Часть 1
21 октября 2020 г. в 13:48
Лань Чжань вернулся в Облачные Глубины с ребёнком на руках. Лань Сичэнь всё ещё отсутствовал — после переполоха в Безночном городе, после того, как ненавистный всем Вэй Усянь был убит, его тело упало со скалы, а печать разрушилась, осталось немало незавершённых дел. И пока он пытался восстановить мир между кланами, в Облачных Глубинах за всё отвечал Лань Цижэнь.
Тот отчитывал Ванцзи, а он держал ребёнка, прижимая к себе, как величайшую драгоценность. И когда у Лань Цижэня закончился воздух, сказал только одно:
— Это мой сын. Он болен.
Казалось, Лань Цижэнь забыл, как сдерживать гнев и справляться со своими чувствами. Даже ладони сжал в кулаки.
— Иди прочь. Я назначаю тебе тридцать ударов дисциплинарного кнута. За каждую рану, что ты нанёс другим, пока… пока защищал отступившего от пути меча! Иди прочь, и завтра прими своё наказание, — по его лицу читалось, что он считает — болен сам Ванцзи, болен тяжело, и только кровопускание способно выгнать из тела затаившийся там жар.
Лань Чжань остался совершенно бесстрастным. Его не пугало грядущее наказание — самое страшное уже случилось, не вызывал угрызения совести гнев дядюшки — если он и был болен, то не мечтал излечиться от этой болезни, не хотел отказываться от своей скорби, не желал отбрасывать в прошлое собственные чувства.
«Лань Чжань, отпусти», — слышалось ему в каждом шорохе ветра. И если Вэй Ину удалось вырвать руку, то отпускать его образ, отпускать что-то ещё связывающее их вместе, Лань Чжань не собирался.
***
Он принёс ребёнка в цзинши и уложил на собственную постель. А-Юань не приходил в себя всё то время, пока Лань Чжань нёс его с Луанцзян. Малыш весь горел.
Устроив его, Лань Чжань набрал бочку для омовения, сделав воду в ней прохладной, как в реке, чтобы она забрала жар из тщедушного тела. Он избавил малыша от потрёпанных одежд и тщательно обмыл, убедившись, что никаких ран у него нет. Промыл с мыльным корнем волосы, чтобы вернуть им блеск, а затем переодел как ученика клана Лань.
Как раз в этот момент в цзинши заглянул лекарь. Он не поднимал взгляда на Ванцзи, пока осматривал А-Юаня, а после, уже собравшись уходить, сказал только:
— Я пришлю травы и отвары.
Лань Чжань не смотрел ему вслед. Он наполнил плошку холодной водой, намочил полотенце и уложил А-Юаню на лоб. Пригладил его влажные волосы, и тот вдруг нахмурился во сне, сбивчиво прошептал:
— Братик…
Лань Чжань вздрогнул, будто тихий звук был сравним с ударом. Если прежде каждое движение помогало сосредоточиться, отвлечься от боли, раздирающей душу, то теперь она обрушилась и затопила, погребла под собой.
«Лань Чжань, отпусти», — повторил призрачный голос. И боль вырвалась дорожками слёз.
***
Лань Сичэнь прибыл в Облачные Глубины на следующий день — как раз вовремя, чтобы взять на руки истерзанного дисциплинарным кнутом брата и унести его в цзинши. С Лань Цижэнем он говорить отказался, провёл весь день в тщетных попытках смыть кровь, что выступала снова и снова, наложить лечебные мази и повязки, которые в момент становились ни на что не годны.
Он же присмотрел за мальчишкой. Пусть тот всё ещё не приходил в себя, но отвары и травы сняли жар. Стало ясно, что жизни ребёнка ничто не угрожает.
Однако болезнь, поразившая Ванцзи, была куда серьёзнее той хвори, с которой успешно сражался маленький мальчик на соседней постели. Лань Сичэнь понимал это куда лучше, чем Цижэнь, но не в его силах было хоть как-то помочь.
***
Сознание вернулось к Ванцзи вечером, незадолго до часа, когда Облачные Глубины обычно погружались в сон. Осунувшийся от тревог Лань Сичэнь улыбнулся ему.
— Наконец-то…
— Что ты делаешь здесь? — спросил на это Лань Чжань, прервав его на полуслове, словно и не существовало в клане Лань правила не перебивать собеседника. Он сразу попытался сесть, и свежие повязки тут же потемнели.
— Тебе нужна была помощь, — удивился Сичэнь.
— Теперь я справлюсь сам, — добавил Лань Чжань. С трудом он всё-таки поднялся, но когда подошёл к постели, где беспокойно хмурился А-Юань, едва не упал. Лань Сичэнь оказался рядом и поддержал его — так осторожно, как только мог, опасаясь потревожить свежие раны.
— Ванцзи, — попытался он снова. — Тебе нужна помощь, я…
— Я справлюсь сам, — отрезал Лань Чжань. На краткий вдох их взгляды скрестились, и Сичэнь, увидев темноту и глубину скорби, отступил. Беспомощность сковала его до удушья. Пальцы Лань Чжаня коснулись лба А-Юаня, и на краткий миг выражение его лица изменилось, стало спокойнее и мягче.
— Он поправится, — пообещал Сичэнь, стараясь хотя бы в этом ребёнке сохранить связь с братом. Он отчаянно не желал терять его. — Но Ванцзи… твоя спина…
Лань Чжань ничего не ответил.
