***
— Я уеду, исчезну из ваших жизней, все будет как прежде… Мой голос уже осип, повторяя эти мысли в слух. Гедиз смотрел на меня, закатывал глаза, тер скулу и подбородок, тянул бороду. И опять закатывал глаза. Меня это страшно злило. — Ничего не будет как прежде! Как ты не понимаешь?! Ты не пуп земли, Нарэ, чтобы считать будто ты разрушила дружбу, — я подавилась воздухом от его слов. — Прости, дорогая, но это так. Да, я полюбил тебя, но даже не планировал переходить эту проведенную дикими местами и непонятной мне и моей любви линию. Но перешел! Перешел! Предал. Предал? — его голос, который до этого звучал слишком громко для этого сада около бассейна в его доме, на последнем слове резко снизился. Он смотрел на меня… что это? — Ты тоже говоришь о предательстве, — ухмылка, но грустная. Несмотря на то, что я продолжаю на него злиться, мне неприятно видеть эту ухмылку и этот взгляд. Да что же это такое?! — Знаешь, — он смотрит мне прямо в глаза, я начинаю видеть в их глубине свое отражение, в котором тону. Тону в его разочаровании. Это взгляд разочарованного во мне? — Не ты причина моей злости на Санджара, не ты причина моего гнева на Акына. Не ты причина. Ты лишь доказательство. Причина в них самих. В их ущербности и узколобости, в их мерзости и скотстве. В их тупости. В их поступках по отношению к тебе причина. Но не ты. Я продолжаю тонуть в его карих, обычно таких теплых глазах. Это разочарование… почему он так смотрит?! Это я должна быть разочарована! Это его дружба была поменяна на… Не хочу называть это любовью. Если назову, то разозлюсь еще больше. — Я помогу тебе с опекой, а потом делай, что хочешь. Улетай или оставайся. Раз Санджар разводится, можешь уже не стесняться никого и спокойно обновить ваш никях. — Как ты… — я вновь задыхаюсь от его слов. Меня переполняет гнев и обида. Но он спокойно, будто отключил все эмоции, перебивает меня: — Не стоит, Нарэ. Не трать воздух и не сотрясай его напрасно своими речами. Они ничего не стоят с момента нашего знакомства, — последнее выбивает почву у меня из-под ног, и я бы, наверное, упала, если бы не сидела напротив Гедиза на шезлонге. — Ты доказала, что ты «сопротивление». Просто сопротивляешься ты вечно тому, что тебе дарит судьба. Ты же хватаешься за эфемерное счастье, которое нашептывает дьявол. Чтож, я больше не скажу тебе ни слова. Не хочешь брать видео? Ок, я поговорил с твоим отцом. Он скажет на суде, что Санджар подкупил его. Знаю, знаю, — Гедиз поднимает руку и… затыкает меня? — Те дневники и то, что ты писала, правда, но Санджар получил их незаконно, а это не понравится судье. Хотя, было бы проще, если бы ты согласилась на видео, — он даже не смотрит на меня. — То видео — клевета. Санджар никогда не навредит Мелек, — мой уверенный голос приковывает его внимание, и мужчина опять ухмыляется. — Забавно, что сама ты не понимаешь, к чему ведут вспышки ярости Санджара. Сегодня он ревнует девочку ко мне, когда она просто подбегает поздороваться, а что будет, когда Мелек подрастет? Скажем, в 16 признается, что ходила на прогулку с мальчиком. Или если Санджар увидит, как мужчина оказывает внимание его уже повзрослевшей дочери. Нарэ, он обвинил тебя в измене. Неужели ты думаешь, что он не запрет свою дочь под замок, когда почувствует «угрозу»? — он машет неопределенно рукой, будто показывая всю глупость того, что произойдет. Да, это и правда глупость. Глупость то, что он сейчас говорит! — Сейчас она еще ребенок, все ее недовольство или вспышки — это простые детские капризы. Но стоит ей показать свой характер во взрослом, подростковом возрасте, и тот Санджар, который выкинул тебя после никяха за дверь и из-за которого ты решила убить себя, проснется. С каждым словом я злилась все сильней. Где-то на подсознании червяк по прозвищу Интуиция усердно кивал на каждое слово Гедиза. Но я не хочу больше его слушать. Ни червяка, ни Гедиза. — Хватит! — он опять отвернулся от меня, и я будто вновь услышала его мысленное «не удивлен». Боже, как меня раздражает… а что меня раздражает? Он меня раздражает! Или его слова. Да, сконцентрируемся на этом. — Ты поступаешь не как друг, ты поступаешь подло. — По отношению к кому? К Санджару? — он заливается смехом, а я продолжаю смотреть с каменным выражением лица и льдом в глазах. — Это я поступаю подло? Нарэ, Нарэ, не тебе мне это говорить. И не попрекать моим отношением к этому сыну бедняка, — последнее он будто выплевывает, а меня вновь раздирает обида. — Я слишком много отдал этой дружбе за эти 8 лет, чтобы кто-то сейчас меня стыдил. Все, закончим разговор, у меня дела, — какие у него дела? Он сидит на шезлонге днем и загорает! Какие у него дела? — Гедиз, постой, — я бросаюсь вслед за поднявшимся и быстро удаляющимся мужчиной и останавливаю его, хватая за руку. Теплая. Почти как у Санджара, но у того руки еще и мокрые. И слишком теплые. Даже огненные. — Нарэ, мне больше нет дела до вашей легенды и, тем более, больше нет дела до Санджара. Я сделал для тебя, что мог. Твой отец вернет тебе опекунство, — он мягко улыбается, но в глазах все то же разочарование. Гедиз перехватывает мою ладонь, держащую его чуть ниже локтя, и легко накрывает второй рукой. И снова улыбается, но эта улыбка больше не согревает. Меня больше не согревает. Какое-то дурное предчувствие, и оно меня не подводит, потому что после его следующих слов, я будто вновь оказываюсь на обрыве, преданная всеми. Но на этот раз, я чувствую, будто предала саму себя. — Но мне… мне больше нет до тебя дела.***
