Caracal

            Альфа непонимающе смотрит на уткнувшегося лицом в стол Тэхёна, которого откровенно так шатает из стороны в сторону. Омега ещё и бубнит что-то себе под нос, шкрябая ногтями по деревянной поверхности и недовольно фыркая. Вожак вопросительно оборачивается к Уёну, с которым у каракала и ещё пары омег сегодня были дружеские омежьи посиделки, которые как-то слишком сильно затянулись. Альфа пришёл забрать свою пару и обнаружил её в таком состоянии.       Уён неловко чешет затылок, бросая короткий взгляд на друга. — Он случайно нанюхался кошачьей мяты, когда мы вышли немного проветриться в лесу. А для них это сродни наркотику, вот его и… унесло.       В этот же момент омега резко поднимает голову, вперившись внимательным взглядом прямо в них и широко раздувая ноздри. Пялится на офигевающего от полученной информации брюнета почти не моргая, громко втягивает носом воздух, а потом расплывается в блаженной улыбочке и сверкает счастливыми затуманенными глазами. — Во-о-олче, ты пришё-ёл, — тянет заплетающимся языком и пытается встать со своего стула. Чувство равновесия у омеги, кажется, отбило, потому что у него этого не получается даже с попытки четвёртой. Ким хнычет по-детски обиженно, дует пухлые губы и тянет руки к альфе. — Чонгук-и, забери.       Вожак, наконец, отходит от шока и быстрым шагом идёт к своей кошке, помогая ему подняться. Тэхён урчит довольно, повисая на его шее и даже не пытаясь самостоятельно стоять на ногах. Чонгук подхватывает его под бёдра, заставляя обвить ногами свою талию. Тэхён послушно повисает на нём ленивой коалой и увлечённо лижет проколотую мочку уха старшего. — Волче, я скучал, — выдыхает горячо в щёку, стальными тисками обнимая за шею, и трётся своим виском о Чонов. Последний стоит ни жив ни мёртв, растерянный таким поведением и усердно выпускаемыми омегой сладкими феромонами. Альфа скомкано прощается со смущённым Уёном и уносит ноги из чужого дома, стараясь быстрее дойти до своего. И желательно незаметно.       Но Тэхён явно не разделяет его желания, потому что начинает голосить на всю округу матерные, мать его, стишки. Чон с круглыми глазами и непередаваемым шоком старается ускориться, пока этот горе-певец не разбудил всю стаю. А ещё занимает рот младшего своими губами, который вполне ведётся на такой обманный манёвр, увлечённо принимаясь вылизывать чужой рот. Чонгук ещё никогда так быстро не бегал в форме человека, как сейчас.       Мужчина влетает в дом, сразу же уносясь на второй этаж и запираясь со своей ношей в спальне. Кажется, дети не услышали ничего и продолжают дальше спать. Слава Луне. Чонгук только по рассказам знает, как у оборотней кошек мозги набекрень съезжают даже после лёгкого запаха кошачьей мяты и уж лучше пусть Гук будет единственным, кто это увидит. Он уже предвкушает весёлую ночку.       Альфа старается отцепить от себя эту вертлявую пиявку и уложить на кровать, но тот мычит протестующе и крепче обвивается вокруг тела альфы. Чонгук обессиленно стонет. — Киса, слезай с меня, я должен тебя уложить, — всё ещё тешит надежду на то, что всё может обойтись и пара просто тихо-мирно ляжет спать. — Не хочу, — бурчат ему в шею, которую следом ещё и кусают. — Тэ. — Нет.       Гуку хочется жалобно повыть на луну от упёртости его пары. Ему не остаётся ничего, кроме как смириться и просто плюхнуться на постель в той позе, в которой они сейчас находятся. Старший оказывается лежащим на спине, а Тэхён максимально комфортно умостился сверху, продолжая увлечённо облизывать его шею. — Какой у меня хороший и вкусный волче, — урчит омега, поднимая голову и заглядывая во всё больше охреневающие от творящегося глаза пары. Тот даже не подозревал, что его омегу так развезёт от кошачьей мяты. Янтарные глаза словно затянула поволока, зрачок вытянулся в узкую линию, полностью напоминая кошачий, клыки удлинились, а щёки покрывает лёгкий, будто хмельной, румянец. — Тэ, ты как себя чувствуешь? — настороженно интересуется он, хватая ладонями пьяно покачивающуюся из стороны в сторону голову каракала и заглядывая в лицо. Тэхён хмурится, будто задумывается, а как он себя вообще чувствует, а потом лижет альфу в нос и… мяукает.       «Человек, мне страшно» — скулит внутренний волк, медленно отходя подальше от игриво подползающей к нему кошки, ушки которой блаженно разведены в разные стороны, а в глазах сверкает хищный огонёк. И хвост мотыляет с такой скоростью, что все собаки мира позавидуют.       Как же Чонгук с ним солидарен. Ему тоже страшно от неизвестности того, что Тэ выкинет дальше.       