется, Мун-Джо дал мне лучшее определение. Словно вода в его руках, я струилась между пальцами и губами, позволяя направлять и управлять, но оставалась собой.  — Ты забудешь меня? — тихо спросил он, когда уставшие, мы лежали в обнимку, и я гладила его губы.  — Что?  — Ты должна забыть, — Со Мун-Джо повернул голову и очень внимательно на меня посмотрел. — Скажи, что забудешь меня!  — Я забуду тебя, — послушно кивнула я, чувствуя как слезы обжигают глаза.  — Хорошо, — он тяжело вздохнул, прижимая меня к себе и снова устремляя глаза к потолку. — Я тоже. На рассвете я проснулась одна. Какое-то время я лежала, глядя в потолок, пытаясь понять — это уже явь или ещё сон. Я умерла этой ночью, или же я осталась жива? Китайский философ, известный своим пристрастием к вину, считал, что сон — это воплощение человека о счастливой и яркой жизни. Рассказанная им притча задавала главный вопрос: снилось ли мудрецу, что он был бабочкой, или же бабочка во сне была мудрецом. Ещё один вопрос на который никогда не будет ответа. Мун-Джо ушел, не оставив после себя даже примятой подушки. Словно я провела ночь одна. Мне казалось, будто бы перед тем, как хлопнула дверь, кто-то долго смотрел на меня, оглаживая кончиками пальцев лицо, но всё это могло быть в равной степени как фантазией так и реальностью. Небо за окном светлело, и день обещал быть хорошим. Вздохнув, я направилась в ванную комнату и сборы заняли не больше десяти минут. За ночь выпал снег, и в воздухе звенел легкий мороз. Я курила на тротуаре, ожидая пока подъедет вызванное через приложение такси. Мне казалось словно я всё ещё скольжу по тонкой линии, что отделяет день от ночи. Все казалось мне таким правильным, и в то же время абсолютно ненормальным. Нельзя было сказать, что я проснулась другим человеком, нет. Я проснулась собой. *** О бойне в гошивоне «Эдэн» я узнала из ленты новостей. Те летние месяцы были невыносимо жаркими, и, казалось, что от жары плавится мозг. Спасаясь офисными кондиционерами и портативными вентиляторами мы переживали эту погоду, мечтая о прохладе и планируя поездки на горные курорты. С зимней свадьбы прошло полгода, и Мун-Джо ни разу не дал о себе знать, ни разу не возник за моим плечом, выходя из темноты. Первое время я всматривалась во все тени, а потом перестала. Я понимала причины его поступка, понимала, что это был единственный способ для меня остаться в живых. Обитатели «Эдэна» явно не привыкли, что жертвы уходят от них на своих ногах, и доктор Со нарушил традицию. Кем бы он не был по своей сути — психопатом, маньяком, сумасшедшим — Со Мун-Джо тоже хотел выжить. Статью мне скинула Джи-Вон, в доказательство своего давнишнего рассказа об ужасах в том районе. Увидев заголовок, я похолодела. Журналисты не особо смаковали детали, как часто бывает в таких случаях, однако всё было весьма подробно. Когда я дошла до описания подвала, где держали на цепи человека у которого были удалены почти все зубы, я не выдержала и меня вырвало прямо в мусорное ведро. Имя доктора Со и его смазанная фотография с волонтёрской лентой поперек груди мелькали в сводках, но мой мозг отказывался воспринимать информацию адекватно, я просто не могла поверить в написанное. Тхэ-Ын ничего не сказал, но я ловила на себе его взгляды. Он хотел спросить меня о чем-то, но я не знала, как бы ему ответила. Я была благодарна ему за то, что он хранит мою тайну, но знала, что это не будет длиться вечно. Мне казалось, что я достаточно хорошо знаю Мун-Джо, чтобы быть уверенной — он не мог так просто умереть, и эта мысль в моей голове стала практически параноидальной. Мои сомнения мог разрешить только один человек во всем Сеуле, единственный выживший из «Эдена». Я поехала в субботу, прокручивая в голове придуманную легенду. Идея казалась настолько идиотской, что должно было сработать. В больнице я представилась коллегой и, прикрывая лицо подарочной корзиной, уточнила номер палаты. Зайдя без стука, я замерла на пороге, комната была залита солнечным светом, и из-за обилия белого цвета картина была почти библейской. Ю Чон-У спал, и его брови были тревожно сведены. Он казался мне совсем юным, вчерашним студентом. Его лицо почти зажило, но я полагала, что останутся шрамы. Как, впрочем, и у меня. Не сдержавшись, я усмехнулась, и молодой человек открыл глаза, фокусируясь на мне.  — Добрый день, — я поклонилась. — Меня зовут Ким Ми-Джин, я журналистка. Простите за это вторжение! К вам наверное уже очередь стоит.  — Очередь? — его голос звучал тихо, но уверенно.  — Из желающих рассказать вашу историю, конечно! Я мысленно похвалила себя за что, что смотрю много детективных шоу. Врать у меня получалось отменно.  — Никто не приходил, — он пожал плечами, и было видно, что это движение причинило боль.  — Значит, я первая? — я натужно рассмеялась. — Буду благодарна, если дадите интервью. — О чем вы хотите узнать, Ким Ми-Джин?  — О том что случилось с вами.  — А что случилось? — переспросил Чон-У. Его взгляд был очень прямым и каким-то чистым, и я вдруг почувствовала себя неуютно. Словно это уже было со мной…  — Ну вы знаете, — я замялась, — все эти слухи про гошивон, в котором вы жили…  — Разве кому-то есть дело до того, что происходит в дешевых общежитиях на отшибе? — усмехнулся Чон-У, и мое волнение усилилось.  — Как видите, мне есть дело, — я пожала плечами, тут же исправляясь, — то есть нашему редактору. Он сказал, что материал может быть бомбой. Главное, как подать.  — Как подать?  — Вы же единственный выживший, — я закусила губу почти до крови, задавая свой главный вопрос, — а значит только ваша версия верная. Ведь так?  — Хотите, чтобы я рассказал вам тоже самое, что уже знает полиция?  — Они не поделятся со мной материалом! — рассмеялась я. — Чон-У, я могу обращаться по имени? Да? — он рассеяно кивнул. — Отлично! Дело в том, что это мой первый большой материал, и я хочу себя зарекомендовать на будущее. Наш редактор обязательно оценит, что я добыла такой эксклюзив! Иначе мне прозябать в этом журнале, строча заметки о новых торговых точках на рынке! Казалось, что он задумался. Не знаю, что из сказанного мною попало в цель, но он вдруг кивнул.  — Ладно, вы меня убедили. У вас есть диктофон? — Чон-У слабо улыбнулся. — Попробую вам помочь. Диктофона у меня, конечно, не было, но я подумала что должна быть какая-то программа в телефоне. Я подошла к окну, садясь на единственный стул в палате и достала смартфон, щелкая по экрану в поисках приложение.  — Не знаю, где тут встроенный диктофон…  — Давайте я найду сам, — Чон-У протянул руку, — у меня такая же модель. Его пальцы коснулись моего смартфона, и я вдруг замерла, забывая как дышать. На тонком перебинтованном запястье болтался браслет с подвесками из человеческих зубов. Я медленно подняла голову, глядя на Чон-У, который тоже замер, не сводя взгляда с небольшого брелока, что висел у меня на телефоне: коренной зуб в причудливой оплётке. Наши взгляды встретились, и я улыбнулась, а Чон-У слабо улыбнулся мне в ответ.  — Вы… Кто вы?  — Ты видел его? — тихо спросила я, не сводя с него взгляда. — Скажи мне, я должна знать.  — Вы боитесь? — так же тихо ответил Чон-У. — Боитесь его?  — До смерти, — я кивнула. — Поэтому мне нужно знать. Чон-У закрыл глаза и захихикал, и мне показалось, так именно так смеялся один из близнецов. Когда он вновь посмотрел на меня, это было лицо сумасшедшего: бегающий взгляд, дёрганные движения и надрывный тон. В этот момент я поняла, что пришла сюда совершенно зря — Ю Чон-У был не в себе.  — Он сказал, что я его лучший шедевр! Что мы всегда теперь будем вместе! — смех становился истеричным. — Но я здесь один, и там я был один! Я всегда был один! Почему? Все меня обманули! Я с сожалением смотрела на него, в этом городе люди так или иначе сходят с ума, просто это не всегда заметно. Чон-У таращился на меня, кривил губы в улыбке, хихикая и прикрывая рот рукой.  — Его лучший шедевр! — сказал он мне, доверительно кивая. — Я! Оставив подарочную корзину на подоконнике, я направилась к выходу, остановившись уже в дверях. Мальчик всё так же полувопросительно смотрел на меня. Печально улыбнувшись я кивнула ему в ответ. Слова пришли в голову сами собой:  — Ты лучший, лапуля, самый лучший. Взгляд Чон-У изменился, превращаясь из испуганного в настороженный, а затем в глубине его зрачков расцвела ярость.  — Кто ты такая? — длинными пальцами он комкал больничные простыни. — Кто ты такая?  — Всего лишь набросок, — я пожала плечами. — Тебе не стоит об этом волноваться. Кажется, он говорил мне в след что-то угрожающее, но я шла по коридору, не оборачиваясь. Это мальчик был сломан, и я слишком хорошо понимала, кто в этом виноват. «Когда ты сломаешься, он найдет себе новую — хорошенькую девочку или мальчика — а про тебя даже не вспомнит.» Мне было слишком просто признаться себе в этой слабости, и на выходе из больницы я с облегчением улыбнулась. В моем сердце было сочувствие к Чон-У, но ещё больше там было радости, что это не я сейчас лежу в залитой солнечным светом палате, не в силах понять, кто я теперь. Всё, что вызывало во мне грусть, это лишь то, что Мун-Джо скорее всего и правда забыл меня, и эта мысль вызвала у меня горькую усмешку. Быть может, мне и не надо знать жив Мун-Джо или нет? В конце концов, пока коробка не открыта — любой из вариантов возможен, а я не была уверена, что готова узнать правду. Я всегда умела драматизировать и романтизировать без надобности, но сейчас превзошла саму себя.  — Не вышло из меня Клариссы Старлинг! — я покачала головой, роясь в сумке в поисках сигарет. — Не вышло… Ближе к середине декабря всё стало невыносимо. Копившееся годами напряжение и раздражение словно прорвали какую-то плотину внутри меня, хотя я до последнего сдерживалась. Последней каплей стала одна из клиенток, которая принялась громко обсуждать мою внешность и стоимость вещей, что я носила. Я пришла в себя, прижимая её к стене и сжимая в руках остро заточенный карандаш. На моих губах была чужая улыбка, а страх в глазах женщины вызвал у меня неподдельный восторг. Босс пригласил меня для разговора, долго спрашивал что со мной не так и как он может помочь, но я знала, что помощи мне ждать неоткуда. Высказав шефу всё что думаю по поводу переработок и отсутствия свободного времени, я собрала свои вещи и ушла. Тхэ-Ын пытался меня переубедить, говоря, что все так живут.  — Ю-На, ты думаешь мне нравится таскаться за ним по караоке и барам? Все эти наши клиенты, которым мы лижем пятки? — он жадно курил. — Но это правила, и не мы их придумали, а, значит и не нам их отменять!  — Но я не хочу быть как все… — прошептала я, прикуривая очередную сигарету. Мы стояли у черного входа в наше офисное здание, Тхэ-Ын вызвался помочь донести коробку с моими вещами до такси.  — А что же ты тогда хочешь? — спросил теперь уже бывший коллега.  — Не знаю, — печально улыбнувшись я пожала плечами. — Для начала я хочу отдохнуть. Через неделю я уехала к родителям в Кванджу, дождавшись пока из моей квартирки съедут арендаторы. За годы усердной работы мне удалось скопить приемлемую сумму, которая позволила бы мне бездельничать несколько месяцев, и именно этим я и планировала заниматься в ближайшее время. Кьюнг-Сун должна была приехать прямо накануне празднования Нового года, так что Рождество я отмечала в кругу родственников и старых приятелей отца. Вдали от Сеула я ощущала себя счастливой, хотя и скучала по шумной столице. Но здесь в родительском доме было то, чего не могла мне дать самая дорогая мебель и самая модная одежда — здесь был уют. Мама предложила мне остаться на ночь, но я планировала с утра уборку и закупку продуктов. Попрощавшись, я решила пройтись пешком, благо дорога занимала не больше пятнадцати минут. В воздухе пахло зимой, и я надеялась, что к завтрашнему дню всё же выпадет снег. Проходя мимо детской площадки я обернулась, мне показалось что кто-то идет за мной, и я сунула руку в карман пальто, нащупывая перцовый баллончик. Улица была пуста, а с неба начал падать снег. Пожав плечами, я пошла дальше, но в этот раз шаги за спиной уже не были слуховой галлюцинацией. Я медленно шла, а кто-то шел за мной. Мне не хотелось оборачиваться, там мог быть кто-то угодно, включая дядю Мин У-Бина, который порывался меня проводить. Это мог быть простой