(*с кит. «старший брат»)
Цзян Чэн выглядит слегка недоверчивым, но берётся за протянутую руку Цзинь Лина. Его пальцы такие крошечные в ладони Цзинь Лина, без мозолей от тренировок с Саньду. — Хорошо, подъём, — Цзинь Лин поднимает ребёнка и усаживает его себе на бедро. Он надевает Цзыдянь на палец и закидывает Саньду за спину. Оба они ощущаются чуждо. Путь до Пристани Лотоса слишком далёкий, чтобы ребёнок осилил его пешком, но Цзинь Лин не рискует лететь вместе с ним на мече, и он также не доверит никому другому прикоснуться к дяде. Голова Цзян Чэна покоится на его плече, и Цзинь Лин думает о том, сколько же раз дядя делал это для него. Они неспешно возвращаются в Пристань Лотоса, и Цзинь Лин неохотно отправляет огненное послание Лань Сычжую. «Мне нужна твоя помощь в Пристани Лотоса. Приведи своих родителей». Он бы предпочёл, чтобы приехал только Вэй Усянь, но знает, что, куда бы тот ни пошёл, Лань Ванцзи последует за ним. Это ужасно раздражает. Цзинь Лин уже готов ко сну к тому моменту, как они возвращаются в Пристань Лотоса, но Цзян Чэн жаловался на голод последние несколько ли*.(*китайская мера длины ~ 300 шагов)
— Тихо, иначе я тебе ноги переломаю, — ворчит Цзинь Лин, спуская ребёнка со своих рук. У него не было времени анализировать, что Цзян Чэн помнит или не помнит, равно как и его нынешнее психическое состояние. Честно говоря, он боится знать. Будет ли Цзян Чэн разочарован, когда они прибудут, и мать Цзинь Лина не будет ждать его? — Есть хочу, — повторяет Цзян Чэн раздражённо, надувая щёки. — Гэгэ, я хочу кушать. Цзинь Лин щиплет его за щёку свободной рукой, потому что ничего не может с собой поделать: «Ладно, ладно, давай поедим». Адепты клана Цзян, чёрт бы их побрал, слишком рады тому, чтобы оставить ребёнка в неопытных руках Цзинь Лина. Счастье, что кухарка не заподозрила ничего странного в том, что Цзинь Лин велел принести некоторые любимые блюда Цзян Чэна в его спальню. Брови Цзян Чэна начинают хмуриться, пока они идут по Пристани Лотоса в личные покои Цзян Чэна. — Другие, — бормочет он себе под нос. Цзинь Лин тянет его за руку, чтобы отвлечь. Цзян Чэну действительно нужны ванна и свежая одежда — странный комок, который они сшили из его взрослого ханьфу, чтобы хоть как-то его прикрыть, не очень-то помогает. — Сначала ванна, потом ужин, — говорит Цзинь Лин, толкая дверь в покои Цзян Чэна. К счастью, они ему хорошо знакомы, настолько, что он знает, что Цзян Чэн — скрытный придурок, коим он и является — спрятал в сундуке несколько детских одежд Цзинь Лина. Они, по крайней мере, должны подойти ему по размеру. — Не хочу в ванну, — дует губы Цзян Чэн. Цзинь Лин кривится, наполняя ванну: «Вонючим детям нужна ванна». — Я не воняю! — О, правда? — Цзинь Лин выгибает бровь. — Как насчёт выяснить это? Он пытается схватить Цзян Чэна, который стремительно от него ускользает. — Не ванна, гэгэ, только не ванна! — А ну вернись сюда! Они нарезают добрых шесть кругов по комнате Цзян Чэна, прежде чем Цзинь Лин успевает поймать извивающегося ребёнка. Противостояние не заканчивается по-настоящему, пока Цзинь Лин не плюхает его в ванну, намочив в процессе переднюю часть своих собственных одежд. Боги, если он был так же ужасен с Цзян Чэном, когда ему было пять, то он сильно задолжал своему дяде. — Не плескаться, — ругается Цзинь Лин, закатывая рукава, чтобы вымыть Цзян Чэну волосы. Раздевать его было… что ж… Есть вещи, на которых Цзинь Лину лучше бы не зацикливаться. Небольшое облегчение в том, что пальцы Цзинь Лина, массирующие голову Цзян Чэна, похоже, действуют на него как выключатель. Он практически спит в ванне, положив голову на бортик. Цзинь Лин вытаскивает его из воды и насухо вытирает полотенцем, выжимая