Теплый вечер с философским подтекстом.

Мы не особо понимаем, насколько мы любимы нашими бабушками и дедушками, порой они любят нас даже больше, чем своих детей, иными словами — наших родителей. Мы для них самые идеальные и прекрасные, самые лучшие и самые хорошие. Они не обижаются, когда мы совершенно случайно испачкаем стены краской, побреем кота Ваську, или, того хуже, не съедим пирожки, которые они нам приготовили на обед. Наверное, самая бескорыстная любовь — между внуками и дедушками с бабушками. Они сидели в мягком кресле старого образца, когда в советские времена за ними охотились самые цепкие и хваткие хозяйки, а получали самые учтивые или самые обаятельные, таков был быт советских актрис и вообще советских женщин. Лариса держала на руках двадцатилетнюю внучку, ровно как держат маленького ребенка. Девушка сидела на коленях, обхватила руками грудь бабушки и, уткнувшись носом в ключицы, спала. Голубкина смотрела в окно. Вокруг было темно. Хозяйка выключила свет, чтобы он не мешал девушке. Единственное освещение исходило от уличного фонаря. Горячий свет пробивался в комнату через окно двенадцатого этажа. По стенам были развешаны мигающие гирлянды, которые Настя и Ваня пристраивали весь сегодняшний день. Забыл рассказать о Ване. Ваня — Лары внук. Сегодня он очень устал и заснул прямо за рабочим столом. Он — человек серьезный, с серьезными намерениями, имеющий за спиной целых семнадцать полных и чистых лет. Со своей бабушкой он строг, но временами очень нежен, обожает ее и защищает от любой зависти и зла. Защищает намеренно, наслушался в детстве, как Лариса рассказывала его матери о своей сложной жизни. Сделал выводы, бабушку теперь в обиду не дает. Во дворе было тихо. Хлопья снега мелькали в окне, заполняя собой внешний подоконник. Дорогие читатели, аккуратно, очень опасно зимой ходить под такими подоконниками, может упасть снег, и вы даже не заметите. Фары машин изредка сверкали, освещая полутемную комнату, наполненную и без того огненным светом, — хозяева парковали машины во дворе. Очень торопились забежать в дом. Холод был невероятный. Одежда покрывалась белым инеем, волосы леденели, ресницы слипались, а щеки жгло холодным дыханием ветра. Скупые мужчины обтирали руку об руку, чтобы согреть пальцы, женщины скорее брали перчатки, чтобы было теплее. Правда ведь, приятное ощущение, когда ты сидишь дома, в тепле, а на улице холодно, завывает ветер, снег заваливает всю улицу. Мы, как дети в утробе матери, долго оттягиваем, чтобы остаться в том месте, где нам комфортно. В доме, в обществе, на природе где-то у реки. Мы не хотим менять свой комфорт на что-то новое. Так мы и остаемся неподвижно на той же координате. С теми же показателями, направлениями… Мои друзья, все-таки, хочу, чтобы вы читали это ночью, при свете фонаря, с чашечкой… Чая. Кофе очень вреден, особенно по вечерам, хотя я и сам его очень люблю. Желаю, чтобы вы читали в состоянии полусна, а я был верным вашим рассказчиком. Надеюсь, что вы послушаете дядю Андрея. Я приглашаю тех, кто следует всем моим правилам. А вредным негодникам советую прислушаться к моим просьбам. Вы укрылись одеялом? Отлично! Они, укутавшись в плед, согревали друг друга своим теплом. На маленьком столике лежал томик Чехова. Лариса очень любит читать его своим внукам на ночь. Раньше по интернету, не знаю совершенно, как это работает, от того интерес возрастает еще больше. Сейчас, пока внуки у нее дома, никуда не уехали, она использует все свои свободные минуты, чтобы побыть с ребятами. Как и любая бабушка — задает много вопросов, многим интересуется, смотрит с ними современные фильмы и водит по театрам. Ей это нравится, она это любит. Многие люди осознают, что могу любить только спустя