прохожий, с которым в этот декабрьский вечер нам было по пути. Под очередным фонарем я остановилась, и мой ночной сопровождающий тоже замер. Внутри всё сжалось, и на меня накатила обреченность с каким-то болезненным облегчением. Я понимала, что это не мог быть случайный попутчик, но мне придется пережить и это. В конце концов я вышла живой из общежития «Эдэн», так чего бояться на улице, где прошло моё детство? Я обернулась, вытаскивая из кармана баллончик. Он стоял в свете фонаря, глядя на меня из-под челки. Короткая стрижка удивительно изменила его внешность, добавив какой-то мягкости и почти неуверенности. Пушистые хлопья снега оседали на белом воротнике его дубленки, а щеки были красными от морозного воздуха. Губы подрагивали, словно он сейчас или заплачет или рассмеется. Глядя на эти губы мне пришло в голову только одно определение: пошлые. Со Мун-Джо был всё также ошеломительно красив.  — Где ты был? — прошептала я. Мун-Джо смущённо улыбнулся.  — Мне нужно было время, чтобы создать новую личность. Теперь меня зовут Ли Хён.  — И кто ты?  — По-прежнему дантист, недавно открыл небольшой кабинет здесь неподалеку. Внутри меня что-то медленно шевельнулось, и я ощутила словно в груди распускаются хризантемы, щекоча между ребрами.  — Теперь я умру? — прошептала я, не сводя с него глаз. — Ты поэтому пришел?  — Все, кто знал меня — мертвы. Было сложно, но я наслаждался каждым моментом своей работы. Я создал настоящий шедевр и вряд ли смогу однажды его повторить, - Мун-Джо рассмеялся. - Это в каком-то смысле даже обидно.  — Я виделась с Чон-У, — я поёжилась. — Бедный мальчик.  — Ты лучше многих знаешь, какое я чудовище, Чон Ю-На, — он улыбнулся даже слишком беззаботно. — Не делай вид, что удивлена. И не делай вид, что не испытываешь облегчения. Призраки гошивона больше не придут за тобой. Я всё для этого сделал.  — Ты сделал это для себя, — сказала я. — Все ведь вышло, как я говорила?  — Глупо отрицать: ты была права на счет скорпионов в банке, — он вскинул брови. — Всё же столько психов в одном месте — это было слишком с самого начала.  — Но тогда кто же ты такой? — вопрос сорвался с моих губ.  — Ты невнимательна, — Мун-Джо тихо рассмеялся. — Я уже сказал, я — дантист и недавно открыл свой кабинет. Кстати, как твои зубы?  — Болят, — отозвалась я.  — Тогда мне стоит тебя осмотреть, — Мун-Джо сделал шаг вперед, оказываясь в тени, не сводя с меня блестящего взгляда.  — Сервис с доставкой на дом? — нервно усмехнулась я.  — Если ты мне доверяешь.  — А я могу? Он подошёл ко мне, не переставая улыбаться, и взял меня за руку. Глядя на его пальцы, что сковывали моё запястье словно наручники, я усиленно пыталась думать, но у меня этого не получалось. Внутри меня был ответ, но я никак не могла его найти, никак не могла подобрать нужные слова.  — Если ты, — я облизала губы, глядя ему в глаза, — хоть пальцем тронешь кого-то важного для меня, то я тебя убью. Бесконечно долгая пауза, заполненная лишь шорохом снега и паром изо рта.  — Ты попытаешься, — он кивнул, — но тебе не стоит волноваться об этом. Я обещаю. Мы стояли друг напротив друга, и снежинки таяли в волосах. Что мне приснилось, а что было правдой? Долгие годы в Сеуле, или несколько недель в Кванджу? Мужчина передо мной был дантистом или психопатом-убийцей? Печально улыбнувшись, я коснулась рукой его лица, и Мун-Джо потерся щекой о мою ладонь. Ответ был прост: он был и тем, и другим. Пугало ли меня это? Даже очень. Осталось задать себе главный вопрос: хотела бы я, чтобы он ушел? Говорят, что первая реакция самая верная, и всё, что следует после — бесконечные притирки и попытки найти точки соприкосновения - лишь самообман. Когда я увидела Мун-Джо впервые, что я испытала? Это совершенно точно был не страх. Что же тогда это было? Время словно остановилось, давая мне на размышление целую вечность.  — Я замерзла, — наконец сказала я. — Проводи меня? Он медленно кивнул и улыбнулся, и в его улыбке мне почудилось облегчение. Кутаясь в вязаный шарф, я шла домой, а Со Мун-Джо тенью следовал за мной, и падающий снег скрывал наши следы.