Мефистофель

      Осень в Британии выдалась непогожая в этом году; туман ежедневно окутывал города и окрестности, создавая особо мрачную атмосферу. Буйство красок, которое присуще этому времени года, и вовсе не наблюдалось. За окном идёт дождь — мелкий и назойливый, стучащий по мокрому камню снаружи. Дориан Грей сидит в темно-зелёном кресле напротив небольшого окна, скуривая третью папиросу, набитую каирским табаком, подряд. В зале тепло и уютно: повсюду горят свечи, только что зажженные дворецким, который даже не успел покинуть комнату.  Время близится к вечеру.    — Роберт, лорд Генри не сообщал тебе, к которому часу будет? — спокойный голос доносится из кресла, в то время как лакей зажигает последние свечи.    — Нет, сэр. Я не уведомлен о графике лорда Генри, — услужливо отвечает лакей, предварительно отвлекаясь от дела и ожидая распоряжений хозяина.    — Что ж, жаль, — задумчиво произносит Дориан, приложив к губам ребро указательного пальца. — На сегодня ты свободен, ступай.   Грей не отрывал безучастного взгляда от многочисленных капель, хаотично стекающих с наружной стороны стекла. Он поднёс папиросу к губам, затягиваясь в последний раз, после чего потушил ее.  Неосведомленность о графике лорда Генри отнюдь не была чем-то обыденным для Дориана Грея — Гарри часто посвящал юношу в свои планы. Более того, их планы почти всегда были совместными, включая приёмы, обеды, походы в оперу и путь домой. Уже несколько недель мужчины вместе снимали виллу, находящуюся на окраинах Лондона, решив отдохнуть от будничных забот и светских мероприятий, о чем лорд Генри, исходя из происходящего, запамятовал. Дориан не мог оставаться равнодушным к подобным выходкам Уоттона, потому испытывал неприятное чувство раздражения и некой обиды. Стоило небу принять темно-серый, почти чёрный оттенок, за закрытыми дверьми зала послышались шаги и знакомый мужской голос.   — Обед у леди Нарборо затянулся. О, Дориан, прошу меня простить! — в привычной для себя манере, чуть импульсивной, но уже такой обыденной, произносит лорд Генри, только что вошедший в помещение. Его темные волосы поблескивают от влаги, а по виску стекает дождевая капля. Одежда сухая, так как пальто мужчина оставил при входе.    — Вы ездили в Лондон? — холодно спрашивает Дориан, неохотно поднимаясь из кресла.    — Срочное дело, пришлось поехать в клуб. Разве ты не получил письмо, мой милый? Может, лакей забыл передать? — рассуждал он. — Этот Роберт — мутный тип! Тебе стоит задуматься о его дальнейшей службе.    — Вы как всегда правы, Гарри, — его лицо больше не выражало равнодушия — Дориан усмехнулся. — Однако сейчас меня заботит отнюдь не лакей и даже не таинственное исчезновение вашего письма.    Уоттон в это время незначительно сократил расстояние между ними, пронзая Дориана взглядом полным любопытства. Он опустил глаза на стол, где лежали папиросы его юного товарища. В следующую же минуту Гарри выдыхал небольшой клубок дыма.    — Сегодняшний день я провёл в размышлениях. И знаете, какое чувство преследовало меня весь день? Вероятно, это чувство можно отнести к разновидностям обыкновенного человеческого страха — беспокойство, — сказал Дориан Грей.    На лице Гарри появилась непроизвольная улыбка, он молчал.    Генри Уоттон был не просто важным человеком для Дориана, он был «первым» в его жизни. Возможно, именно из-за лорда Генри Грей никогда не сможет действительно полюбить. Будет ли сам любим? Бесспорно. А может и не любовь это вовсе, а всего лишь одержимость и желание? Неизвестно. Грей держался за Гарри, как за человека, который прошёл с ним почти через все. Как за человека, который помог раскрыть себя и встать на нужный путь. На нужный ли? — Вы заставили меня испытывать это неприятное… отвратительное чувство! — импульсивность в тоне юноши нарастает, а голос становится тише.     Дориан делает большой шаг в сторону лорда, ловкими движениями тонких пальцев перехватывает папиросу, которую лорд Генри успел выкурить лишь наполовину. Гарри в явном недоумении не успевает среагировать, в следующее же мгновение чувствуя неслабый толчок в грудь, который приземляет его прямо на кресло. Грей подносит к губам украденную папиросу, сопровождая действие наглым оскалом, делает затяжку и только сейчас опускает взгляд на сидящего… Перед ним, раздвинув ноги по-хозяйски, даже несколько вульгарно, восседает на троне сам Мефистофель: резкие угловатые черты лица, которые сейчас так украшают пугающие тени полумрака; волосы темные, влажные, словно кроваво-переливающиеся при свете свечей, на лице улыбка — сладострастно-жестокая, а глаза чёрные, без единого отголоска к человечности. Они демонические, жаждущие и манящие.   