длинные пряди волос. «Сиди», — велит он, пододвигая стул. Цзян Чэн сонно моргает, сидя на стуле, пока Цзинь Лин расчёсывает его волосы. Странное ощущение. Цзинь Лин никогда не расчёсывал ничьих волос, кроме своих собственных, и Цзян Чэн — единственный человек, кто расчёсывал их для него. Всё, что когда-либо было сделано для Цзинь Лина в детстве, было сделано Цзян Чэном. К тому моменту, как Цзинь Лин одевает Цзян Чэна в ночную сорочку и находит сухую для себя, ужин уже ждёт их. Он более чем доволен тем, что Цзян Чэн жадничает, набивая щёки и пытаясь стащить кусочки с его тарелки. Цзинь Лин аккуратно отстраняет его палочки: «Ешь свои овощи». — Ты говоришь совсем как а-цзе, — жалуется Цзян Чэн, но послушно ест. После ужина Цзинь Лин достаёт игру, которую они заканчивают уже на середине, когда Цзян Чэн начинает клевать носом. Он моргает слишком медленно, и его милое лицо вытягивается из-за крошечных зевков. Цзинь Лин вздыхает с облегчением: «Пора спать». Неожиданно, он не сопротивляется. Цзян Чэн забирается в кровать и устраивается на подушках, снова зевая. — Спокойной ночи, — говорит Цзинь Лин. Он делает всего три шага к двери, когда что-то врезается ему в ноги. Цзян Чэн цепляется за них, уткнувшись лицом в его икры сзади: «Уходить не разрешено». — Кто ты, чтобы командовать мной? — усмехается Цзинь Лин. — Пора спать. Он пытается высвободиться, но это заставляет Цзян Чэна лишь сильнее цепляться за него: «Не уходи». Его тон — что-то среднее между сердитым и жалобным — заставляет Цзинь Лина остановиться. Он оборачивается к Цзян Чэну, который хмурится настолько сильно, что это почти скрывает печаль в его глазах. — Тебе нельзя уходить, — говорит Цзян Чэн, будто пытаясь скрыть, насколько уязвимо он звучит. Был ли он таким в свои пять лет, или эта боязнь быть уязвимым — из его взрослой личности? — Кто сказал? — подыгрывает ему Цзинь Лин, хотя решение уже принято. — Я, — получает он раздражённый ответ. — Только если попросишь вежливо, — говорит Цзинь Лин, потому что это единственный раз, когда он может отругать дядю и не быть обруганным в ответ. Цзян Чэн выглядит так, словно съел лимон, но выговаривает: «Пожалуйста», — как воспитанный молодой господин. Цзинь Лин не может поверить, что по собственной воле уступает пятилетке. Он подхватывает Цзян Чэна и усаживает его на кровать, прежде чем сесть на край и начать разуваться. Лежать в кровати Цзян Чэна… странно. Что ещё страннее — ребёнок лежит слишком близко к нему. Цзинь Лину тесновато, но спорить с Цзян Чэном означает отсрочить сон, а он и так измотан. — Спокойной ночи, гэгэ, — бормочет Цзян Чэн, сворачиваясь калачиком возле Цзинь Лина и быстро засыпая. Цзинь Лин обнимает его, потому что иначе задеревенеет за считанные минуты. Это не потому, что Цзян Чэн явно надеялся, что его обнимут. Приходится долго пялиться в потолок, чтобы не поддаться панике, прежде чем Цзинь Лин засыпает. Быть может, когда он проснётся, всё это окажется сном.***
Цзинь Лин просыпается от звуков плача и слёз, пропитывающих его нижние одежды на плече. Его парализует на мгновение, пока он не осознаёт, где спит. Цзян Чэн плачет? Сев, Цзинь Лин неловко прижимает ребёнка к своей груди. «Тшшш», — он гладит Цзян Чэна по макушке, как раньше делал его дядя, когда он плакал. Цзян Чэн вздрагивает и всхлипывает — ужасный звук, который почти разрывает Цзинь Лину сердце. — А-цзе, — бормочет он, почти неразборчиво. — А-цзе, нет. О нет. Он вроде бы знал, что у Цзян Чэна бывают кошмары, но поднимать эту тему было нельзя. Цзинь Лин знает наиболее уязвимые стороны Цзян Чэна, но кошмары — это слишком личное для того, чтобы делиться ими, даже с ним. — Всё в порядке, — бормочет Цзинь Лин, раскачиваясь