***
С дня ухода
из их жизней Намджуна, казалось, прошла вечность. Или что-то около того. Они не замечали изменения во времени, только смена дня на ночь и ничего более. Юнги сидел за пианино с закрытой крышкой. Хосок и Чимин рядом, разделив одну парту на двоих (Чимин был настолько маленьким и тощим, что хватило бы места ещё для двух). Джин замер у окна, так и не открыв жалюзи. Чонгук развалился на полу, обнимая рюкзак. В пустом классе, в их когда-то тайном убежище, стояла мёртвая тишина. И никто не собирался нарушать её, погружённый в собственные переживания. Кроме…
— Предатель! — Тэхён выкрикнул это слово сразу, чёрным вихрем влетел в класс, громко хлопнув дверью. Никто не попытался как-то осадить его, даже, казалось, не заметил, что в помещение зашёл кто-то. А Тэхён не собирался успокаиваться своими силами. Он был в бешенстве, только вот… Чонгук видел за шелухой обиду, разочарование и тоску. Тэхён прятал всё за яркими красками злости. Как покрывал серые стены большого города граффити.
— Бросил нас! Просто ушёл, мудила! — он ходил туда-сюда, пиная ногами попавшиеся стулья и рюкзаки, сметая с парт вещи. Его глаза были красными и немного припухшими от слёз. Задравшаяся толстовка и упавший с головы капюшон обнажили сине-фиолетовые синяки и кровоподтёки. И более старые, уже зелёные, и чутка пожелтевшие. Следы отца. Тэхён бесновался, рычал, топал-ходил, не прекращая выкрикивать сорванным голосом: — Предатель! Тоже мне, взрослый! Нихрена он не взрослый, если бросил вот так просто! Скотина трусливая.! — последний крик отчаяния утонул в рыданиях. Тэхён упал, обнимая себя за плечи, сильно сдавив их скрюченными пальцами, уткнувшись лицом в колени. Сломался. А они всё смотрели остекленевшими глазами туда, где всегда стоял Намджун. Где он рассказывал что-то, сопровождая рассказ активной жестикуляцией, где шутил над «малышом Чиминни» и смеялся над глупыми шутками Джина, где что-то шептал Юнги, когда от того несло перегаром за метр, и где обнимал Тэхёна, переполненного ненавистью и болью. Сейчас там не было
ни-че-го. Кроме надписи на доске, которую они не видели, но всё равно знали, что там написано. Не первый год знали Намджуна.
Вы должны продолжать жить дальше
Тэхён сбивчиво материл Намджуна, показав обширный ругательный запас. Наверняка из репертуара отца. Внезапно, пришёл в движение Юнги. Он резко встал, разом смахнув оцепенение, и швырнул свой стул. Тот пролетел немного и врезался в стену, оставив огромную вмятину, а потом упал с металлическим лязгом. Неустойчивая стопка книг Намджуна посыпалась, но никто это не заметил. Взгляд Юнги метал искры зарождающегося пожара. Чонгук неосознанно потёр ладонь, куда, казалось, упал уголь. Юнги за толстовку поднял Тэхёна, хотя был намного ниже и тоньше. Тэхён прикусил губы до крови, она испачкала его лицо, создавая ощущение, что он убил кого-то.
Два огня при столкновении порождают только больше огня.
— Заткнись, малявка, ей богу, лучше заткнись, — процедил Юнги, комкая ворот толстовки Тэхёна. Ему пришлось приподнять голову, чтобы смотреть в лицо Тэхёну, и это могло бы быть забавным, если бы не безумные почерневшие глаза Тэхёна и его дикая усмешка.
— Хочешь сказать, что лучшее, что мог сделать Намджун — это свалить?!
— Боже, Ким Тэхён, повзрослей наконец! Намджун не сможет вечно спасать тебя, почему ты не понимаешь?
— Кто бы говорил, господин Мин!
Юнги не отличался большим набором эмоций, предпочитая держать всё в себе, считая, что так будет лучше. Только достаточное количество шотов соджу заставляло его говорить. Каждый из них точно раз-два встречал слоняющегося по большому городу пьяного Юнги, который во всеуслышание проклинал отца, себя вместе с своей «идиотской композиторской мечтой», весь мир за смерть мамы в том пожаре.
И это был первый раз, когда они стали свидетелями того, как дерётся Юнги. Он ещё ни разу не доходил до того градуса, когда люди били друг другу морды. Но всё случается в первый раз, так ведь?
Всё смешалось во что-то невнятное и отрывочное, с резкими, режущими взгляд, цветами, когда Чонгук поднялся и вцепился в Юнги, тщетно пытаясь оттащить его от Тэхёна, вытиравшего кровь, чтобы утихомирить, сказать, что это не стоит их дружбы, итак рвущийся по швам, чтобы
ус-по-ко-ить. Юнги не слушал, говорил что-то в духе «не лезь не в своё дело, тебя это не касается!». Чонгук запомнил противную, жгучую обиду, слёзы отчаяния, и что он продолжал держать Юнги, отказываясь признавать себя незаинтересованным лицом. Неожиданно очнулись Хосок с Джином, они оттаскивали Тэхёна, которому всё ещё было мало. Его часто переклинивало, в школе говорили, семейный
убийственный темперамент, но обычно в чувство приводил Намджун, а сейчас…
Намджуна нет. Он ушёл. Правильнее сказать — бросил.
— Мин Юнги, ты эгоистичный нытик-алкоголик! Надеюсь, когда-нибудь тебя собьёт машина!
— Ким Тэхён, больной придурок, тебе лечится надо! Твой отец, похоже, недостаточно сильно колотит тебя!
Они продолжали орать друг на друга, даже когда их оттащили. Тэхён снова плакал, но это не мешало ему плеваться ядом, в некоторых выражениях заходя за грань, что всегда присутствовала, мешая скелетам в шкафах вывалиться на чужие головы. Юнги отвечал тем же, но всё же как-то помягче. Чонгук прямо-таки чувствовал, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не наброситься на Тэхёна и ударить его чем-то тяжёлым. Напряжение и агрессия наэлектризовало воздух. Казалось, что лишнее движение убьёт их на месте.
Что-то треснуло. Джин вздрогнул, нервно оглядываясь. Чонгуку откуда-то показалось, что когда-то это уже происходило. Тэхён взвыл, кусая губы до крови. Вселенная посыпалась. Они дружно провалились во тьму.
Когда их спрашивали, что произошло, Чимин первым сказал, что всё в порядке. Улыбаясь неестественно пустой улыбкой
