Да Озарит Серебряный Свет Горькую Благодарность

      Этот пруд, стоящий около дороги, имеет дурную славу. Говорят, там живут утопленники, что зазывают ночных странников своими песнями. Сидят у берега, рассчесывают свои длинные волосы от травы и тины, и напевают колыбельные. Всякий, кто их услышит, впадает в сон, и ноги сами ведут его к пруду. А дальше - темнота.       У утопленников волосы длинные, спутавшиеся. Говорят, до того они их любят, что даже готовы сохранить жизнь тому, кто подарит им новый гребень.       Из деревни неподалеку слышатся крики: сын ремесленника в честном поединке зарубил зазнавшегося купца, что уже несколько месяцев держал людей в страхе и бедности. Хоть народ и хотел жить хорошо, но перечить все же боялся. Бравому юноше исполнилось ровно семнадцать лет.       Вечером, после застолья, виновнику торжества нужно было избавиться от тела. Такого негодяя нельзя было хоронить с обрядами, он годился только на съедение нечисти.       Выпив чарку вина, дабы не забыться от страха, парень спрятал гребень за пояс, взял мертвеца за ноги и поволок в сторону большой дороги, к старому пруду. Милый алый мой цветок, Твой кровавый лепесток В черном цвете звездной ночи Улетел в ручья поток. Милый маковый цветок, Перерезан стебелек. Жди, весною через зиму Будет воздуха глоток.       В ушах застучало, а грудь отчего-то расширилась. Пальцы стали горячими. Было страшно, но назад поворачивать еще страшнее: если не избавиться от тела, этой ночью оно оживет, а через два дня придет по душу убийцы.       До нужного места оставалось всего ничего. Уже с края дороги виднелась водная гладь с расходящимися из разных мест кругами. Начинавшаяся совсем тихой песнь стала гораздо громче, просачиваясь не только в уши, но и в мозг. Юноша со всей силы вцепился в гребень за своим поясом. Пока он не лишился рассудка, он решил криком оповестить тварей ночных о причине своего прихода: — Здравствуй! Я пришел сюда не с пустыми руками! Не веди свои песни, не морочь мне голову, а то не получишь подарков! — на этих словах чужой голос оборвался и отовсюду снова начал доноситься стрекот кузнечиков.       Когда мертвое тело уже было брошено у линии берега, к нему подплыло что-то, внешне похожее на человека. Невзирая на красивое лицо, тело и волосы, густым черным водопадом спадающими на плечи, существо ужасало: оно имело землянистый цвет кожи, а через едва открытый рот виднелись два ряда острых как кинжалы зубов. В полусумерках его руки казались похожими на ветки: на длинных тонких пальцах крупными ольховыми шишками выделялись суставы, ногти были обломаны, наверняка от камней и чужих костей. Утопленник локтями оперся на тело и заинтересованно посмотрел на незваного гостя. — Как звать тебя? — существо лишь моргнуло два раза, склонив голову. — Молчишь? Это же ты пел недавно? — мутные глаза поднялись и посмотрели прямо на юношу. Милый алый мой цветок, Твой кровавый лепесток В черном цвете мирской ночи Улетел в ручья поток…       По спине молодого человека прошел холод. Оказалось, звучал этот голос лишь в его голове. — Х-хватит! — мальчишка испуганно отшагнул. — Мое имя Ин Гуан, — осмелел юноша и протянул существу гребень. Водяной житель почти коснулся своего подарка, но тут же одернул руку, выразительно посмотрев на человека. — Ты можешь мне верить, смотри, — парень пару раз прочесал свои волосы. — Видишь? Он не заколдован, бери.       Существо все-таки приняло вещицу, с интересом разглядывая выгравированные розы и колючие стебли. Ин Гуан сел на корягу. — Я сам убил этого человека. Он не оставлял мою деревню в покое, не давал спокойно жить. А сегодня я совершеннолетен. В ответе за свои поступки сам. Злой был при жизни купец, да умер не своей смертью. Восстанет — пойдет судьбы людей рушить, поэтому лучше ты его съешь. И миру польза и тебе радость.       Утопленник с благодарной улыбкой обнял мертвое тело и нырнул с ним вглубь. Ин Гуан вздохнул спокойно и, наконец, пошел обратной дорогой.       