взад-вперёд, пока тот размазывает сопли по его ключице. — Всё хорошо, а-Чэн. Обращаться к дяде столь неформально — странно, но ощущается правильным в данный момент. Руки Цзян Чэна вокруг его талии сжимаются достаточно сильно, чтобы причинить дискомфорт. Цзинь Лин сжимает его в ответ, одну руку запустив в волосы, а другой поглаживая по спине круговыми движениями. В конце концов, всхлипы переходят в сопение, хотя хватка не ослабевает. Вспоминает ли Цзян Чэн людей, которых потерял, или он, будучи просто ребёнком, плачет из-за огромного количества эмоций, которые испытывает и не может понять? Боль в висках нарастает, и Цзинь Лин так устал, что едва может держать глаза открытыми, но не засыпает, пока дыхание Цзян Чэна не выравнивается и он не засыпает у него на груди.***
Стук в дверь вырывает Цзинь Лина из беспокойного сна. — Глава клана? Ханьгуан-цзюнь и адепты ордена Лань прибыли. Цзинь Лин тяжело вздыхает. Цзян Чэн всё ещё мёрзнет, поэтому он поднимает ребёнка со своей груди и укутывает его перед тем, как одеться. По крайней мере один из них заслуживает сна. Вэй Усянь и остальные ждут во дворе. Его проблемный дядя виснет на Лань Ванцзи, выглядя таким же усталым, как и сам Цзинь Лин. Должно быть, он встал гораздо раньше обычного, чтобы быть здесь в такой час. Это даже немного трогательно, что Вэй Усянь спешил сюда по его просьбе. — Вау, Цзинь Лин, ужасно выглядишь, — говорит Лань Цзинъи, получая тычок локтём под рёбра от Лань Сычжуя. — Заткнись, — огрызается Цзинь Лин, несмотря на недостаток сил, чтобы вступить в серьёзную перепалку. Сдерживая зевок, Вэй Усянь косится на Цзинь Лина: «Итак, дорогой племянник, что это была за срочность, что ты попросил Сычжуя привести нас вместо того, чтобы самому меня попросить?» — Это дядя… — то, как он говорит об этом, заставляет Вэй Усяня заметно напрячься. — Что с ним? Он в порядке? Рука Лань Ванцзи обхватывает Вэй Усяня за талию, и это настолько приторно, что Цзинь Лина начинает подташнивать. Он мечется и нервничает из-за необходимости признать, что каким-то образом заставил своего дядю превратиться в ребёнка. — Лучше, если я просто… покажу вам. Эти двое просто идиоты, если не видят, насколько сильно они заботятся друг о друге. Вэй Усянь очевидно переживает за Цзян Чэна, и Цзинь Лин знает, что Цзян Чэн тоже переживает за Вэй Усяня. — Цзинь Лин, — Вэй Усянь звучит так, словно собирается задать ещё тысячу вопросов, но его прерывает ребёнок, пытающийся схватить Цзинь Лина за ноги. Цзинь Лин морщится. Очевидно, оставлять Цзян Чэна спать одного было не лучшей идеей. — Гэгэ, — бурчит Цзян Чэн ему в ноги. — О боже, — говорит Лань Цзинъи, — кто разрешил Цзинь Лину завести ребёнка? Цзинь Лин бы убил его, но неодобрительного взгляда, которым Лань Ванцзи одаривает Лань Цзинъи, более чем достаточно. Вэй Усянь пялится с открытым ртом. В том, что он узнаёт Цзян Чэна в таком виде, есть смысл. В конце концов, они всё детство провели вместе. — Цзинь Лин… почему мой брат — маленький ребёнок? Цзинь Лин беспомощно пожимает плечами, поднимая Цзян Чэна и усаживая к себе на бедро, потому что ребёнок не перестаёт тянуть его за подол одежд. — Мы были на ночной охоте и разделились, я не уверен, что произошло, — Цзинь Лин хмурится, глядя на Цзян Чэна. Вэй Усянь наклоняется ближе, чтобы получше разглядеть Цзян Чэна, и впервые отвлекает его внимание от Цзинь Лина. — Вэй… — говорит Цзян Чэн, на его лице появляется проблеск узнавания. — Сянь-гэгэ, — поправляет его Вэй Усянь. — Зови меня Сянь-гэгэ. Бесстыдник. Коим он и является. — Сянь-гэгэ, — повторяет Цзян Чэн неохотно. — Боже, я и забыл, какой он милашка, когда не хмурится, — смеётся Вэй Усянь. Лань Ванцзи отстраняется, словно почувствовав неприязнь