огромное количество времени. Кто-то обращает свое внимание к своим детям, которые, в особых годах, не нуждаются в контроле своих родителей; кто-то обращает внимание на своих внуков, отдавая всего себя; кто-то продолжает любить только свою персону. Хотя… Что может быть лучше, чем взаимная и искренняя любовь? Я долгое время пытался понять это ощущение, когда вдруг становишься, нет, играешь другую роль. Роль отца, нужно прочувствовать, роль матери — естественно. Когда ты становишься бабушкой или дедушкой, странно осознавать, что помимо твоих детей у тебя появился кто-то другой. Не все роли я сумел прочувствовать за свою жизнь, хотя интересно узнать от других. Кому я могу задать этот вопрос?.. — Ларочка! — пытаюсь говорить шепотом, чтобы Настя, залитая беленой сна, не услышала. — Ах! Ты здесь?! — она вздрогнула и залилась улыбкой. Все такая же озорная и молодая улыбка. Все ровно так же, как было и раньше. Я еще помню, как мы совсем молодые, совершенно не думали о своем будущем, о детях, о внуках. Думали, как поскорее удрать от надзора родителей. Остаться одним. Но время проходит… Не стоит на месте… Жизнь становится более однообразной. Вместо родительского контроля становишься контролируемым своими детьми. Ровно так же начинаешь контролировать и своих родителей. Как быстро меняются потребности, роли. Как скоро начинаешь замечать то, о чем раньше и не думал. И даже не представлял, что такое может быть. Меняются люди, меняются места. Радостно, что в моей жизни пока что ничего не поменялось. Я все тот же, как был молодой, так и остался. Правда, около меня меняются все. Меняются так, что я и сам такого не ожидал. Меняются так, что перестаешь их узнавать и не понимаешь, как узнавал их раньше. Все меняются настолько сильно, что не веришь, тот это человек, с которым ты проводил каждую секунду своей жизни, или этот человек другой совершенно. Быстротечность времени пугает одинокого и наблюдающего человека. Еще какое-то время назад и не понимали, как мы смогли прийти к этому. Худо ли? Хорошо ли? Да чёрт его знает! Если ты тогда не понимал, то и сейчас не поймешь вовсе, даже пытаться не нужно. Не пытайся разорвать все порочные отношения, они всегда будут, но обостряются они в разные времена и в разных измерениях, показатели которых заменяют друг друга комплементарно. Не понимаешь, с какими целями сейчас существуешь и не понимаешь, каким образом выживать. Не понимаешь, зачем остальные существуют, если все доказывают, что вся планета вертится вокруг тебя. Придем ли мы к ответу? А нужен ли нам ответ? Нужны ли сейчас люди, которые хоть что-то поняли, а нужны ли люди, которые ничего не понимают, но делают? Мы сейчас сами не понимаем, что происходит. Мы и не понимаем, почему это происходит, к чему это приведет? Что будет дальше? Мы, конечно, можем идеализировать «сладкое неведение»! Но приведет ли это неведение к чему-то? Дай бог, если приведет! А к чему именно, нам уже неважно! Мы перестали думать о том, что останется после нас! И перестали думать, что будут пожинать наши дети… И как эти дети будут отвечать за своих родителей… Раз в моей жизни ничего не изменилось, я могу спокойно существовать в том пространстве, где жил раньше. Мы часто общаемся с Ларой, конечно, когда она это позволяет. Я пытаюсь приходить к ней каждый день. Не всегда, конечно, она меня видит, от этого мне очень весело. Люблю, там, немного, разбросать вещи, скинуть свою фотографию. Ей это не нравится, что я навожу дома беспорядок, но она привыкла и радуется тому, что я бываю с ней рядом. — Скажи, Лариса, когда ты была молода, ты хотела внуков? Она задумалась. Морщины на лбу собрались, фигуристые брови опустились, а глаза смотрели куда-то мимо меня. — Молодая я и не думала