Ни через день, ни через неделю никто не пришел узнать, куда делся купец. Видать, и у себя его не любили. Пропал — и хорошо, и оплакивать его пропащую душу некому. В деревне жизнь шла своим чередом. Ремесленник со своим сыном мастерил различную утварь, мать и сестры заготавливали соленья на зиму. Работы в этом году было много, потому как весной удалось хорошо задобрить духа земледелья. Жители несколько дней выбирали самую крепкую собаку, чтобы напоить ее белым вином и принести в жертву.       Солнце давно село. Младшая из сестер, девочка десяти лет, заплетала в волосах Ин Гуана тонкую косицу. — Ишь ты, девчушка, через пять лет замуж выходить, а мы все заплетаемся, — в ответ на насмешливый упрек отца послышался веселый хохот ребенка. — И кому, мужику взрослому! Ин Гуан, как тебе сидится?       Девочка выудила из кармашка деревянную бусину на красной ленте и начала вплетать в волосы старшего брата. — А это откуда? — мужчина повернулся к жене, отдыхающей у горящей лучины. — Сегодня разбирали прабабкин сундук, там на дне и валялось. И не приспособишь никуда, а дочке понравилось — себе забрала. Баловчиха! Говоришь ей — шей фартук, твой износится скоро, а она все цветочки сидит вышивает! — Полно уже, полно, — вздохнул Ин Гуан. — Еще вырастет. Идемте спать, — юноша заправил черные волосы за ухо, поправив косичку, чтобы она лежала на груди, и строго взглянул на сестру. — Особенно ты. Бегом.        Хихикая, младшая убежала на печку и накрылась шерстяным одеялом с головой. — Мать, как же ты так делаешь одеяла, что они у тебя хохочут? — посмеялся отец.       Вслед за этим раздался гогот ребенка. До того это было заразительно, что рассмеялась даже старшая сестра, обычно хранившая грозное лицо. Милый алый мой цветок, Твой кровавый лепесток В черном цвете звезднойй ночи Улетел в ручья поток. Милый маковый цветок, Перерезан стебелек. Жди, весною через зиму Будет воздуха глоток       Звонкий смех и звуки вокруг резко показались Ин Гуану отчего-то далекими. В голове у него опустело, все мысли вытеснила одна: как можно скорее ему нужно быть у старого пруда. — Чему ты так удивился? — спросила женщина. — Ничему. Мне нужно идти, я скоро вернусь. — И куда же ты на ночь глядя? Не то невесту нашел? — Ох, мать, если бы такой красавец и загулял с кем-то, знала бы вся деревня, — озадачился отец. — Куда ты в такую темень-то собрался? — Я скоро вернусь, — Ин Гуан лишь отмахнулся и вышел под непонимающие взгляды родителей и сестер.       Звезды золотыми веснушками украшали ясное ночное небо. Краюшка месяца благодушно освещала юноше путь. В такие ночи даже нежити любо внимать красоту.       Без всякой опаски, но все же поторапливаемый песнью, юноша дошел до края дороги. В промежутках между зарослями кустов виднелся по колени стоявший в воде нагой человек. Голос в голове оборвался, а сердце тут же встало. Что делать? Нечисть не заставляла против воли подходить слишком близко, но уже приметила этого человека. Предвещает это беду или благо — осталось гадать, но ежели это зло, то злом оно и кончится. Терять было нечего, и парень подошел ближе. Существо протянуло руку. Когда дрожащая теплая ладонь накрыла мертвую, мокрые пальцы сомкнулись. Ин Гуан хотел было вырваться, но его резко дернули. От страха он закрыл глаза.       Все резко стихло. Холод поднимался снизу и расползался вверх по телу. Зябко. Белесые зрачки смотрели на него выжидающе, но не гневно, отчего становилось как-то не по себе.       Плеча коснулось что-то холодное и мокрое и плавно поднялось до шеи. Сердце Ин Гуана билось как у испуганного зайца. Мертвая серая рука склизкими пальцами провела по голой шее и силой заставило юношу наклониться вперед. Ин Гуан задрожал. Своим лбом он касался лба покойника. «Сейчас я дам тебе одну вещь. Перед сном ты должен воспользоваться ей.»       На загривке снова мягко зашевелились мокрые пальцы. Утопленник сделал шаг назад, и, немного порывшись в своем тряпье, достал гребень и протянул Ин Гуану, после чего поспешно уплыл.       Стояла ночь, но даже под светом луны и звезд было понятно, что гребень этот провел в воде много лет. Он был черным и мягким, но на удивление сухим. Неужели нечисть специально сушила его? Ин Гуан поспешно зашагал в сторону дома. Луна по-прежнему освещала ему путь.       