Цзян Чэна ещё до того, как ребёнок одаривает его весьма знакомым взглядом. Цзинь Лин не понимает, почему эти двое так сильно ненавидят друг друга, если только это не связано с Вэй Усянем. Опять же, как и большинство вещей. — А его ты можешь звать Ханьгуан-цзюнь, — говорит Вэй Усянь, несмотря на то, что догадывается, что Цзян Чэн едва ли вообще собирается говорить с Лань Ванцзи. Лань Ванцзи выше того, чтобы недолюбливать ребёнка, но всё равно отказывается общаться. — Вэй Ин, — Лань Ванцзи трогает Вэй Усяня за локоть, — я займусь расследованием. Парочка обменивается взглядами, безмолвно общаясь в своей чудаковатой манере. — Хорошо, Лань Чжань, — мурлычет Вэй Усянь. — Возьмёшь Цзинъи с собой? — Эй, почему я? Не могу я остаться? — жалуется Лань Цзинъи. — Мгм, — соглашается с Вэй Усянем Лань Ванцзи и уходит, элегантно взмахнув подолом ханьфу. Лань Цзинъи следует за ним, подавленный, хотя знает, что с Лань Ванцзи лучше не спорить. Цзинь Лин пересаживает Цзян Чэна к себе на бедро и старательно скрывает вздох облегчения. Прямо сейчас у него нет никаких моральных сил иметь дело с Лань Цзинъи. Лань Сычжуй, по крайней мере, весьма спокойный и уравновешивает Вэй Усяня. — Могу я его подержать? — спрашивает Вэй Усянь. — Я хочу проверить его духовную энергию. Цзинь Лин знает, что лучше не отдавать Цзян Чэна вот так просто: «А-Чэн, можно Сянь-гэгэ тебя подержит?» Цзян Чэн прячет лицо в шее Цзинь Лина, пока думает об этом: «А гэгэ останется?» — Я буду прямо тут, — обещает Цзинь Лин. — Ладно, — соглашается Цзян Чэн, и Цзинь Лин передаёт его Вэй Усяню, который обращается с ним явно со знанием дела. — Такой милый, — вздыхает Вэй Усянь. — Не такой милый, каким был Сычжуй, но почти. Лань Сычжуй улыбается: «Господин Вэй предвзят». — А вот и нет, — фыркает Вэй Усянь. — Вообще-то, Сычжуй, не мог бы ты принести мне парочку вещей из библиотеки? Хочу кое-что проверить. Лань Сычжуй отправляется в библиотеку Пристани Лотоса, оставляя их втроём. Вэй Усянь держит запястье Цзян Чэна двумя пальцами — тихий, пока проверяет его меридианы. — Ты не видел, с чем он сражался? — обращается он к Цзинь Лину. Цзинь Лин трясёт головой: «Мы разделились, чтобы выследить его». — Хммм, — Вэй Усянь задумчиво поправляет одежду Цзян Чэна. — Кажется, с ним всё в полном порядке. Цзян Чэн корчит рожицу, оборачиваясь к Цзинь Лину. — Думаю, ему нужен ты, — говорит Вэй Усянь восхищённо. — Я удивлён, что он позволил мне держать себя так долго. — Но почему ему нужен я? — спрашивает Цзинь Лин, когда Цзян Чэн возвращается к нему. — Я даже не думаю, что он меня узнаёт. Он достаточно взрослый, чтобы стоять самостоятельно, но вместо этого цепляется за Цзинь Лина или требует, чтобы кто-то держал его на руках при первой возможности. Цзинь Лин никогда не думал, что его дядя может быть таким приставучим. — Думаю, подсознательно он узнаёт. Он любит тебя, — улыбка Вэй Усяня задумчивая. — Ты единственный человек на свете, которого он любит и которому доверяет, несмотря ни на что. Цзинь Лин смотрит на ребёнка, прижатого к его плечу. «Тебя он тоже любит», — не соглашается он, бросая ответный взгляд на Вэй Усяня. Вэй Усянь смеётся самоуничижительно: «Может быть. У нас всё налаживается, но его чувства ко мне всё ещё сложные». — Вы оба идиоты, — заявляет Цзинь Лин категорично. — Прощение — не такая уж и простая штука, дорогой племянник. Не со всеми этими потерями между нами. — Идиоты, — повторяет Цзинь Лин. — Идиоты, — вмешивается Цзян Чэн, показывая Вэй Усяню язык. — Цзинь Лин, ты учишь его ужасным вещам! — вздыхает Вэй Усянь. Цзян Чэн выглядит исключительно довольным собой: «Гэгэ?» — Да? — Мы можем поиграть? — Ох, — Цзинь Лин колеблется. — Идите постреляйте воздушных змеев. Он