об этом. Когда выросла Маша, конечно, ждала и надеялась, даже подумать не могла, как это прекрасно. Настя вздрогнула и зашевелилась. Сонные глаза постепенно открывались. Тонкие пальчики стали сжимать кисти Ларисы. Одеяло спало. Девушка подняла носик на бабушку, которая замерла, и спросила: — Бабушка, мама пришла? — Нет, солнышко, спи… — Лариса поправила мягкий плед, закутала им девочку и продолжила наблюдать за действиями внучки. Настенька оглянулась на окно, посмотрела снова на бабушку, уткнулась носом в ее плечо, и заснула. Лара выдохнула и посмотрела на меня. Хоть я и не понимаю ощущения людей, на чувственном уровне, то понимаю выражение их эмоций. Хотя именно сейчас я совсем не понял, что серо-голубые глаза имели ввиду. Я увидел опустошение и неведение того, что произойдет в данную минуту. Нашему поколению это особенно остро встает поперек горла. Мы привыкли знать, что у нас будет дальше. Почему современные дети не знают, что им делать? Почему мы раньше знали, куда мы идем, а они, оказываясь у черты, не понимают, в каком направлении ее переступить. Сделать шаг назад и остаться в том же состоянии, что и был раньше. Сделать резкий шаг вперед, оставаясь голым и одиноким, потому что, сделав такой шаг, тебя никто и догнать не сможет с целью дать тебе подсказку, хотя ты сам найдешь спустя время ответ. А через мгновение поймешь, что сделал все своей персоной без чьей-то помощи. Или сделать шаг в сторону, мерно наблюдая за тем, что делают другие и идти у них на поводу. Кто раньше давал эти подсказки? И почему этих подсказок нет сейчас? — Я не буду мешать. — тихо сказал я, повернувшись к заваленному окну снегом, и улыбнувшись. Лариса увидела мою улыбку и сама тихо засмеялась. От вздрагивания груди Настя снова проснулась. На этот раз она только непонимающе осмотрелась по сторонам, склонила голову и снова засопела. Лара посмотрела на холодную улицу, съежилась и прикрылась пледом. — Холодно? — из-за плеча спросил я. — Немного… — пробормотала она. Она ненадолго прикрыла глаза, наклонила голову назад, упираясь затылком в кожу старого зеленого кресла, и выдохнула. Не знаю, какие эмоции она испытывает. Раньше она так отклонялась, когда уставала после рабочего дня, сейчас стал замечать, что она делает это практически постоянно. Думаю, что это связано с возрастом. Она думает о том, что делала раньше, и вспоминает то, о чем думала тогда. Она анализирует все, что произошло в ее жизни, и пытается забыть о том, что желанным в судьбе не было. Она винит себя ровно тогда, когда понимает, что не смогла что-то изменить, и хвалит себя за то, что дала место другому. Она сейчас на этапе осознания для чего она, куда она и с кем она. Мне пришлось стоять у окна еще несколько минут, пока я не услышал характерный шорох человека, обдумавшего и принявшего что-то исполнять. Когда он готов к новым свершениям или хотя бы наблюдать за свершениями других. Я услышал кроткий вздох, секундное молчание и долгий, бесчувственный выдох, который свидетельствует о том, что мысль пришла безнадежная и ее пора оставить. Ветер снова начал завывать, что гулкий шум появлялся в ушах и терзал сознание, глаза безбожно закрывались, суставы ломило, а руки блуждали пьяно в пространстве. Мурашки пошли по телу, а глаза, как только могли, сфокусировались на милой картине, которую я бы по возможности нарисовал, если бы способности, как уже сказал, были. Уж настолько умилительная картина, что остаться равнодушным просто невозможно. Их освещал все тот же фонарь, свет которого отливался на покрытой книге золотом. Свет напоминал закат. Такой обычно бывает летом, ближе к ночи, когда все яркие краски собираются на одном небе, а отдают цветом сусального золота. Тут же особая атмосфера, когда