Нежность

      — Мне кажется, — начала М’Ганн, ставя тарелку с печеньем и чашку с дымящимся чаем перед светловолосой лучницей, сидящей за барной стойкой в пещере. — что Уолли к тебе неравнодушен.       Артемида подняла спокойный взгляд на подругу и по-доброму усмехнулась.       — О чем ты? — спросила она, плавно отводя взгляд в сторону. — Никогда такого за ним не замечала.       Никто в команде — кроме Робина, разумеется — не мог точно сказать, что между ними происходит. Наблюдая за ними со стороны, можно подумать, что не находись они в одной команде, эти двое давно перегрызли бы друг другу глотки или, как минимум, сбежали бы друг от друга на другой конец света, и в то же время каждый из них был готов разорвать любого, кто решился бы навредить другому. Никто из команды не мог с уверенностью понять, что это. А они в этом и не нуждались, ибо сами не до конца осознавали происходящее.       Все действия совершались на интуитивном уровне. Некая нежность, видимая лишь им двоим, сочится в каждом мимолетном взгляде друг на друга во время теплых дружеских посиделок команды, когда, словив смешинку, Артемида незаметно, на какой-то короткий миг, бросает глаза на Уолли, чьи глаза загораются каким-то волшебным огоньком от забавной шутки, а веснушки, казалось, начинают бегать по его лицу, и тут же отводит их, поймав на себе теплый взгляд его глаз.       Эта нежность бьет словно электрический заряд, когда его пальцы слегка касаются ее руки, протягивающей ему второй аппарат для дыхания под водой, пока их корабль тонет во время миссии. Он так и остался бы стоять и пялиться на нее удивленным взглядом, если бы не ехидное покашливание Робина, напоминающего о том, что они, вообще-то, тонут, и у них, кстати, есть неоконченная миссия.       Нежность жаром обжигает кожу Артемиды сквозь его перчатки, когда он неожиданно берет ее на руки и бежит, спасая от очередной непредвиденной ею опасности. В такие моменты она может позволить себе на секунду обхватить руками его шею — для того, чтобы удержаться, конечно — и прижаться крепче, уже посылая этот же жар незаметно краснеющему спидстеру.       Даже где-то между их взаимными подколами и шуточками, когда она называет его Кид Идиотом, а он ее — гарпией, проскальзывает та же самая нежность, дающая им обоим понять, что все это не всерьез.       Она чувствуется в тепле ее мозолистых от лука и стрел рук, когда она перевязывает сломанную руку Уолли, фиксируя ее в нужном положении, и в его окрике ее имени, когда она падает навзничь, придавленная Волком.       Эта нежность прозрачно витает вокруг них, когда Артемида преспокойно вытягивает картошку фри из картонной коробочки в руках Уолли, который, к слову, никогда не делится своими снеками с кем бы то ни было. Однако когда Артемида преспокойно берет один из тысячи одиннадцати бургеров, сложенных кучкой на столе возле Уэста, Робину хочется кое-что проверить.       — Эй, чувак, дай-ка попробовать! — и он протягивает руку к заветной кучке, намереваясь взять бургер оттуда, когда вдруг получает ощутимый шлепок по руке от своего рыжеволосого друга. Вскрикнув возмущенное «Ауч!», он слегка обиженно и в то же время ехидно наблюдает за тем, как тем временем Артемида откусывает кусок украденного бургера в одной руке, второй рукой ставя на стол перед спидстером колу и бросая небрежное «Не подавись».       Даже в их частых ссорах едва сквозит эта нежность, не давая Уолли бросить обидное «сука» в ее сторону и услышать ответное «мудак» и сдерживая обоих от чересчур резких слов.       Эта нежность не дает им обоим сдаться на поле боя, когда они после болезненного падения, сжимают руки друг друга и поднимаются, кряхтя и не отрывая друг от друга поддерживающего взгляда.       Артемида чувствует эту нежность, когда Уолли со слегка краснеющими щеками протягивает ей новые стрелы, навороченные и нет, неуклюже обернутые в подарочную бумагу, в качестве подарка на день рождения, что-то бурча о том, что недавно случайно сломал ее старые.       Она ощутимо посылает обоим бабочки в животе, когда они после очередной выполненной миссии, грязные, уставшие и с ссадинами на теле, прижимаются друг к другу лбами, выравнивая дыхание и параллельно проверяя состояние стоящего напротив.       Они не могут назвать это отношениями. Это явно не что-то дикое вроде страсти, не что-то клишированное как любовь и не настолько поверхностное как просто дружба.       Это внимание, забота, духовная близость, позволяющая почти читать мысли друг друга. Это что-то слишком личное, чтобы рассказывать об этом М’ганн или Затанне. Это что-то видное лишь им двоим, что-то слишком прозрачное для взора окружающих.       Их нежность.