может хотя бы посмотреть, — предлагает Вэй Усянь. — Я не присоединюсь, потому что ты расстроишься из-за того, как мастерски я тебя обыграю. — Заткнись, — отвечает ему Цзинь Лин. — Стрелять по воздушным змеям? — лицо Цзян Чэна светлеет. Цзинь Лин и Вэй Усянь оба замирают. В уголках глаз собрались крошечные морщинки, улыбка сверкает, словно солнце, на разрумянившихся щеках. — О, Цзян Чэн. Я бы хотел, чтобы ты был таким счастливым всегда, — шепчет Вэй Усянь так тихо, что Цзинь Лин едва слышит. Трагично. Их семья чертовски трагичная. Цзинь Лин отчаянно желает, чтобы все они были просто счастливы, потому что, если кто и заслуживает счастья, то это Цзян Чэн. — Я найду Сычжуя и посмотрю, что удастся выяснить, — Вэй Усянь скрывает свою мимолётную печаль за фальшивой улыбкой. — Да, как угодно. Цзинь Лин опускает Цзян Чэна на землю, когда Вэй Усянь уходит: «Ты можешь держаться за мою руку, но должен идти сам. Я не смогу натянуть тетиву, если мои руки устанут». Цзян Чэн дует губы, яростно хватаясь за руку Цзинь Лина. Что ж, ещё один день в качестве няньки. Он бы не сказал, что это так уж плохо. Цзинь Лину всегда нравилось стрелять по воздушным змеям вместе с дядей.***
— Клянусь, вы, ребята, неудачники, — смеётся Вэй Усянь за ужином. Лань Ванцзи вернулся ближе к вечеру, с новостями о том, что удалось узнать, пока они с Цзинъи проводили расследование. — Как вы наткнулись на столь редкое существо во время обычной ночной охоты на низкоуровневую нечисть? Я не понимаю. — Ты сражался и убил Черепаху-Губительницу, так что я не желаю ничего слышать, — фыркает Цзинь Лин. — А-Чэн, ешь как следует. Цзян Чэн, который лепил странные фигурки из риса при помощи палочек, хмурится, пойманный за своим занятием. Лань Цзинъи хихикает в свою тарелку: «Ты звучишь совсем как глава Цзян. Уверен, что вы не поменялись местами?» Цзинь Лин так устал быть взрослым. Он бросает кусочек курицы, и тот попадает точно Цзинъи по носу. — Ах ты! — взвизгивает Лань Цзинъи. — Госпожа Цзинь, тебе что, тоже пять? Лань Сычжуй сжимает пальцами виски. — Дети, — Вэй Усянь прерывает его раздражающее нытьё, — вам не хочется узнать, что случилось с Цзян Чэном? Лицо Лань Ванцзи выглядит так, словно если они не заткнутся сами, то он наложит на них заклинание молчания. — Отлично, расскажите нам, — ворчит Цзинь Лин. — День в прошлом, день в настоящем и день в будущем. Три дня, чтобы открыть своё сердце, — произносит Вэй Усянь пафосно. — Это условия для тех, кто сталкивается с Белым Тигром. — Что? — Белый Тигр? — Лань Сычжуй выглядит задумчивым. — Выходит, он столкнулся с высшим существом, а не с обычным монстром. — Верно! — восторженно говорит Вэй Усянь. — Таким образом, это не столько проклятье, сколько возможность для него всё переосмыслить. А к концу третьего дня он вернётся в норму. У Цзинь Лина трещит голова: «Это что, какой-то урок задним числом?» Вэй Усянь пожимает плечами: «Откуда мне знать? Высшие существа — загадка, всё, что у нас есть, это лишь легенды». — Мгм, — естественно, соглашается с ним Лань Ванцзи. — То есть он будет таким ещё один день? — Ага! Цзинь Лин вот-вот заплачет. Заботиться об эмоционально нестабильном малыше так утомительно. А уж когда этот эмоционально нестабильный малыш — твой единственный живой родственник и человек, вырастивший тебя, что ж… Цзинь Лин точно заплачет. — Ты отлично справляешься, Цзинь Лин, — уверяет его Лань Сычжуй. — Мы можем помочь, если хочешь. — Не знаю, захочет ли он остаться с кем-то из вас, — Цзинь Лин в отчаянии. — Скорее всего, нет, — соглашается Вэй Усянь. Цзинь Лин со стоном бьётся головой о стол — по-настоящему ужасные манеры за трапезой — достаточно сильно, чтобы Цзян Чэн забеспокоился. Должно быть, он