Поддайся искушению, согреши, и тогда уже грех желания не будет довлеть над твоим телом и душой, согреши, дабы очиститься…   Верхние пуговицы белоснежной рубашки Грея летят к чертям, как и окурок, потушенный об стол в спешке. Он медленно опустился на колени перед своим демоном, не позволяя себе… боясь разрывать зрительный контакт. Лорд Генри же, не прекращая усмехаться этой дьявольской улыбкой, переместил руку к длинным волосам юноши, опуская ниже, очерчивая скулу и касаясь губ. Такие нежные, любовные манипуляции лорда быстро переменились грубым рывком Грея на себя, он предварительно стиснул его сорочку в руках. Движение было настолько резким, что Дориан рвано выдохнул и промычал в губы Уоттона, которые сейчас жадно сминали его собственные. Этот поцелуй был собственническим, Дориана целовали по-хозяйски, властно и дерзко, что всегда заводило парня особенно сильно.   Рука лорда постепенно ослабляла хватку, вторая же легла на чужое плечо, надавливая с умеренной силой, что заставило Грея отстраниться от губ и снова опуститься на колени.    Тонкие, бледные пальцы пианиста поддели петлю на брюках Гарри, расстёгивая сначала одну пуговицу, а затем и все остальные застежки. Он поднял взгляд лишь для того, чтобы попросить лорда привстать, без слов, конечно.   Старший мужчина прекрасно понял безмолвную просьбу, горящую сейчас в глазах Дориана, избавляясь наконец от узковатой ткани брюк и оголяя уже достаточно затвердевшее достоинство. Грей сначала обхватил рукой член мужчины, размазывая по нему естественную смазку и придвигаясь уже вплотную к креслу, проводя кончиком языка от основания до уретры. Он медленно погрузил в себя чуть больше половины плоти Гарри, услышав тихий хриплый стон — хороший знак. Рука лорда Генри легла на загривок парня, поднимаясь выше, к волосам, распуская белую ленту, которой были связаны длинные, русые, немного волнистые, волосы. Он собственноручно собрал распавшиеся локоны в кулак, оттянув от себя парня, а затем ослабляя хватку, дав свободу действий Грею.  Дориан тихо промычал, погружая член практически до самого основания, немного отстраняясь, чтобы не спровоцировать рвотный рефлекс, а после снова вбирая плоть, начиная делать ритмичные движения головой.    Лорд Генри ни на мгновение не сводил глаз со своего мальчика, он знал — он овладел им полностью, как и физически, так и морально. Тихое рычание и рука на волосах юноши сжимается сильнее, Гарри прикрывает глаза; бёдра чуть приподнимаются, он делает инстинктивный толчок в рот Грея, когда тот берет в себя плоть до основания, носом утыкаясь в горячую кожу мужчины.    Дориан чувствует своё собственное возбуждение, утыкающееся в твёрдую ткань брюк, однако не предпринимает ни малейшей попытки прикоснуться к себе. Зато лорд Генри это предельно вовремя заприметил.    — Остановись, — звучит требовательный тон Гарри. И Дориан повинуется, медленно выпуская изо рта плоть мужчины, поднимая глаза, в которых виднеется негодование перемешанное с желанием.  Уоттон никак не обосновывает свой приказ, рывком потянув на себя Дориана, заставляя его подняться на ноги вслед за собой. Их губы снова соприкасаются, в этот раз по воле Грея, который буквально таки «выхватил» этот поцелуй у Гарри.   — На сей раз я не буду просить тебя сыграть мне Шопена, милый, — тихо произносит лорд Генри, отстраняясь от губ Дориана.    Весьма интересное заявление, лорд Генри. Особенно то, что Вы толкаете меня к роялю.     В комнате становится невыносимо жарко, когда сильные руки Уоттона прислоняют Грея к массивному чёрному роялю, за которым обычно сидит Дориан Грей и играет Баха, Бетховена или, как было сказано ранее, фаворита лорда Генри — Шопена.  