***
Едва Лань Сичэнь ушёл, Ванцзи опустился на пол у постели А-Юаня и принялся передавать ему духовную силу. Он делился ей щедро, точно ему самому она уже была не нужна, не замечая, что раны на спине открылись и повязки уже не могут сдерживать кровь.
«Это мой сын, — звучал насмешливый голос. — Мой сын, я сам его родил».
Кем бы на самом деле ни был этот ребёнок, он — последний из тех, кого Вэй Ин отчаянно защищал, последний, кто остался в живых. И Лань Чжань хотел сохранить его, уберечь, спасти, во что бы то ни стало.
— Это мой сын, — повторил он упрямо. И голос внутри отозвался эхом: «Мой сын».
***
Сичэнь нашёл их утром — мальчишка с мокрым от слёз лицом, сидел на коленях у забывшегося тревожным болезненным сном Ванцзи. И без того всегда бледная кожа Второго Нефрита теперь была сравнима с белизной свежевыпавшего снега. Одного взгляда было достаточно, что произошло, — стремясь вылечить ребёнка, его брат совсем забыл о себе.
— Братик, — повторял малыш бесконечно, голос его звенел от тревоги, — братик!
На висках Ванцзи выступил пот, его лихорадило, а крови вокруг было столько, что Лань Сичэнь едва сдержал вскрик. Справившись с собой, он позвал:
— Иди ко мне, малыш.
— Зачем? — подозрительно посмотрел на него мальчик, но, заметив внешнее сходство между Ванцзи и Сичэнем, немного успокоился.
— Тебе нужен завтрак, — пояснил Лань Сичэнь.
— А как же братик? — почти согласившись уйти, мальчишка снова вцепился в Ванцзи. С удивительной нежностью убрал влажную прядку волос с его щеки. — Как же братик?!
— Я позабочусь о нём, — пришлось пообещать Сичэню. — Когда ты вернёшься, ему станет лучше.
Он поднял мальчика на руки и вынес за порог цзинши, позвал одного из адептов и, передав ребёнка из рук в руки, попросил накормить его и проследить за ним. Адепт бросил беспокойный взгляд на цзинши, но тут же кивнул и ушёл прочь.
Все они волновались о Ханьгуан-цзюне, Лань Сичэнь знал об этом. Однако разговоры о нём пресёк Лань Цижэнь.
«Ханьгуан-цзюнь болен, — сказал он. — И вы не должны мешать ему найти душевное равновесие. Он отправится медитировать в пещеры Ханьтань, уйдёт от мира, чтобы избавиться от своей болезни».
Избавиться от болезни… Лань Сичэнь не был уверен, что это вообще возможно.
***
Вернувшись в цзинши, Сичэнь столкнулся взглядом с Ванцзи. Брат смотрел на него холодно, чуть сощурившись.
— Где он?
— Ребёнку нужно есть, Ванцзи, — тихо ответил Сичэнь. — Посмотри, до чего ты довёл себя.
— Неважно, — он попытался подняться, но потерял слишком много крови, и потому ноги отказались его держать. Сичэнь не стал задавать вопросов, куда подевались духовные силы, а просто помог ему встать и устроиться на второй постели. Молча он принёс воду и чистые полотенца, принялся убирать кровь и менять повязки.
— Как его зовут? — спросил он наконец.
— Лань Сычжуй, — ответил на это Ванцзи. — Это мой сын.
Лань Сичэнь не стал ему противоречить.
***
Раны от дисциплинарного кнута заживали с трудом, не уходило и то, что Лань Цижэнь назвал болезнью. Никуда не девалась скорбь, и взгляд Лань Чжаня был пуст и тёмен всегда, когда поблизости не было Сычжуя.
Сичэнь хотел проводить с братом больше времени — в надежде, что сумеет помочь ему, что сможет изгнать тревожащую Ванцзи привязанность, однако юный Сычжуй внезапно отказался от его помощи. Пусть он был маленьким и неловким, но Ванцзи позволял ему то, чего не разрешалось никому другому. Сычжуй больше не называл его «братик», но не звал пока и отцом, впрочем, глядя на них, Сичэнь убедился — и за этим дело не станет.
«Быть может, он будет лекарством?» — надежды у Сичэня было немного, но он старался уцепиться даже за её призрак.
***
— Очень болит? — спросил А-Юань, протирая травяным отваром спину Ванцзи. Лань Чжань посмотрел на него внимательно, отмечая про себя, как мальчик вытянулся, каким он стал… строгим и спокойным.
— Не там, — наконец сказал он и, поймав ладонь А-Юаня, приложил её к груди. Чуткие пальцы ощутили неровное биение сердца. — Моя болезнь здесь, А-Юань.
— Я найду лекарство, — пообещал тот со всей серьёзностью.
— Завтра я отправляюсь в пещеру Ханьтань, — ответил на это Лань Чжань. — Лань Цижэнь уверен, что лекарство находится там.
А-Юань выдержал его взгляд и покачал головой.
— Нет, его там не будет, но я обязательно найду его для тебя, отец.
И призрачный голос не повторил: «Отпусти, Лань Чжань», но произнёс: «Это мой сын».
«Наш сын, — возразил ему Лань Чжань. — Наш».
Его израненной спины снова коснулось влажное от лекарственного отвара полотенце.