А тот пока что лишь ластится котёночком, подставляясь под родные руки, требуя поглаживаний и довольно пофыркивая, когда перебирают русые пряди и массируют кожу головы. Чонгук даже успокаивается немного, думая, что, возможно, ничего такого Тэ и не сделает.       А потом младший замирает всем телом, пристально глядя в тёмные глаза напротив, в которых начинает просыпаться откровенная паника. Потому что Тэхён смотрит на него так, как смотрят на добычу. Он даже в течку себя так не ведёт. И Чонгук клянётся, что абсолютно не успевает понять того, как на нём рвут футболку и начинают восторженно оглаживать ладонями кубики пресса.       Глаза Гука теперь становятся не просто круглыми от шока, а размером с блюдца. Он пытается подняться, но сидящий на его бёдрах Тэхён угрожающе шипит, едва ли не вставая на дыбы. Чон послушно плюхается обратно, пока ему глаза не выцарапали к чёртовой матери. — Я увидел нечто прекрасное, — восхищённо выдыхает младший, влюблённым взглядом обводя крепкие рельефы альфы, следом повторяя свой путь ещё и руками. Омега вновь укладывается поверх мужчины, крепко притискиваясь всем телом, и затягивает в глубокий поцелуй, восторженно играясь с чужим языком и покусывая опухшие губы альфы удлинившимися клыками. — Ты ж мой волчий бродяга, кошачий симпатяга, — рокочет на ухо, оттягивая губами серебряную серёжку. А у Чонгука внутренняя истерика, кажется. Волчий кто? — Снимай штаны, я тебя оближу.       И тянется вездесущими руками к чужой ширинке, виртуозно расправляясь с пуговицей и переходя к молнии. Чонгук вцепляется в чужие руки, останавливая их и пытаясь одёрнуть от своего паха. Ким протестующе шипит и упорно тянется к своей цели в штанах «симпатяги». Чонгук не сдаётся, стоически защищая своё достоинство от покушения. — Киса, стой! — Почему? — обиженно хнычет младший, встряхивая стиснутыми альфой руками и грустно глядя на оторванную в процессе борьбы пуговицу от джинсов в своих пальцах. Поднимает заслезившийся грустный взгляд на пару и у последнего ёкает сердце. Чёрт. — Ты не любишь меня? — жалобно скулит Ким, втягивая голову в плечи и грустно изгибая брови.       Чонгук нервно облизывает губы и отрицательно качает головой. — Я очень тебя люблю. — Тогда дай облизать, — требует омега, хлюпая носом.       Чонгук глубоко вздыхает. Спокойствие, только спокойствие. — Дай уточнить: что именно ты хочешь облизать? — Как «что»? — хмурится русоволосый, будто у него спросили самую тупую вещь на свете. Кладёт ладонь на заинтересованно вздыбленный пах (предатель, блин, нашёл время быть любопытным таким!) альфы и несильно сжимает, широко улыбаясь, когда тот негромко стонет от этого действия. — Вот эту кроху.       «Там не кроха!» — возмущённо орёт волк внутри, которого довольно рокочущая кошка тащит назад за хвост. — Там не кроха! — вторит ему Чон, защищая своё достоинство. Омега шокировано пучит глаза, и альфа давится воздухом. Почему Ким так удивлён?! — Да? — неверяще выдыхает младший, сверля удивлённым взглядом «не кроху». Чонгук возмущён до глубины души. Тэ ведёт себя так, будто это не он родил альфе двоих детей, делит постель с ним уже много лет и лучше всех знает обстановку в чужих штанах. Младший задумчиво покусывает губы, а потом поднимает на альфу радостные глаза и улыбается широко: — Я забыл, что там. Вот дай облизать, и я всё вспомню.       Чон оторопело хлопает глазами и не может поверить своим ушам. Этот хитрый засранец манипулирует его мужской гордостью? Вот так подло? После стольких лет счастливой жизни?       «Развод и девичья фамилия», — требует оскорблённый таким поступком волк, а после испуганно тявкает, когда на его спину с весёлым мявком прыгает песочно-рыжая туша. — Нет. — Значит, не любишь меня, — и начинает не наигранно рыдать, подвывая о том, какой он несчастный и с разбитым сердцем. Чонгук в панике захлопывает его рот своей ладонью и настороженно прислушивается к звукам в доме. Не хватало ещё, чтоб мелкие проснулись и попали под руку нанюхавшемуся папаше. — Ладно! Ладно! Обкурыш несчастный, — обречённо восклицает Гук, прикрывая глаза ладонью и отпуская из своего захвата руки Кима. — Делай, что хочешь.       Тэхён вмиг успокаивается, утирает слёзы и с предвкушающей улыбкой стягивает чужие штаны. Альфе кажется, что его подло обманули.       Чонгук глухо стонет в свой кулак, когда чувствует вокруг своей «всё же не крохи» рот омеги. И нет, он совсем не против такой стороны своей пары и её возбуждённых порывов, у них очень бурная и яркая сексуальная жизнь. Но внутреннее чутьё подсказывает, что давать омеге разрешение в таком состоянии — очень плохая идея, которая в итоге сорвёт того с тормозов.       И оно его не подводит.       