Месяц в Швейцарии прошел не так, как я думала. Мелек скучала по отцу. Они часто общались по видеосвязи, скоро он должен был вновь прилететь, чтобы проведать нас. Через неделю после того, как мы переехали в нашу квартиру, Мелек привыкла к комнате, поняла, что папа ее не бросит, а будет часто навещать и даже брать к себе на каникулы. Теперь она не думала, что от нее отказался один из родителей, что ее оставили. Моя умная девочка привыкла. Я тоже, в какой-то степени, скучала по Санджару, а еще по Эльван, по Мюге... скучала по своему домику, порту, балкону в доме Ышиклы. А еще я скучала по Гедизу, и от этого было страшно. Больно и страшно. Потому что по нему я скучала больше остальных. Много раз я разговаривала с психологами о том, что такое здоровые отношения. Теперь, исключая все метафоры, эпитеты и прочее, я могу с уверенностью заявить, что здоровые отношения те, в которых тебя любят, как Гедиз. Только потеряв, мы осознаем насколько нам это было дорого. И мне стало дорого отношение Гедиза ко мне, его чувства и его дружба. Да, сейчас я уже уверена, что, не смотря на признание и его любовь, он не забывал со мной дружить. Но последний разговор… Я так скверно с ним поступила и поступаю до сих пор, потому что даже не позвонила ему, улетая, и даже не написала после того, как поняла, что нет любви там, где есть Санджар и его грубость, после того, как поняла, что Гедиз бы прав, когда увидела злое лицо отца Мелек по видеосвязи на рассказ дочери, что в школе ее посадили с мальчиком, что она с ним очень подружилась, и он провожает иногда ее домой. Конечно, Санджар быстро взял себя в руки, но я-то видела. И вспомнила слова Гедиза. А потом вспомнила и другое. То, как он дул на мои ранки, как единственный поверил мне, дал мне работу, стоял горой, помогал в глупой беготне за Санджаром. Он дарил заботу и поддержку. И это было больше, чем я заслуживала. Я ведь толком и не знаю его. Никогда не спрашивала, нужна ли ему помощь. Пыталась помирить их с Санджаром, лезла абсолютно не в свое дело, встала против него с Мюге, Зехрой и Эльван, угрожая вместе с дочерью семьи Эфеолгу, что отниму у него бизнес, его место, шантажируя и игнорируя его попытки мне помочь. Нет, я его не полюбила и вряд ли это происходит быстро, но я четко поняла приоритеты и то, кто мне давал силы. И если бы Гедиз был рядом и был бы терпелив, возможно… Нет, я слишком размечталась. И обнаглела! Он был ко мне терпелив, а я... я только пару дней назад решилась ему отправить хоть какую-то весточку, на которую он мне так и не ответил. Сообщение было доставлено и прочитано, но ответа я не получила. Хотя, я и не задавала вопросов. Беру свой телефон в руки и вновь захожу в сообщения. Пролистав те, что пришли от Эльван, от нашего общего чата, от Санджара и даже одно от Мюге, я остановила палец на его имени. Ткнув по сообщению, вновь прочла уместившееся в две строки «письмо». Всего две, но я правда вложила в них все раскаяние и свою нужду в нем. Его последние слова набатом отдаются в моей голове: Мне больше нет до тебя дела. Слезы. Опять. Звонок в дверь нашей небольшой квартиры. Изабель, наверное. Хоть у нее и были ключи, она предпочитала не нарушать личные границы и всегда звонила в дверь. Громко шаркая домашними тапочками-угами, подхожу к двери и, не глядя в глазок, открываю. Дыхание замирает. Пульс учащается, и я до боли в кисти сжимаю дверную ручку. Думала ли я о такой реакции на него? — Привет, Нарэ. Гедиз улыбается, и это не та ухмылка, которую я запомнила. Это был тот яркий и светлый незнакомец Гедиз из аэропорта, который улыбался мне так открыто, так светло и с участием. Глаза спрятаны за темными очками, и я обхватываю пальцами ручку двери еще сильнее — боюсь, что когда он снимет их, я увижу то разочарование, которое помню, и упаду замертво. Именно так, потому что больше не выдержу. — Я получил твое сообщение. Он приехал сообщить мне о доставке? Немного раздражения приводит меня в чувства, а он, видимо замечая это, улыбается еще шире и снимает очки. Смотрит прямо в мои глаза. И я благодарю Всевышнего, что на этот раз это взгляд Гедиза. Мысленно смею добавить — моего Гедиза. — «Отныне мне всегда будет до тебя дело», — он делает голос более высоким, передразнивая меня и произнося мое смс. И улыбается. — Надеюсь, у тебя найдется чай в пакетиках. В этом первом классе самолета один заварной в армудах. Представляешь? А я уже не скрываю улыбки и бросаюсь к нему в объятия, зная, что ни он, ни сосед напротив, который выходит выгуливать свою таксу прямо сейчас, не осудят эту глупую взбалмошную женщину. Первому просто неинтересно, а Гедиз… потому что верит мне и верит в меня. А я теперь точно верю в него. В его дружбу и в его любовь.