выглядит жалко, потому что даже Лань Цзинъи затыкается и похлопывает его по плечу. — Однако, — говорит Вэй Усянь, и Цзинь Лин тут же оживляется, — думаю, я смогу занять его на достаточно долгое время, чтобы у тебя появилось несколько минут для себя. Цзинь Лина не уязвляет мольба в этот момент: «Пожалуйста?» — Доверь своему дяде приглядеть за… другим твоим дядей, — Вэй Усянь усмехается. — Уже почти время отхода ко сну, так что как насчёт завтрашнего утра? Я приду и заберу его. Это не будет настоящим перерывом, потому что Цзинь Лину как главе клана нужно наверстать множество отложенных дел, но он возьмёт от этого максимум. — Не опаздывай. — Ты серьёзно грубишь господину Вэю, пока он пытается помочь? — похоже, Лань Цзинъи совсем не умеет держать язык за зубами. Взгляд Цзинь Лина острый, как лезвие. — Ах, это язык любви в моей семье, Лань Цзинъи, просто не обращай внимания, — говорит Вэй Усянь беззаботно. — Он унаследовал от Цзян Чэна неспособность внешне выражать никакие другие эмоции, кроме гнева, но мы работаем над этим. — Я тебе ноги переломаю, — угрожает Цзинь Лин. — Да-да, — Вэй Усянь машет на него своими палочками для еды. — Лань Чжань, тебе стоит поиграть на гуцине сегодня ночью, это может помочь всем лучше уснуть. — Мгм, — кивает Лань Ванцзи. Цзинь Лин бы подрался с ним, но он слишком устал, чтобы даже думать об этом. Цзян Чэн подозрительно тихий. Когда Цзинь Лин оглядывается на него, тот практически спит в своей тарелке. Что ж, пора спать.***
После ещё одной почти бессонной ночи Цзинь Лин более чем готов вручить Цзян Чэна Вэй Усяню. — Гэгэ? — большие глаза Цзян Чэна смотрят на него, когда Вэй Усянь берёт его за руку. — Гэгэ нужно поработать, я встречусь с вами позже, — объясняет Цзинь Лин. Вэй Усянь знает Пристань Лотоса как свои пять пальцев — даже перестроенной — и обещает взять Цзян Чэна на рынок. Цзинь Лин лишь хотел бы не чувствовать себя, словно плохой родитель, за то, что оставил Цзян Чэна с утра. Цзян Чэн смотрит на него большими и грустными щенячьими глазами, что ужасно несправедливо. — О, а-Чэн, эти бессовестные глаза, — хихикает Вэй Усянь. Цзян Чэн сразу же хмурится и строит брату рожицу. Цзинь Лин подавляет в себе желание взъерошить волосы Цзян Чэна: «Я ухожу». — Пока-пока, Цзинь Лин! — ухмыляется Вэй Усянь. — Повеселись со своими бумажками. Самодовольный ублюдок. Утро затягивается. Цзинь Лин позволил слишком большому количеству документации накопиться, пока присматривал за маленьким Цзян Чэном. В его защиту, это очень сложно — заниматься бумагами и присматривать за малышом одновременно. На нескольких важных документах вчера появились каракули, стоило ему немного отвлечься. Ему действительно следует купить Цзян Чэну кувшин вина в благодарность, когда всё это закончится. Солнце уже стоит высоко, когда он, наконец, сдаётся и идёт на рынок. Лань Сычжуй и Лань Цзинъи ему не встречаются — видимо, охотятся вместе с Лань Ванцзи, который избегает Цзян Чэна — так что он продолжает свой путь один. Их не так уж и трудно найти. — А-Чэн! Прогони её! — вопит Вэй Усянь. Цзян Чэн трясёт лапу Феи, выглядя совершенно не обеспокоенным, но Цзинь Лин замечает, что он встал между собакой и Вэй Усянем. — Фея хорошая собака, она не кусается, — говорит Цзян Чэн Вэй Усяню, нежно ероша уши Феи. — Где Лань Чжань, когда он так нужен, — всхлипывает Вэй Усянь. — Прогони Фею, Цзян Чэн. — Я не дам ей навредить тебе, — Цзян Чэн фыркает раздражённо и поразительно искренне. — Фея, к ноге, — командует Цзинь Лин. Фея трусит в его сторону, поднимая голову для ласки. «Ты даже мне не даёшь лапу, предательница», — говорит ей Цзинь Лин. Высунув язык наружу, Фея состраивает собачью улыбку, насколько может. — Ладно, иди, — говорит