Альфа изнурён.       Потому что всю ночь носился за Тэхёном, который «наоблизавшись», вскочил и рванул на улицу. Через окно. Со второго этажа. В одних трусах! Чонгук, который всё ещё отходил от звёздочек перед глазами, сначала не понял, что произошло, а потом с матами (шёпотом, дети спят) вылетел за омегой.       Теперь в списке альфы есть такие занятия как:       1) Пытаться оттащить свою пару от реки, из которой ему «вотпрямщас» надо выпить.       2) Пытаться оттащить свою пару всё от той же реки, в которую тому «вотпрямщас» надо отлить.       3) Полчаса доставать омегу с дерева, на котором тот пытается украсть яйца из птичьего гнезда. Омегу, который забрался чуть ли не на верхушку в теле человека.       4) Разворошить муравейник и давать имена каждому из колонии.       5) Перекинуться в волка пять раз за десять минут, потому что Тэ не мог решить, с кем он хочет обниматься больше.       И просто схватить омегу и запихнуть домой он не мог, потому что тот расцарапывал ему руки, чтобы вырваться и орал на всю округу. А ещё впадал в какое-то отчаяние, которое отдавало тупой болью в сердце альфы по их нити связи.       В общем, Гук от души «повеселился» сегодня ночью. Передышки у него были лишь в те моменты, когда у Кима были порывы нежности, и он просто лез к нему обниматься, целоваться и ластился котёночком, мурлыча на ухо.       Тяжелее всего было не тогда, когда тот рвался в поселение, чтобы ворваться в амбар и пытаться прямо там пожарить мясо на костре; не тогда, когда он споткнулся об свои же ноги и чуть не провалился в овраг; не тогда, когда рвался набить морду местному омеге, который строил Чону глазки четыре года назад.       Тяжелее всего было в те моменты, когда у омеги были всплески возбуждения, и он бульдозером лез на альфу. Для справки: с Гука стянули уже довольно потрёпанные за ночь штаны четыре раза. Слава Луне, хоть до полноценного секса прямо у реки на сырой траве не дошли. А ведь Тэ пытался. Но пока пытался стянуть шорты (Чонгук успел схватить их из дома и напялить на пару), поскользнулся на возмущённо квакнувшей лягушке и плюхнулся в воду. Лягушку, конечно, жаль, но Чон бесконечно благодарен этой зелёной подруге, которая решила прогуляться именно рядом с ними. Потому что, искупавшись в ледяной воде и громко рявкнув от шока, Ким наконец-то начал успокаиваться.       И вот теперь лежит в их кровати в сухой одежде, закинув на альфу руку и ногу, и сопит негромко в его плечо. А тот смотрит нечитаемым взглядом в потолок, пытаясь познать дзен и переварить весь произошедший до этого пиздец. Шея горит от многочисленных следов от омежьих зубов, на голове полный шухер, ведь Тэ под громкие возмущения пары, пытался собрать ему хвостики.       Чонгук клянётся, что больше никогда не позволит омеге нюхать эту сраную мяту. Во избежание всех этих казусов и угроз для жизни и здоровья омеги, у которого всю ночь явно не работал инстинкт самосохранения.       Мужчина вспоминает о своём внутреннем волке, за страданиями которого не мог следить, пока занимался своими. Зверь сидит неподвижно, сгорбившись в спине и пустым взглядом пялясь в пространство перед собой. Каракал сладко спит, прильнув к его боку. Чонгук вопросительно одёргивает своего зверя, который продолжает находиться в прострации.       «Меня «вылизали под хвостик”», — мёртвым голосом хрипит волк, пока один его глаз начинает нервно дёргаться. — «Я чувствовал себя омежкой в первую течку, которого опытный альфа лишил невинности. Мне, конечно, понравилось, но, кажется, у меня психологическая травма», — заканчивает он, поворачивая голову к виновнику его душевных метаний. Смотрит пару секунд и со вздохом лижет между ушек, получая благодарное мурчание. Травма травмой, а любовь по расписанию.       Чонгук поражённо молчит и просто смотрит на волка понимающим взглядом.       «Просто молчи. Не говори ничего. Я просто должен пережить это…», — просит волк, отворачивая морду.       Что ж, страдал сегодня ночью не только Чонгук.       Чонгук ловит за локоть проходящего мимо Уёна, смотрит страшными не выспавшимися глазами и требует: — Избавьтесь от всей кошачьей мяты в округе.       Омега удивлённо приподнимает брови. — Избавиться? Но как? — Сожгите.       Альфа возвращается домой, надеясь, что Тэхён всё ещё спит, и он успеет поваляться с ним немного. В тишине и спокойствии. Без колонии муравьёв и проклинаний этой адской травы, которая вчера снесла голову его паре. Упаси Луна, чтоб его кошки ещё раз нюхнули эту хрень.       Мужчина бросает короткий взгляд на жующего шарики с молоком Бёля и едва ли не перекрещивается, шепча: — Упаси Луна.