хочется налить теплого молока, взять в руки тот же томик рассказов Чехова, сесть в мягкое кресло, забыть про книгу и заснуть, а проснуться уже в следующем году, когда все, что было и не устраивало, резко исчезло, оставляя за собой только хорошее. Все люди очистились, все улицы расцвели богатством милых людей. Лично у меня такая мечта была постоянно. Плед вздрагивал, когда кто-то из хозяек шевелился. Лариса наблюдала, как молодое тело съеживалось от завывания ветра, водило носиком, посапывая и ища аромат бабушкиных духов. Девушка сонно улыбалась, когда улавливала сладкий запах, а Лариса вытирала слезинки, которые предательски делили ее щеки на две половинки, одна — девственно-чиста, вторая — румяно-красная. По ее лицу скользнул луч света, который не остался незамеченным хозяйкой. Она разволновалась, вздрогнула. Ее глаза забегали, ища что-то важное. Она бы и вскочила к окну, если бы не молодая внучка, которая очень удобно расположилась у нее на коленях. Я выглянул в окно. Довольно знакомая машина заехала во двор. Снег почти закрывал всю зону видимости, но я мог рассмотреть, как автомобиль остановился, фары погасли, а мягкая женская фигура бегом побрела к дому, распахнула железную дверь и скрылась из виду. Снег валил стеной. Пушистый, холодный. Такой снег сначала засыпал ресницы, которые очищал холодный ветер, потом заметал всю одежду — каждый прохожий изредка останавливался и стряхивал с себя рыхлый снег. Хлопья заметали дороги, которые так тщательно убирали рабочие машины, тропинки, которые растоптали горожане, площади, которые расчистили дворники, и крыши, и машины, и все, что было под покровительством Даждьбога, который, помогая нашей планете, дарил жизнь… Все было забелено. Хоть когда-то этот город будет чистым… Я услышал короткий звук, который доносился из прихожей. Я быстро туда пошел, остановившись у комнаты Вани, я посмотрел и увидел, как удивительно моя семья украсила дом. Гирлянды, которые, между прочим, были везде, ярко горели, мишура обрамляла входные арки, елка, которая играла разноцветными игрушками, лентами, узорами. Все было очень мило. А сам Ваня мирно спал, упершись на кулак. Видимо, сильно он устал за этот вечер. Я же предупреждал, что он очень серьезный человек. Я даже не заметил, как нервная женская фигура прошла за моей спиной. Маша, видимо, несла пакеты с продуктами, которые нужны были для окончания украшения праздничного стола. Девушка мерным шагом зашла в комнату, где спал Ваня, потом прошла в комнату, где спали Лариса с Машей. Все тихо и сонно вышли из своих опочивален. Я двинулся, естественно, за ними. Все очень бодро продолжили украшать новогодний стол, я сел напротив этой замечательной картины. Пока дети отдельно занимались какой-то кухней, более взрослое поколение сидело за столом и тихо о чем-то говорило. Я оглядывался то на детей, то на хозяек, то засматривался на окно. Чувствовалось интересное ожидание чего-то нового. Наверное, это и называется новогодним настроением. Все к нему, в общем-то, располагало. Ожидание чего-то чистого и светлого, не покидает каждого человека на протяжении всей его жизни. Правда это ожидание обостряется именно в тот момент, по мнению человека, когда природа сама должна справиться с несправедливостью. Причем она должна сделать это за двенадцать ударов главных в стране часов. Так и надеется все население. Надеется, что все упадет с неба, позволяя нам наслаждаться жизнью, пока природа сама ловит подлецов, отправляет их на каторгу под названием «адовая жизнь после смерти», очищает улицы от меркантильных чиновников, синтезирует чистый воздух и питает людей силами. Напомню, все за двенадцать ударов! Зимние пейзажи мне наскучили, хотя, может быть я бы на них и