он ей. Она смотрит так, словно он её предал, и идёт назад к Цзян Чэну, чтобы облизать его лицо, прежде чем исчезнуть в толпе. Вэй Усянь вздыхает с облегчением. Цзян Чэн выглядит крайне осуждающе, но всё равно успокаивающе гладит Вэй Усяня по ноге. — Цзинь Лин, твоя собака меня убивает, — жалуется Вэй Усянь. — Ты знаешь, что она не кусается, — Цзинь Лин закатывает глаза. — Думаю, ей просто нравится дразнить тебя. — Чудовищно, — заявляет Вэй Усянь категорично. — Гэгэ! — Цзян Чэн подпрыгивает, чтобы обнять ноги Цзинь Лина. — Сянь-гэгэ не разозлил тебя? — Эй! — протестует Вэй Усянь. Цзян Чэн морщит нос: «Всего несколько раз». Вэй Усянь драматично пошатывается: «А-Чэн, как ты мог?» Цзинь Лин не может скрыть ухмылку: «Отличная работа, а-Чэн». Цзян Чэн замирает с широко раскрытыми глазами. — Ты сломал его, Цзинь Лин, — шипит Вэй Усянь. — Я хорошо постарался, гэгэ? — неуверенно спрашивает Цзян Чэн. Вэй Усянь пытается общаться при помощи мимики, но Цзинь Лин не Лань Ванцзи, и он не говорит глупостей. — Да, ты отлично постарался, — Цзинь Лин поднимает его на руки, мысленно благодаря Цзян Чэна за все мучительные тренировки верхней части тела, которые тот заставил его вынести. Лицо Цзян Чэна становится нелепо красного оттенка, и он прячет его в шее Цзинь Лина. Цзинь Лин инстинктивно подхватывает его. Выражение лица Вэй Усяня неописуемо. — Что? — спрашивает Цзинь Лин с опущенной головой. — Ай-яй, Цзинь Лин. Ничего, — улыбается Вэй Усянь. — Цзян Чэну повезло, что у него есть ты. Цзинь Лин поправляет пучок на голове Цзян Чэна, съехавший из-за выходок Вэй Усяня. «Мне повезло, что он есть у меня», — не соглашается он. — Моя страдающая эмоциональным запором семья, что же мне с вами делать, — Вэй Усянь качает головой. — Оставить нас в покое? — Без шансов, Цзинь Лин, без шансов. — Стоило попытаться, — сетует Цзинь Лин, и Цзян Чэн хихикает. — Давайте перехватим чего-нибудь перекусить, а потом вернёмся назад. Я скучаю по своему Лань Чжаню. — Отвратительно. Вэй Усянь показывает язык: «Цзинъи прав, ты в точности как он*».(*подразумевается Цзян Чэн)
— Возьми свои слова назад! — Ни за что! — смеётся Вэй Усянь, несясь бегом вниз по улице. Цзинь Лину, с ношей в виде ребёнка, не угнаться за ним: «А-Чэн, мы потом его поймаем». — Ммн! — соглашается Цзян Чэн, цепляясь за шею Цзинь Лина. — Ещё как поймаем! Заботиться о маленьком Цзян Чэне — выматывающе, но Цзинь Лин любит эти моменты. У Цзян Чэна всё ещё бывают приступы его взрослой тоски, но в целом он милый ребёнок. — Эй, а-Чэн? — зовёт Цзин Лин, сглатывая. — Гэгэ? — щебечет ему в ухо мягкий голос. — Я люблю тебя, а-Чэн. Очень. Руки Цзян Чэна сжимают его шею в нежном объятии: «Я тоже люблю гэгэ». Цзинь Лин яростно моргает. Если его глаза будут на мокром месте, когда он вернётся, Лань Цзинъи житья ему не даст.***
— Что ты делаешь в моих покоях? — сонно рычит Цзян Чэн. Солнце только встало, и место Цзинь Лина на полу не так удобно, как было бы снова спать на кровати Цзян Чэна. Но, зная, что его дядя проснётся самим собой этим утром, он подумал, что будет лучше соскользнуть на пол, как только ребёнок уснёт. Он измотан, эмоционально выжат, и это оправдание тому, что он делает дальше. Цзинь Лин бросается на дядю, чуть не сбив его с ног, обнимая. Руки, обнимающие его в ответ, ощущаются как дом. — Спасибо, дядя. — Боже, Цзинь Лин, — ворчит Цзян Чэн, в его тоне подозрение. — За что? Ах, Цзинь Лин точно плачет. Он пытается скрыть это, стирая слёзы рукавом, но Цзян Чэн знает его слишком хорошо, чтобы его можно было этим обмануть. — За всё? — бормочет он. «Всё» звучит отлично. Сердитое лицо Цзян Чэна становится недоумённым. Он поднимает руку, чтобы потянуть Цзинь Лина за кончик