Дориан успел стянуть с партнера сорочку, а сам был ещё полностью одет, что Гарри скоро исправил: брюки тотчас были расстегнуты и спущены, а сорочка лежала возле ножки музыкального инструмента. Мужчины были практически одинакового роста, так что рояль в высоту достигал уровня живота, что позволило Уоттону опустить юношу на лакированную крышку музыкального инструмента. Дориан сдавленно простонал, уперевшись локтями в твёрдую поверхность.    Руки Гарри блуждают по бледной коже, по выступающим косточкам и изгибам, клеймя своими прикосновениями.    Грей неудовлетворённо вильнул задницей, когда старший мужчина отстранился от него и отошёл к небольшой тумбе, в легкой спешке вынув оттуда небольшой флакон с прозрачной жидкостью, которая немного отдавала желтизной. Такого рода эликсир был развлечением исключительно для имущих, так как стоил приличных денег, которых лорд Генри никогда не жалел на своего мальчика.    Через несколько секунд, длившихся вечность, по ощущениям Грея, смоченные жидкостью пальцы лорда скользят по промежности юноши. Дориан невыносимо соскучился по своему соблазнителю.    — Гарри… прошу… — срывается с уст Дориана, который лишь шире расставляет ноги.   — Чего ты хочешь, мой милый? — голос Уоттона звучит обманчиво мягко.    — Возьми меня, ммм… — юноша срывается на стон, так как сразу два пальца надавливают на кольцо мышц, проникая внутрь него. Гарри отвёл мизерное количество времени для привыкания, начиная проворно двигать пальцами внутри тугого ануса, второй рукой водя по собственному члену.    Гарри трахает Дориана пальцами до того момента, как юноша сам начинает подаваться назад, насаживаясь и прося большего, кусая свои губы до крови.    Пальцы выскальзывают с пошлым хлюпом, сопровождающимся звонким шлепком. Лорд Генри шумно выдыхает, он прислоняется горячей плотью к заднице юноши, наклоняясь к нему за поцелуем. Он выходит нетерпеливым и робким. Руки Гарри властно сдавливает худые бёдра Дориана, на следующий день там явно останутся синяки, однако мужчину это абсолютно не заботило. Он входит в юношу одним резким движением, срывая с его губ крик.    — Черт… — негромко ругается Грей и сжимает руки в кулаки. Гарри выжидает некоторое время, дав юноше привыкнуть к ощущениям. Затем он выходит почти полностью, повторяя грубую фрикцию с новой силой, в этот раз не так резко. Дориан стонет от боли, смешанной с наслаждением. Щека Грея достаточно быстро соприкасается с холодной крышкой рояля, волосы закрывают ему глаза и неприятно липнут к лицу, а руки инстинктивно ищут за что бы зацепиться.    Гарри набирает внушительный темп, рвано дыша и постанывая от захватывающих его ощущений. Руки находятся на бёдрах Дориана ровно до того момента, как парень ложится на рояль — движений он не прекращает, одной рукой обхвативши хрупкое стонущее тело, властно поднимая Грея к себе за шею.    — Ты совершенство, Дориан, — шепчет Генри юноше, который вплотную прижался к чужому телу. — Я хочу видеть тебя полностью, — взгляд лорда жадно бегает по профилю лица Грея, мужчина ощутимо ускоряется, приступая к чужой шее — оставляя там видные отметены, на что Грей вскрикивает имя лорда и просит быть быстрее. Умоляет быть быстрей.    Гарри болезненно сжимает ягодицу парня, а затем выходит из него полностью. Дориан мычит в недоумении, ощущая пустоту внутри себя, но лорд Генри тут же снимает хрупкое тело с музыкального инструмента, помогая ему переместиться на стул для того самого рояля.  Голова Грея размещается на кожаной обивке банкетки, теперь он стоит коленях, по-собачьи как-то, что вовсе не смущает ни одного из мужчин. Лорд Генри грубым толчком входит в Дориана и задаёт быстрый темп, начиная вбиваться в юное тело своего идеала, пока тот вжимается в чёрную кожаную сидушку лицом, постанывая и срываясь на крики от боли и наслаждения.    Сейчас Дориан Грей не мог думать ни о жизни за пределами этих стен, ни о клубах и сплетнях, ни о Бэзиле Холлуорде и даже ни о своём проклятом портрете. Лорд Генри Уоттон отравил его душу и тело.   Грей кончил первый, без рук, вот так вот позорно — от одного лишь члена в заднице. Генри же излился внутрь юноши, достигнув пика ровно в тот момент, когда мышцы Дориана сжались вокруг члена Гарри, во время оргазма.  Кажется, лорд Генри ещё раз обмолвился о совершенстве Дориана Грея, после чего оба направились в покои, отдыхать.     Я посвящаю свою жизнь жажде наслаждений и порока, я посвящаю свою жизнь Вам, мой Мефистофель.