Vivat, Victoria!..

На мертвой ниве серебряный колос взошел, себе на погибель поспел. Не твой ли нежный, хрустальный голос мой серебряный тезка воспел? Не твой ли взор, ясный, искристый, бесконечно дерзок и смел? Не твой ли образ, добрый и чистый, Кто-то вдруг очернить посмел? Всем забытым, забитым, изгнанным пела, будто Сирин, забвения песнь. Страшной клеткой служило ей бренное тело, смысл беречь его жизнь и честь? Кто из смертных задумал месть? Зачем рушить то, что есть? Что, несчастные, что вам за дело? Дева пела. О том, что неведомо нам, что от глаз скрывается серых. Что частицы правды разъел туман и беснуется, злится, сверх меры. Дева пела. А дым поднимался столбом, унося неотпетую душу. Не нарушив правил, в слезах коснусь лбом камня белого в храме. Не струшу, помяну. Память ввек не разрушу. Дева пела. О тех, кто пропал в этом мире, назад никогда не вернется, не прогнется под весом общественной гири, лишь кровью в реальность прольется. Дно колодца — жизнь. И оборван трос. Не для всех было место под солнцем… …Только страшно жжет, нарывает вопрос…