хвоста. — Хватит плакать, — ругает он ласково. Цзинь Лин вызывающе фыркает: «Кто тут плачет?» — Последние три дня, — начинает Цзян Чэн, а затем замолкает, нахмурившись, — мне снилось, будто я был ребёнком? — Ха, — взгляд Цзинь Лина скользит в сторону. — Это не сон. — Я был пятилетним целых три грёбаных дня? — Цзян Чэн выглядит так, словно разделяет с Цзинь Лином его головную боль. — Эм, ага. Цзян Чэн убирает волосы с лица, всё ещё сонный: «И ничего не сгорело?» — Я способный глава клана, — возмущается Цзинь Лин. — Ты — да, — соглашается Цзян Чэн после паузы. — Но если я был ребёнком, кто-? — Я, — Цзинь Лин не знает, почему он так нервничает, признаваясь в этом. — Вэй Усянь приехал, чтобы помочь выяснить, что с тобой случилось, но большую часть времени ты был со мной. Вэй Усянь всё ещё здесь, ждёт, чтобы убедиться, что Цзян Чэн вернулся в нормальное состояние, как и было предсказано. Он, скорее всего, будет спать до обеда — Цзинь Лин ему в этом завидует. Как только у него появится время, он отправится спать на следующие три дня. — А-Лин, — хмурый взгляд Цзян Чэна возвращается. — Я не уклонялся от своих клановых обязанностей, — защищается Цзинь Лин. — По крайней мере… не слишком сильно. — А-Лин, — снова зовёт Цзян Чэн, его тон заставляет Цзинь Лина остановиться. Он уязвимый и усталый, такой же, как когда Цзян Чэн, как обычно, прикрывается гневом. Он смотрит на Цзинь Лина, и Цзинь Лин смотрит на него в ответ, желая знать, что Цзян Чэн хочет от него. — Спасибо, — наконец, выходит у Цзян Чэна горячо, едва ли не задушено, — за заботу обо мне. Я помню лишь отрывки, но… От беспокойства он темнеет, словно туча. Цзинь Лин садится прямо и пытается вести себя непринуждённо. — Это не такое уж и большое дело, ты заботился обо мне всё это время. Не могу представить, чтобы это было легко, малыши — та ещё заноза в заднице, — Цзинь Лин морщится. — Ты был чёртовой занозой, — соглашается Цзян Чэн. — Особенно когда не хотел расчёсывать волосы. Цзинь Лин застенчиво пробегается пальцами по своему ухоженному хвосту, распутывая узлы, которые образовались, пока он спал. — Дядя, — решается он, потому что это и так слишком долго замалчивалось. — Ты… Ты думаешь, что сможешь снова быть счастлив? Это опасный вопрос — тот, что может доставить ему серьёзные неприятности. Но после всех увиденных улыбок на лице пятилетнего Цзян Чэна за последние три дня, он должен знать. Цзян Чэн приходит в ярость на мгновение, но она быстро превращается в смирение. Это стало происходить всё чаще и чаще с тех пор, как Вэй Усянь воскрес из мёртвых, как если бы часть Цзян Чэна, наконец, начала исцеляться. — Я… да, — Цзян Чэн проделывает взглядом дыру в покрывале на своей кровати. — Ты делаешь меня счастливым, а-Лин. Цзинь Лин снова начинает плакать. — Паршивец- — Я люблю тебя, — Цзинь Лин рыдает. Он говорит это реже, чем следовало бы — будучи бунтарём в свои юные годы. — Я тоже тебя люблю, а-Лин. Может быть, думает Цзинь Лин. Может быть, в конце концов, они найдут свой путь к счастью.***
— Этот ублюдок всё ещё в Пристани Лотоса? Цзинь Лин просто показывает, где Вэй Усянь прогуливается по двору вместе с Лань Ванцзи. — Ай-яй, Цзян Чэн. Больше не сосёшь свой большой палец? — Я, блядь, убью тебя. — И это благодарность, которую я получаю за то, что бросился сюда тебе на помощь? Где твои манеры? — Вэй Усянь показывает язык. Цзинь Лин начинает отсчёт до десяти в своей голове. Цзян Чэн бросается вперёд, чтобы схватить Вэй Усяня за шею, ругаясь, когда тот вырывается и бросается бежать. — Вернись, чёрт возьми, обратно! — Поймай меня, если сможешь, тормоз! — ВЭЙ УСЯНЬ! Цзинь Лин возвращается к своей кровати. Они разберутся. Наверное. Он заслуживает немного вздремнуть.