смотрел, но я слишком немногословен, хотя хочу, чтобы мой читатель чувствовал каждую деталь, почувствовал атмосферу, но вместо того начинаю задавать себе философские вопросы, на которые даже самый мудрый ученый ответить не сможет, потому что у него нет того большинства, которое понимает, что вселенная расцветет только за счет человеческого развития. Так и молчим мы с этим ученым, потому что не оказываемся услышанными. Сидим и смотрим в одну точку, ровно как и другой человек, который за секунду потерял весь смысл своей жизни. И радоваться хочется, что мучения закончились, и плакать хочется оттого, что весь внутренний мир разбился на осколки, конструкцию которых ты собирал десятилетиями, а сейчас тяжесть где-то около грудины, даже не в душе, потому что душу мы свою где-то потеряли. А найти все никак не можем, даже если и найдем, то держать такую душу у себя не хочется, так и ходим с пустой грудиной, которую наполняют жизненно важные органы, позволяющие нам лишь только «выживать». Жить, как делали это наши предки, когда рвали друг другу глотки за материальное благополучие и кусок мяса. Я присел рядом с Ларой и стал нахально подслушивать. Сначала слова очень неясно и тихо звучали, видимо, произносились такие предложения, которые хозяйки не хотели бы произносить во всеуслышание, хотя дома, кроме родных, никого не было. Я пытался уловить эмоции, хотя те были скорбно-не читаемые. Я пытался понять интонации, которые кроме холода ничего не обозначали. Я уже было отступился от своей мысли, пока горькая фраза не пронзила кухню: — Знаешь, мам, так жалко, что папы рядом нет… Лариса аккуратно повернулась на меня, улыбнулась и сказала: — Жаль… Я закрыл глаза. Обрамляясь белым светом мимо меня прошли все воспоминания. С каждой секундой один волос становился дыбом от ужаса и страха. С каждой минутой появлялись новые вопросы: Зачем? Почему? Как? и так далее. Я на минуту оказался в черной комнате. Не было никаких гирлянд, не было мишуры и не было родных. Черная комната. Я спроецировал то, что сейчас в душе каждого человека. Правда, не хочется такой жизни? Умирать от скуки в своей черной комнате. Смотреть в одну точку, потом в другую и не видеть изменений… Цветной пленкой все воспоминания начали возвращаться. Тут я ребенок, тут ученик, тот молодой артист, тут взрослый человек. Тут я вернулся в настоящее. Все родственники и друзья собрались за одним столом, ударяли бокал о бокал. Куранты били. Каждый загадывал про себя желание. У кого-то одно, у кого-то несколько, у кого-то такие потребности, что не каждый дед мороз может занести в дом такой подарок, а кто-то хочет простого и человеческого. Мы с Ларой оглянулись друг на друга. — Всегда быть вместе… — повторили мы. С двенадцатым ударом все радостно закричали. Мне почему-то стало очень легко. Видимо, вселенная, и правда, очищает землю за человека. Я должен ей помочь. Потом подтянутся другие, потом придет еще. Всей планетой мы начнем менять свою жизнь… Жаль только то, что вчера мне это приснилось. Я поставил на стол бокал, вышел в другую комнату. Я надеялся, что холодного меняющегося потока никто не заметит. Все съежились, но продолжили праздновать. Одна Лара прошла за мной. Она понимает, о чем я думаю. Я сел на зеленое кресло, а она приземлилась на мягкий подлокотник. — Опять омрачал Новый Год мыслями о вечном? — невинно спросила она. Я засмеялся, хотя хотелось плакать. — Я искренне рад, что ты о таком не думаешь, потому что это очень тяжело. Пусть хотя бы один человек во вселенной будет думать о вечном. С новым Годом, товарищи! Счастливого времяпрепровождения! Надеюсь, что вы запомнили все мои наставления? Не ходить зимой под крышами! Не пить кофе на ночь! Не грустить! И слушать дядю Андрея!