Хлюпающие сапоги переступили деревянный порог, за ними тонкой прядью влачилась тина. На вошедшего укоризненным взглядом посмотрел отец. Ин Гуан лишь молча прошел в дом. В средней комнате за плотной шторой стояла его койка. Без единой мысли в голове, тяжело двигаясь, он переоделся в ночную сорочку, оставил сапоги и промокшие штаны возле печи и сел. В руках лежал тот самый гребень. Что будет?       С одной стороны, нежить на то и нежить, чтобы губить людей, но с другой стороны, если не принять подарок, можно навлечь еще большую беду. Палка о двух концах: терять было нечего. Не расплетая косицы, юноша расчесался, положил гребень под подушку и уснул беспокойным сном.        Ин Гуан ворочался как в бреду: он видел юношу в белом, его улыбку, его живые, теплые руки, слышал его голос, почему-то зовущий чужим именем. Как же оно звучало? На утро вспомнить было тяжело, но, казалось, в этом имени и есть та тайна, которую необходимо узнать. Машинально юноша рассчесал волосы подаренным мертвецом гребнем. Откуда-то издалека послышался голос тетушки Се Мин: — Ткани мой муж все еще продает. Хотя уже не так хорошо, как раньше, но что с него взять. Как выручка — так пузырь. — Да уж, — говорила мать Ин Гуана. — А когда-то был ведь у вас в роду купец, все дела у него в гору шли, да только вот, ой-ой ужас-то какой, — причитала она. — Может, после этого проклятие на нас лежит...       Ин Гуан появился в дверях. — О чем говорите, тетушки? — Ишь ты, ни "здрасьте" ни "до свидания", спал до обеда, еще и шутки тут шутит! — Мам.       Се Мин поприветствовала юношу кивком. — Мне интересно послушать про купца, я не слышал эту историю.       Тетушка вздохнула, но начала рассказывать: — У моего мужа был дед — славный купец, но скверный человек. Не любил ни жену, ни сына, ни родителей. Сын у него не такой вырос: больше к ребятам лез, как девка, и подружился он со вторым таким же. Ну дед того парня и зарубил, пока он спал. Сын его с горя и утопился. Того паренька родственники, может, нас и прокляли, что упадок с годами все больше и больше...       Сердце Ин Гуана упало: сегодня ночью он проснулся от боли в шее. — Как звали этих детей? — Тебе знать зачем? — удивилась тетушка, но потом сказала: — Дядю покойного мужа моего звали Се Лянь, а друга его знать не знаю. Фамилия Хуа, а имя мне не известно. История полынью поросла, только и остались, что разговоры.        Весь день юноша думал над рассказом тетушки Се Мин и над своей судьбой. Почему-то имена, что она сказала, пробуждани разные чувства: "Се Лянь" излучало некое тепло и трепет, тогда как "Хуа" звучало как нечто мрачное, но именно этот мрак нужно было развеять, Ин Гуан это чувствовал, поэтому уже вечером он снова стоял на берегу злочастного пруда и ждал своего знакомого утопленника.       Уже смеркалось, когда из воды выглянул силуэт. Существо приближалось, но Ин Гуан почему-то не боялся. — Се Лянь. Тебя зовут Се Лянь, — уверенность в этих словах с каждой секундой только нарастала. Она взлетела вверх, когда утопленник улыбнулся. — Тогда я... Хуа... — юноша поднял свой растерянный взгляд на мертвое лицо. Чэн, свет мой, твое имя — Хуа Чэн. Что-то как будто ударило в голову, приступ тошноты скрутил живот и юноша сел на корточки. По плечу легко похлопала мертвая рука. Прости, за это. И спасибо, что назвал меня по имени, теперь я могу говорить.        Мертвая рука ласково гладила парня по волосам. Я рад, что в этой жизни у тебя все хорошо, прости, что пришлось напугать тебя. Наши души связаны, ты знаешь?       На утопленника посмотрели два живых понимающих глаза. Он знает. Наверное, ты недоумевал, когда у тебя ничего не получалось с девушками - Се Лянь хихикнул. Его зубы теперь больше напоминали человеческие, а кожа была здорового цвета. — Смотри, что ты со мной сделал, — Се Лянь заправил Ин Гуану за ухо его косицу и показал ему свою руку. Обычную человеческую руку. Се Лянь засветился ярче солнца: — Спасибо, Хуа Чэн.        Ин Гуан, нет, Хуа Чэн смотрел на него с удивлением и трепетом. Он жив. Они живы.        Родители не успели привыкнуть к странному поведению их сына, как он собрал свои вещи и покинул дом. Он не мог им сказать, что уже не является тем Ин Гуаном, а чужой жизнью он жить не хотел. Несколько дней скиталась пара людей, пока не нашла постоянный ночлег. Говорят, в той избе бушует домовой, ворует еду и завывает ночью страшным голосом. Но новые жители нечисти не боятся.